Десмонд осторожно шагнул вперед, отлепил от стола огарочек и
склонился над недвижимым мужчиной. И отпрянул, узрев вытаращенные застывшие
глаза, рот, ощеренный в застывшей ухмылке. Десмонд схватил лежащего за грудки,
тряхнул… и понял: его внезапный соперник мертв.
Он не помнил, как очутился на дворе. Прошло, наверное,
какое-то время, прежде чем студеные объятия метели вернули утраченное
соображение. Ох, бурная выдалась нынче рождественская ночь! Обесчещенная
девушка, убитый… Десмонд скомкал в пригоршне снег, прижал к левому виску, в
котором резко пульсировала боль. Сразу стало легче, в голове прояснилось. Надо
поскорее отыскать Олега, возок, быстрых коней, которые унесут его прочь отсюда.
Десмонду случалось проливать чужую кровь, но одно дело – встать с врагом лицом
к лицу, и совсем другое – прикончить кого-то из-за угла.
Правда, он защищал девушку, честь прекрасной дамы, если так
можно выразиться… Странствующий рыцарь, защитник угнетенных! Сэр Ланселот!
Пустое дело: гордиться сэру Десмонду совершенно нечем. Нет, скорее прочь
отсюда! Но куда идти? И тут же он ахнул, увидев огненный промельк впереди, за
белой завесой метели. Нелепая мысль, что демоны преисподней несутся в адских
вихрях за его грешной душой, пришла, но тут же была унесена порывом ветра. Да
никакие не адские вихри, искры летят из печной трубы!
Одно из двух: или где-то рядом изба, или… Сердце Десмонда
радостно забилось… или Олег догадался растопить сильный огонь в печи,
обогревающей возок. Опьяненный радостью, вмиг забывший обо всем на свете,
Десмонд ринулся на сверкающий «маяк». Но не пробежал и двадцати шагов, как с
двух сторон в него вцепились чьи-то руки, и два голоса (один, отрочески звонкий
и счастливый, – Олега, другой, надтреснутый от страха, – кучера) завопили
хором:
– Нашелся! Живой! Слава те, господи!
Вот уж воистину…
Глава 4
Что посеешь, то и пожнешь
– Я говорю вам, сэр, что человек, подобный вам, никогда не
ступит на палубу моего корабля!
– А я говорю, сэр, что уплатил за сие путешествие
преизрядные деньги, и вы не вправе лишить меня моей каюты!
– Ваши деньги… Вы, мистер рабовладелец, можете получить их
назад, дайте только мне время сходить за ними в каюту! – И капитан сделал
движение повернуться.
– Послушайте, сэр! – воззвал Десмонд в отчаянии. – Вы не
можете так поступить со мной! Ну что я такого совершил? Я был в стране, где
законы совсем иные, чем у нас, и принужден был жить по ее законам. Вы были
когда-нибудь в России?
Капитан всем своим молодым, гладко выбритым лицом показал,
что сама мысль о такой возможности приводит его в содрогание.
– Тогда как же вы можете судить? Это дикая азиатская страна,
совершенный Восток, где обычаи – истинные деспоты. Например, русское
гостеприимство! Ежели хозяин угостит тебя вином и ты не пьешь до дна, тебя
могут вызвать на дуэль, ибо хозяин сочтет себя оскорбленным. Ежели за обедом
оставляешь какое-нибудь блюдо нетронутым, хозяин вызывает повара – и на твоих
глазах способен отрубить ему голову: по его мнению, гость оскорблен дурным
качеством пищи!
В светлых глазах капитана появилось мечтательное выражение.
Он оглянулся на корабль и пробормотал:
– Сей обычай я полагаю вполне разумным и совсем не прочь
ввести его в обиход!
Десмонд деликатно сдержал улыбку и поспешил закрепить
завоеванные позиции, на шаг придвинувшись к берегу. Однако маневр его был
тотчас пресечен капитаном:
– В прошлом году я совершал рейс к берегам Испании, и там
некий господин, один из дикой американской нации, предложил мне баснословные
деньги, ежели я соглашусь загрузить трюмы африканскими рабами. Надо ли
говорить, как я поступил?
Десмонд поджал губы, потому что его так и подмывало
ответить, что он не вполне дурак. Перед ним было достаточно побитое штормами
судно для каботажного плавания, и даже переход из Кале в Дувр был для него
тяжеловат. Ну можно ли представить сей корабль посреди океана, по пути из
Африки в Новую Англию? Да никогда в жизни!
Разумеется, он смолчал и даже нашел в себе силы сокрушенно
покачать головой. Капитан мог воспринять жест как выражение сочувствия, но
Десмонд был сокрушен искренне. Дело его, кажется, безнадежно зашло в тупик. Неужто
придется возвращаться в трактир, снова снимать комнаты для ночлега, снова
терпеть двусмысленность, вдобавок каждую минуту ожидая окрика за спиной:
– Месье Рене (или Этьен, Оливье, Дени)? Какая неожиданная
встреча!
Под этими именами Десмонд жил во Франции. И он отнюдь не
обольщался расхожим мнением о том, что французы легкомысленны и созданы лишь
для романов и романсов. Можно не сомневаться: повстречай он кого-то из тех,
кому встал поперек дороги, спасая сторонников несчастного Людовика XVII, у французов
хватит ума схватить его и отправить в Париж, где гильотина по нему плачет уже
более года. Нет, надо немедленно убираться из Кале! Здесь его жизнь в
непрестанной опасности.
Сказать, что ли, это капитану? Нет, противнику деспотии
принципы дороже всего на свете! Стоп… а нельзя ли сыграть на его принципах?
Капитан тем временем, наскучив их беседою, сделал движение к
шлюпке, куда уже погрузились остальные пассажиры и теперь выражали явное
нетерпение.
– Вы бесчеловечны, сударь, – произнес Десмонд тихо, но так,
чтобы капитан его услышал. – Причем прежде всего к той несчастной, положением
которой так возмущены. А ведь я показывал вам ее бумаги. Показывал дарственную!
Она – подарок мне от одного моего русского друга, понятно вам? Вообразите, что
сделал бы баснословно богатый дикарь, вздумай я сказать, мол, не надобно мне
его даров, поскольку в Англии рабство презираемо и ненавидимо всеми порядочными
людьми. Он и не понял бы ничего, кроме того, что девушка мне не нравится.
Конечно, он стал моим вековечным врагом, но мне плевать, я не собираюсь
возвращаться в Россию. Но участь девушки… – Десмонд изо всех сил изобразил
ужас, мысленно извиняясь перед кузеном Чердынцевым, который являлся прообразом
описываемого им варвара, ведь именно Олег писал дарственную на внезапно
обретенную Десмондову собственность. – Он же немедленно отрубил бы ей голову!
Или затравил собаками в моем присутствии. Поверьте, сударь, – добавил Десмонд
сухо, – я не меньше вас ненавижу рабство, но не видел иного способа спасти
несчастную.
Капитан был молод и не умел владеть своим лицом – после слов
Десмонда на нем проступили ужас, жалость, растерянность. Последний довод
подействовал на капитана. Лицо его просветлело.
– Бог вам судья, сэр, – проговорил простодушный «морской
волк» в свойственной ему возвышенной тональности. – Eсли речь идет о спасении
жизни, то… Прошу в шлюпку.