— Знаешь, что есть страна, лежащая между отражениями?
— МЕЖДУ? Нет. Это бессмысленно.
— Вот там я и был.
— А как ты туда попал?
— Не знаю. Думаю, с большим трудом. С Мандором и Ясрой все в порядке?
— Когда я видел их в последний раз, все было о'кей.
— А что насчет Люка?
— Мне незачем было его разыскивать. Хочешь, чтобы я занялся этим?
— Попозже. Сейчас поднимись по лестнице и загляни в королевские покои. Мне нужно знать, есть там сейчас кто-нибудь, или нет. Потом еще нужно, чтобы ты проверил камин в спальне. Посмотришь, вернули ли на место незакрепленный камень, или он все еще лежит на каминной решетке.
Он испарился, а я принялся мерить комнату шагами. Сесть или лечь я боялся, подозревая, что тут же усну, а проснуться будет нелегко. Но не успел я нашагать много, как передо мной, крутясь, снова появился Призрак.
— Там королева Виала, — сказал он, — она у себя в мастерской. Незакрепленный камень поставлен на место, а в коридоре во все двери стучится карлик.
— Черт, — сказал я, — значит, они знают, что он исчез. Карлик?
— Карлик.
Я вздохнул.
— Похоже, лучше пойти наверх, вернуть на место Камень и попробовать объяснить, что произошло. Если Виале понравится моя история, она может просто забыть упомянуть об этом Рэндому.
— Я перенесу тебя наверх.
— Нет, это было бы не слишком благоразумно. И не слишком вежливо. Лучше я пойду, постучусь, и пусть на этот раз меня пригласят как положено.
— А как узнать, когда стучать в дверь, а когда просто зайти?
— Обычно, если дверь заперта, в нее стучат.
— Как этот карлик?
Откуда-то снаружи донесся слабый стук.
— Он что, просто идет мимо и стучит во все двери без разбора? — спросил я.
— Ну, он пробует стучать во все по очереди, по этому не знаю, можно ли сказать, что он делает это без разбора. Пока что все двери, в которые он пытался достучаться, вели в пустующие покои. Что-нибудь через минуту он доберется и до твоей.
Я прошел через комнату к двери, отпер ее, открыл и вышел в коридор.
И точно — там ходил какой-то коротышка. Стоило мне открыть дверь, как он посмотрел в мою сторону, бородатое лицо тут же расплылось в улыбке, обнажая зубы, и он направился ко мне.
Очень быстро стало ясно, что он горбат.
— Господи! — сказал я. — Вы Дворкин, правда? Настоящий Дворкин?
— По-моему, да, — ответил он, и голос его не был неприятным. — А ты, надеюсь, сын Корвина, Мерлин.
— Он самый, — сказал я. — Очень приятно. Такое не каждый день бывает… и в столь необычное время…
— Это не светский визит, — заявил Дворкин, приблизившись и хватая меня за руку у плеча. — Ах! Вот твои покои!
— Да. Не зайдете?
— Благодарю.
Я проводил его внутрь. Призрак сделался примерно полдюйма в диаметре и притворился мухой на стене, заняв место на доспехах как заблудившийся солнечный зайчик. Дворкин быстро обошел гостиную, заглянул в спальню, некоторое время пристально смотрел на Найду, пробормотал: «Никогда не буди спящего демона»; на обратном пути, проходя мимо меня потрогал Камень, покачал головой, словно предчувствуя дурное, и погрузился в то кресло, в котором я боялся уснуть.
— Не хотите ли стакан вина? — спросил я.
Он покачал головой.
— Нет, спасибо, — ответил он. — Ближайший Сломанный Лабиринт починил ты, верно?
— Да.
— Зачем ты это сделал?
— У меня не было особого выбора.
— Лучше расскажи мне все как есть, — сказал старик, дергая себя за неопрятную клочковатую бороду. Волосы у него были длинные и тоже нуждались в гребешке. И все же ни в его глазах, ни в словах не было ничего безумного.
— История эта не проста, и, чтоб не заснуть, пока она не будет рассказана до конца, мне требуется кофе, — сообщил я.
Он простер руки и между нами появился маленький столик с белоснежной скатертью, на нем было два прибора, а рядом с приземистой свечой — дымящийся серебряный графинчик. Еще там был поднос с бисквитами. Я бы не сумел так быстро доставить все это. Интересно, подумал я, а Мандор смог бы?
— Раз так, я присоединяюсь, — сказал Дворкин.
Я со вздохом налил нам кофе и приподнял Камень Правосудия.
— Может, сначала вернуть эту штуку, а потом уж начинать, — обратился я к Дворкину. — Потом можно будет избежать множества неприятностей.
И начал было вставать, но он покачал головой.
— По-моему, это ни к чему, — объявил он. — Если ты теперь останешься без него, то, вероятно, погибнешь.
Я снова сел.
— Сливки, сахар? — спросил я.
9
Я медленно приходил в себя. Знакомая голубизна оказалась озером небытия, я качался на его волнах. Я здесь, потому, что… я здесь, как поется в песне. Перевернувшись на другой бок внутри своего спального мешка, я подтянул колени к груди и опять уснул.
В следующее пробуждение я быстро огляделся; мир все еще был голубым. Многое можно сказать в защиту прошедшего испытания настоящего мужчины. Потом я вспомнил, что в любой момент может появиться Люк, чтобы убить меня, и сжал пальцы на рукояти лежавшего рядом меча, напрягая слух, чтобы уловить — не идет ли кто.
Проведу ли я день, колотясь о стену хрустальной пещеры? Или явится Ясра и опять попытается убить меня?
Опять?
Что-то не так. Сколько всего было, впутанными оказались Юрт и Корал, Люк и Мандор, даже Джулия. Все это был сон?
Короткий приступ паники прошел быстро, а потом мой блуждающий дух вернулся и принес то, что не удавалось вспомнить. Я зевнул. Снова все было, как надо.
Я потянулся. Сел. Протер глаза.
Да, я вернулся в хрустальную пещеру. Нет, все, что случилось с тех пор, как Люк заключил меня сюда, не было сном. Я вернулся по собственному выбору: а) время, которое здесь уходило на то, чтобы основательно выспаться, для Эмбера было лишь кратким мгновением; б) здесь никто не мог потревожить меня, связавшись через Козырь; и в) потому что, возможно, здесь меня не могли выследить даже Логрус и Лабиринт.
Откинув волосы со лба, я встал и отправился умыться. Хорошо, что я додумался с помощью Призрака перенестись после беседы с Дворкиным сюда. Наверняка я проспал часов двенадцать — таким глубоким непотревоженным сном, что лучше не бывает. Я осушил четверть бутылки воды, а остатками умылся.
Позже, одевшись и сунув простыни в шкаф, я вышел в коридорчик перед дверью и постоял в свете, падавшем из штольни над головой. Видный через нее кусок неба был чистым. В ушах у меня все еще звучало то, что сказал Люк в тот день, когда заточил меня сюда и выяснилось, что мы — родственники.