Галили - читать онлайн книгу. Автор: Клайв Баркер cтр.№ 23

В тот день в сеть Зелима попались и лангусты, и камбала, и даже небольшой осетр. А внизу трепыхалась диковинная рыба, Зелим никогда прежде такой не видел — она все еще билась так отчаянно, словно обладала неиссякаемым запасом жизненных сил. Она была крупнее прочих, и плавники ее отливали не серебром, а пурпуром. Странная добыча сразу привлекла внимание. Одна из женщин, стоявших на берегу, во всеуслышанье заявила — это не что иное, как рыба-демон.

— Взгляните только, как эта тварь на нас смотрит! — закричала она, и голос ее задрожал от испуга. — О Господи, спаси, как она на нас смотрит!

Зелим ничего не ответил, ибо взгляд неведомой рыбы тревожил его не меньше, чем женщину. Ему казалось, что она пристально наблюдает за людьми своими раскосыми глазами, словно хочет сказать: рано или поздно вы все умрете, как сейчас умираю я, рано или поздно все вы будете биться в последней агонии и отчаянно хватать ртом воздух.

Паника, охватившая женщину, передалась всем собравшимся на берегу. Дети подняли плач, и взрослые приказали им бежать прочь и ни в коем случае не оглядываться на рыбину и на Зелима, который осмелился притащить эту тварь на берег.

— Я тут ни при чем, — пытался оправдаться юноша. — Она просто попала в мою сеть.

— Но почему она попала именно в твою сеть? — пропищал Бару, проталкиваясь между наиболее храбрыми односельчанами, оставшимися на берегу. — Я скажу тебе, почему! — изрек он, указывая пухлым пальцем на Зелима. — Она хочет быть с тобой.

— Рыба хочет быть со мной? — переспросил Зелим. Слова Бару показались ему такими нелепыми, что он рассмеялся, но смеялся он один. Остальные же не сводили глаз с обвинителя и с жуткой улики — рыба все еще трепыхалась, хотя все прочие ее товарки по несчастью давно затихли.

— Это всего лишь рыба, — вновь воззвал Зелим к разуму односельчан.

— Клянусь, никогда прежде я не видел подобной рыбы, — заявил Бару. Он обвел взглядом толпу, охваченную предвкушением скандала. — Где Кекмет?

— Я здесь, — раздался голос старого рыбака. Он стоял за спинами односельчан, и Бару сделал ему знак подойти. Кекмет неохотно приблизился к сети. Он прекрасно понимал, что замышляет хитрый толстяк.

— Как давно ты рыбачишь здесь? — громогласно осведомился Бару.

— Почти всю свою жизнь, — ответил Кекмет. — Но я знаю, о чем ты спросишь сейчас. И отвечаю сразу — мне ни разу не попадалась рыба вроде этой. — Старик взглянул на Зелима. — Однако, Бару, это вовсе не значит, что это рыба-демон. Это значит лишь... что это редкая рыба, вот и все.

Лицо Бару исказила коварная ухмылка.

— Значит, это всего лишь редкая рыба. Так, может, ты согласен съесть ее?

— А что еще делать с рыбой? — попытался вмешаться Зелим. — Неужели отпустить?

— Бару не с тобой разговаривает, — оборвала его одна из женщин. Она была известна характером не менее вздорным, чем у Бару, хотя ее узкое бледное лицо было полной противоположностью его красной роже. — Отвечай, Кекмет! Отвечай! Скажи нам, решился бы ты засунуть себе в брюхо хоть кусочек этой твари.

И женщина опасливо взглянула вниз, на рыбу. К несчастью, именно в тот момент рыба как-то по-особому закатила свой желтый глаз, и женщине показалось, будто та пристально смотрит на нее. Женщина вздрогнула, выхватила из рук Кекмета палку и стала что есть мочи колотить рыбу — она ударила ее не раз и не два, а не менее тридцати, так что рыба превратилась в месиво. Наконец женщина отбросила палку на песок и с ехидной усмешкой, обнажившей ее гнилые зубы, вновь обратилась к Кекмету:

— Ну как? Готов ты ее съесть?

Кекмет покачал головой.

— Вы можете верить в любые бредни, — произнес он. — Я не способен вас переубедить. Возможно, ты прав, Бару. Возможно, все мы прокляты. Мне все равно. Я слишком стар, чтобы о чем-либо тревожиться.

С этими словами он оперся на плечо стоявшего рядом ребенка, словно теперь, когда у него отняли палку, он не мог обходиться без поддержки. Затем, легонько подталкивая мальчика, он захромал вдоль по берегу, прочь от толпы.

— Ты приносишь нам слишком много вреда, — изрек Бару, обращаясь к опустившему голову Зелиму. — Ты должен уйти.

Зелим счел за благо не вступать в спор. Он понимал, что в словах нет проку. Юноша подошел к своей лодке, взял лежавший там нож для потрошения рыбы и побрел в сторону деревни. Оказавшись дома, он собрал свои нехитрые пожитки, для этого ему не потребовалось и часа. Когда же Зелим вышел на улицу, она была пуста, соседи — из стыда ли, из страха ли — предпочли укрыться в своих домах. Но юноша чувствовал, как они провожают его глазами; в эту минуту он почти желал, чтобы обвинения Бару оказались правдой, он хотел обладать способностью налагать порчу, чтобы назавтра всех жителей деревни поразила слепота.

А теперь позвольте мне поведать о том, что случилось с Зелимом после того, как он покинул Атву.

Полный решимости доказать — хотя бы самому себе, — что лес, из которого вышли чудесные странники, не так уж и опасен, он отважно углубился в гущу деревьев. В лесу было холодно и сыро, и не раз юноша подавлял в себе желание вернуться на залитый солнечным светом берег, но со временем эти мысли, а вместе с ними и страхи развеялись. Сколько он ни шел, вокруг не было ничего, что могло бы причинить ему вред. Правда, частенько ему на голову падало чье-то дерьмо, но всякий раз злоумышленниками оказывались самые обыкновенные птицы, а не пожиратели детей, о которых он слышал столько жутких историй. Порой до него доносились шуршание или треск сучьев, и, вглядевшись в заросли, он различал блеск глаз притаившегося там существа, но то были не странствующие джинны, а всего лишь кабан или дикая собака.

Вместе со страхами исчезла и настороженность, теперь Зелим шагал уверенно и, к собственному удивлению, ощущал, что на душе у него становится все легче. Он даже стал напевать. И то была не рыбачья песня, полная неизбывной тоски или же грязных непристойностей, но одна из тех, что Зелим помнил еще с детства. Простые слова, пробуждающие счастливые воспоминания.

Зелим не страдал ни от голода, ни от жажды, в лесу в изобилии росли ягоды, а пил он из прозрачных ручьев, петляющих между деревьями. Дважды он находил в кустах птичьи гнезда и лакомился сырыми яйцами. И лишь ночью, когда юноша устроился на отдых (он ориентировался по солнцу и в темноте мог заблудиться), его охватила тревога. Ему нечем было развести огонь, и он до самого рассвета сидел под деревом и молил Бога, чтобы тот уберег его от медведей и волков, вышедших на поиски добычи.

Через четыре дня и четыре ночи Зелим пересек лес и выбрался на открытую местность. За это время он так привык к царившему в чаще полумраку, что от яркого солнечного света у него разболелась голова. Решив продолжить путь немного позднее, когда зной спадет, он опустился в высокую траву на опушке и задремал, сморенный жарой и усталостью. Проспал он до самых сумерек. Разбудил его то стихающий, то набирающий силу хор голосов молившихся людей. Зелим сел и осмотрелся по сторонам. Поблизости от места, где он спал, юноша увидел каменистую гряду, напоминавшую спинной хребет мертвого чудовища, а по узкой тропинке, что вилась меж валунов, шли несколько монахов, распевавших молитву. Некоторые из них несли светильники, в отблесках которых Зелим разглядел лица путников — взлохмаченные длинные бороды, сурово нахмуренные брови, выгоревшие на солнце волосы. Юноша подумал, что эти люди немало пострадали за свою веру.