Во имя любви к воину - читать онлайн книгу. Автор: Брижитт Бро, Доминик де Сэн Перн cтр.№ 12

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Во имя любви к воину | Автор книги - Брижитт Бро , Доминик де Сэн Перн

Cтраница 12
читать онлайн книги бесплатно

Практическая работа подходила им больше. Спрятавшись за высокими стенами нашего здания, они учились снимать земельные участки и садовников, жизнь в офисах, возню на кухне. Просмотр их первых кассет привел меня в шок. Они видели жизнь в темном цвете. Все без исключения. Нет сомнения, что это происходило из-за чадры и маленького поля обзора. Но это не мешало им, тем не менее, защищать свои жалкие репортажи, парируя мои доводы: «Такова жизнь». Я научила их тому, что жизнь иногда бывает хороша.

В одно летнее утро, очень рано — шум машин не перекрывал еще переливов колокольчиков, привязанных к гривам ослов, — я увидела, как Мерхия пересекла двор с опущенной головой и поскорее вбежала в класс. Куда делся ее сетчатый «саван»? Он был брошен в крапиву.

Она осмелилась. Осмелилась идти по улицам Кабула под взглядами мужчин, лишь покрыв голову. Он был грандиозен, этот ее жест независимости. Она дрожала как от страха, так и от гордости. Но понадобилось еще восемь месяцев, чтобы она перестала жалеть о своем прошлом заточении. Вооруженный бородач заставил ее носить чадру, когда ей едва исполнилось пятнадцать. Пролив море слез, не единожды упав, испытав удушье, потом она привязалась к ней. Мерхия призналась мне позже: «Мне стыдно было ее носить, теперь мне стыдно ходить без нее. Но как можно держать камеру с такими скованными движениями?»

Как только я приехала в страну, меня предупредили о чудовищном давлении на афганцев, особенно на женщин, со стороны общественного мнения. Один неловкий или неправильно понятый поступок, и их репутация летит ко всем чертям, а позор ложится на всю семью. Тогда я ввела правило, от которого ни я, ни мои ученицы не отступали: избегать любого поведения, которое может вызвать неадекватную реакцию. Я знала, что при малейшей провинности родители заберут у меня своих дочек, и они тут же будут выданы замуж. Каждый вечер я развозила девочек по домам на машине с нашим шофером, ведь было немыслимо, чтобы молодая девушка бродила одна по темным улицам. Я пользовалась моментом, чтобы поговорить с родителями и успокоить их. Они, как-никак, имели достаточно смелости, чтобы разрешить своим дочерям стать журналистками, и мужества, чтобы не обращать внимания на сплетни. Их доверие было очень важно для меня.

Они встречали меня очень гостеприимно, как того требует традиция, просили, чтобы я выпила чаю со сладостями, поужинала с ними. Я отказывалась, но они настаивали, не обращая внимания на мои протесты. У этих людей не было ни мяса, ни овощей, чтобы накормить своих детей, но я знала, что все это будет в моей тарелке. Я не могла этого допустить. Несмотря на то что в их жилищах не было ни проточной воды, ни электричества, они были безупречно чисты, так же как и палатки в лагере беженцев.

Начался месяц Рамадан. Но в «Айне» на вечерах для иностранцев алкогольные напитки лились рекой. Что может быть лучше для успокоения нервов, серьезно пошатнувшихся от нелегкой повседневной жизни? Многочисленные перебои с электроэнергией, ужасный холод зимой, языковой барьер — все это впридачу к послевоенной обстановке оправдывало маленькие слабости. Тем не менее меня они смущали, и когда утром я спускалась завтракать, то испытывала неловкость от такого количества пепельниц, наполненных окурками, и разбросанных повсюду бутылок.

Наутро при помощи двух французских журналистов, шокированных не меньше моего, я собрала весь мусор и выбросила в корзину, чтобы этого не пришлось делать уборщицам-афганкам. Что бы они подумали о манерах молодых европейцев? Наши ученицы первыми стали бы жертвами дурной репутации.

За несколько недель они научились наводить кадр, понимать смысл картинки, ее композицию. Но какой ценой! Эта ускоренная работа выжимала из меня все соки, у меня не было сил поужинать, я успевала только добраться до постели. У меня была маленькая комнатка с кроватью и стулом — негде походить взад-вперед, размышляя. Но наутро их энтузиазм, апломб, смех снова придавали мне сил. Их жажда познания, яростное желание научиться были явны, ощутимы. Я видела, что они созрели для того, чтобы сделать свой первый репортаж. К сожалению, я не могла предложить им ничего лучшего, чем съемки небольшими группами в интерьерах ассоциации «Ашиана», которая помогала беспризорным детям. Сама же улица с толпами зевак, глазеющих на молодых афганок, манипулирующих камерой, с нервозностью, которая все еще царила и могла перерасти в агрессивность, была для нас закрыта. Но они проявляли нетерпение.

Кабул — большая деревня, где все друг друга знают. «Айна» была необычной организацией; ее создатели-энтузиасты, не будучи профессионалами, вызывали симпатию. И народ всегда толпился у этих «НЛО», которые умели организовать праздники по-особенному.

К середине сентября моя миссия в «Айне» заканчивалась. В мою честь была организована церемония, собравшая цвет представителей гуманитарных миссий. Почти весь Кабул пришел в здание «Айны». Я попросила нескольких учениц поснимать: мог бы получиться неплохой репортаж. Убедившись, что платки хорошо сидят на их головах, я бросила девушек в гущу праздника с камерами наперевес. В то время, когда Джамиля и Нилаб сосредоточенно работали, вошел директор ЮНЕСКО. Увидев их, он растерялся. Эти женщины, которых столько лет ни во что не ставили, вышли в люди и работали как настоящие телевизионщики!

На следующий же день ЮНЕСКО предоставила нам бюджет для работы, за ней последовали другие организации. Мы стали почти богатыми. Я сразу же стала получать зарплату в тысячу евро — не бог весть какие деньги, но они позволили мне взять на «Франс-3» продолжительный отпуск без сохранения содержания и продолжить работу.

Иногда моим ученицам не хватало усидчивости. Я выяснила, что они пропускали занятия, как только подворачивалась возможность немного подзаработать на пропитание. И так как наша касса наполнялась, я потребовала, чтобы девочкам выплачивали зарплату в 100 долларов в месяц. За это они должны приходить каждый день, иначе я могла их отчислить.

В СМИ у нас был настоящий триумф. Иностранные журналисты интересовались нами, и афганцы тоже. Статья, прочитанная в афганской газете, побудила англичанку Полли Хайман зайти к нам, когда она была проездом в Кабуле. «Нужна ли вам квалифицированная помощь?» — спросила она, улыбнувшись. Предложение было незамедлительно принято. Полли помогала мне в обучении, и я поняла, какое это счастье — работать с человеком, который настроен с тобой на одну волну и глубоко уважает традиции афганского общества, эту высшую ценность. В один из августовских дней повидать меня пришел Зубайр. Он покинул Панджшир и обосновался с молодой женой в Кабуле в надежде найти работу, как многие другие. Он попросил: «Брижитт, окажи мне услугу. Не для меня, а для девушки, которая недоедает. Ее семья очень бедна… Ты можешь взять ее на свои курсы?» Я сказала «да», не раздумывая, — нас связывало столько воспоминаний. Он помялся и после колебаний сказал: «Она — инвалид, хромает. Ее нога была искалечена реактивным снарядом во время гражданской войны».

— Ничего, посмотрим. Если она недостаточно проворна, чтобы передвигаться и снимать, она может стать прекрасным монтажером.

На следующий день, когда я вела урок, вошел Зубайр. За ним стоял призрак, одетый в черное, каких десятками можно встретить на улицах Кабула. Этот еще и прихрамывал. С платком, натянутым на лоб до бровей, с зеленоватым лицом, горбатым носом, с испещренной кожей — да уж, природа не побаловала это бедное создание. Но что поражало в ней, так это отсутствие жизненной искры, полное неверие в себя, отсутствие всякой надежды. Гуль Макай, так ее звали, пряталась за спиной Зубайра. Я догадывалась, что она мечтала исчезнуть из нашего поля зрения по мановению волшебной палочки. Передо мной была девушка 22 лет, растерзанная несчастьем. Надо было ее ободрить, помешать закрыться еще больше. Я улыбнулась. Она бросила на меня взгляд, но потом он устремился куда-то за мое плечо. Еле слышным голосом она объяснила, что шила одежду для Красного Креста. После смерти отца она стала старшей в семье, но тех нескольких афгани, которые она зарабатывала, было недостаточно, чтобы прокормить семью. Гуль не отвечала ни одному критерию, с которыми я подходила к своим ученицам, но у меня не хватило решимости ее отослать. Вскоре я об этом пожалела. Другие мои ученицы заряжали меня энергией благодаря своей необузданной силе, которая мне так в них нравилась. С Гуль же все было наоборот. Она находилась среди нас, пунктуальная и безразличная, отказываясь подпустить к себе поближе, раскрыться, не позволяя донести до нее те понятия, которые мне хотелось бы вложить в нее. Словно все это было ей не нужно. Как если бы она спряталась в темном уголке, закрыв на замок все входы и выходы.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию