Волчьи тропы - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Фролов cтр.№ 78

Поля, снова поля, бескрайние, словно и не по Сибири едешь. Озеро, река, мертвая деревня. По столбам развешаны распятые скелеты, стучащие на ветру белыми костями, целая улица скелетов, пирамида из черепов. Странный знак на стене одной из уцелевших изб. Обгорелый дом, из заколоченных окон которого все еще торчат изогнутые мертвые руки тех, кто тщетно пытался покинуть объятое пламенем здание. Рифленое колесо «Слейпнира» с треском переезжает полинявшую табличку с названием поселения «Красный Дол».

Снова вверх, новые высоты, воздух становится более резким и чистым, в голове шумит. Вверх, и машина вползает в предгорья Салаирского Кряжа, мира нехоженых земель, могучих елей, обживших обгорелые склоны, и одиночек: сталкеров и рейнджеров, живущих в этих краях по своим собственным, не менее странным, чем у северян, законам. Мир волчьих троп, где за каждым поворотом может поджидать капкан.

Поселений почти нет, лишь редкие стоянки местных кочевников да охотничьи избы, сохранившиеся еще с позапрошлого столетия. «Слейпнир» не замечает преград, подобно настоящему восьминогому коню Одина, он скачет по тверди, словно не существует оврагов, каменных завалов и узких, как клинки, рек, шумящих в глубоких расселинах. Четырехсотметровые высоты, с которых виден горизонт, а если хорошо представить, то и далекий океан, страна кряжей и дремучих чащоб. Здесь «Слейпнир» осторожничает, выбирая дорогу и направление.

Это владения тотемов, примитивной жестокости и племен, лишь отдаленно имеющих право называться человеческими. Земли, куда бежали выжившие. Бежали, чтобы не вернуться. Мир Убежищ, покрывающих склоны на западе, поближе к Новосибирску, мир суровых и недружелюбных к чужакам двергов. Слейпнир ревет, бьет копытом каменистый грунт и продолжает свой путь через диск еще одного чуждого людям царства, упавшего на Мидгард с ветвей могучего когда-то Иггдрассиля. Там, дальше к югу, лежит пугающий и до озноба настоящий Утгард — «то, что за оградой», мир великанов, принимающих разные обличия…

Телеграфные столбы, чудом сохранившиеся среди курганов, пестрят охранными ленточками, керамическими бубенцами и черепами грызунов. Люди забыли предназначение странных вещей, вновь научившись думать как древние предки — примитивно и практично. Из старинных разбитых мотоциклов сложен верстовой знак, из труб разобранного газопровода построена лачуга шамана, умеющего говорить с бумагой…

Машина минует истоки рек и ручьев, пещеры и норы, вход в которые заказан простым смертным. К западу от Пихтового Гребня раумов опять настигает темнота. Вновь одинокий костер под колесами железного гиганта, и не отойти от огня, чтобы рука не лежала на обереге, а другая на рукояти верного меча. Слова и смех вязнут в прохладном воздухе, а солнце, готовящееся свалиться со своей колесницы на покой, провожает людей в ночь внимательным и предупреждающим взглядом. Не только люди бежали когда-то в эти горы от войны…

Гитара молчит, раумы сидят кругом и лишь двое спиной к жару костра, поглаживая винтовки, зорко осматривая подступающий со всех сторон лес. А тот гудит и стонет ветром, он неспокоен и встревожен, он живет и движется, разглядывая странных гостей. Вороны кружат в серых небесах, разгоняя облака. Во тьме ворочаются и глухо рычат те, кому заказан путь в круг света. Раумы молчат, сжимая в пальцах серебряные молоточки и Волькноты Одноглазого. Над огнем, разбрасывая искры ярче сухих поленьев, летят негромкие слова конунга:

— Тканой рубахой брани

Правнуки искр в ночи прикрывают

Белого золота отсветы,

Блеску сотни мечей хирда подобны…

Такие слова гонят злых духов прочь, такие висы позволяют без страха входить во мрак… Причудлива вязь слов. Кольчугой прикроет костер, в свете которого блеск серебpa подобен взгляду клинка. Конунг замолчал, плотнее заворачиваясь в теплый плащ.

Воины не спят: им не нужно, — лишь отдыхают, жарят тушу подстреленного вечером оленя и дремлют в тишине, готовые вскочить, словно сжатые пружины. Сны, будь они у этих людей, в землях Кряжа были бы страшны и черны.

Инеистая Грива, скакун, несущий по небосводу Ночь, наконец, теряет к ним интерес, обходит костер стороной и убегает вслед за солнцем, хвостом подкрашивая приближающуюся зарю. И вновь ревет волшебный конь Одина…

После рассвета, при спуске с одной из гор, в котловине, чьи каменные стены были разрисованы красными непонятными узорами, бронетранспортер закидали заточенными кольями, а сверху, едва не раздробив щиты, рухнули специально заготовленные камни. Машина рычит, пробираясь через завал, и идет дальше, не обращая внимания на дикарей. Завтра, может, через день, на скале появится еще один рисунок — чудесный восьминогий зверь, на крупе которого восседают бородатые люди, вооруженные длинными ножами…

Высоты Кряжа остаются за спиной — и вновь под колесами равнины и длинные извилистые холмы, сменяющие друг друга беспрерывной чередой. Тут опять живут. Точнее, жили. Выползая на старинные дороги, бронетранспортер раумов минует брошенные поселения, большие и совсем крохотные, а сидящие на щитах снаружи с почтением разглядывают забытых временем гигантов. Остаются за спиной развалившиеся угольные комбинаты, массивные башни, скалящиеся выбитыми окнами коробки зданий и эстакады, вгрызшиеся в бока холмов. Когда-то земля тут была черна от угля, растерянного с фабричных машин, теперь она черна от напалма, которым выжигали прорывающиеся из Алтайского края отряды.

Брошенные фабрики и комбинаты вызывают чувство жалости и отвращения, заставляя невольно отводить взгляд, — огромные лабиринты кирпичных и бетонных коробок, пережившие войну и ставшие прибежищем для тех, кто за всю свою жизнь даже не покидал их пределов. Гнойники на теле больной страны, вот уже какую сотню зим так и не способной излечиться. В небо торчат обломанные клыки фабричных труб, похожие на укрепления древних замков, захваченных беспощадным драконом. Они напоминают пальцы прокаженного, грязные и узловатые, в последней, так и не услышанной мольбе выброшенные навстречу высоте небес. Огромные массивы щедро разбросанных по сибирской земле железа, бетона и стекла, никому не нужных еще двести зим назад, не говоря уже о сегодняшних днях. Напоминания о былой цивилизации, с остервенением вбитые в плоть планеты, вживленные в нее, а после забытые навсегда. Отданные тем, кем в Городах сейчас принято пугать детей перед сном.

Нет, тролли не встают на пути бронемашины. Они словно знают, куда держат свой путь раумсдальцы, разбегаясь перед «Слейпниром» по вонючим норам и темным берлогам. Северяне уже не на круге Мидгарда. Лопнула преграда, разделяющая миры, Мировой Ясень качается и стонет, готовый упасть, а железный конь все продолжает нести викингов по выжженной тверди Йотунхейма. Это могло бы быть красиво — крохотная машина, ищущая дорогу среди призрачных поселений и уничтоженных территорий, — если бы не было так страшно…

Тут почти нет зверей, а пойманный на привале Сигурдом заяц едва не распорол тому руку второй парой задних лап. Сигурд еще держал в руках рычащую в агонии отрубленную голову зверя, когда обезглавленное тело, учуяв свободу, рванулось к ближайшей опушке. Птицы не спускаются вниз, предпочитая парить в поднебесье и проклинать все, что видят под собой, протяжными, режущими душу криками. Даже звуки побледнели тут, а щебень летит из-под колес машины не с привычным щелканьем и лязгом, а как-то бедно и неслышно. Минута за минутой, миля за милей крохотный крестик броневика северян ползет по вылинявшей карте на юг.