— Да что там может быть, когда там всего один сосед, и очень спокойный человек.
— Кто?
— Паша Клишин, писатель.
— Паша? Не какой-нибудь Павел ибн Хоттаб или как там его, а по-семейному так — просто сосед Паша.
— Фу! Ревнуешь? Леонидов, не верю! Все очень просто. Мы с Пашкой в одной школе учились, он твой ровесник, а наши отцы вместе на заводе работали, в одном цеху, вот и получили дачные участки рядом.
— Значит, Пашка?
— Ну да. И не надо на меня так подозрительно смотреть! Он знаешь какой красавец? Зачем ему старая женщина, да еще и беременная?
— Ну спасибо, утешила, дорогая моя старушка. Красавец сосед по имени просто Пашка в непосредственной близости от моего сокровища, с которым еще и в одной школе учились. Знакомиться не надо. Ох, Шуренок, я тут у вас порядок наведу!
— Ладно, я знаю, какие у вас там в фирме девицы бегают, и мы еще посмотрим, где и кому надо порядок наводить.
— Ладно-ладно, разберемся, — примирительным тоном сказал Алексей. — Так какие там книги твой дружок писатель пишет?
— А он не из знаменитых, публиковался мало, да я и не поклонница такого творчества.
— Какого?
— Знаешь, Леша, это не тема для разговора за столом. Да и дался он тебе, поговорить, что ли, больше не о чем?
— Все. Закончил, раз не тема. Спасибо за кашу. Пойду пройдусь. Дела по даче какие есть?
— Конечно. Воды наносить — раз, тебе нужно сделать для нас недельный запас, парник полить — два, терраску изнутри фанерой обить — три…
— Все, все, все. А зачем террасу-то?
— Там дует, и комары в щели лезут.
— Ох ты, боже мой! Придется пройтись сразу с двумя ведрами, и не один раз, это я уже понял. А ты говоришь — зарядка!
Алексей вышел в коридор, загремел ведрами, переливая оставшуюся воду в одну большую емкость, потом выскочил из дома.
Он прошел всего несколько шагов, когда калитка решительно распахнулась, и молодой парень в джинсах и светлой, простой рубашке вошел в проем шагом административного лица, которое готовится выполнить очень важную, возложенную на него обществом функцию.
— Здравствуйте! Вы хозяин?
— Я хозяин. Добрый день. — Леонидов поставил на землю ведра. Он сразу же догадался, кто этот человек. Он недавно сам был таким же, и с первого взгляда признал коллегу по бывшей профессии.
— Я Михин Игорь Павлович, старший оперуполномоченный, капитан. Вот мои документы.
Алексей взял удостоверение, подержал в руке, открыл и усмехнулся:
— Бывает.
— Вы это о чем? — насторожился Михин.
— О себе. Так что там случилось на даче у соседа, Игорь Павлович?
— А вы откуда знаете, что что-то случилось и именно там?
— Допустим, слышал звуки за забором.
— Ну и что? Может, гости приехали?
— Да. Гости. О чем вы хотели спросить?
— У вас документы есть?
— Права. В доме.
— Предъявите.
— Обязательно. Только для начала, может быть, вы мне на слово поверите, что я, Леонидов Алексей Алексеевич, коммерческий директор фирмы «Алексер», эта дача — собственность моей законной жены, на что у нее есть все нужные бумаги?
— Коммерческий директор? Фирмы «Алек- сер»? — Михин хмыкнул, покосившись на стоявшие у крыльца «Жигули» пятой модели стандартного бежевого цвета. Потом внимательно осмотрел старый дом, лужайку с одуванчиками вместо роскошного цветника, как это было модно у не так давно родившегося, но уже сильно поредевшего после семнадцатого августа «среднего» класса. Кроме этих скромных атрибутов жизни людей, далеких от широко рекламируемых благ, в поле зрения старшего оперуполномоченного попали еще деревянные некрашеные ворота, скамейка у крыльца и скромный розовый куст, старательно обкошенный стоящим здесь же орудием простого сельского труда.
— Ну, коммерческий директор я шестой месяц. Так вы что-то хотели спросить, капитан?
— Необходимо взять ваши показания.
— А по какому делу вы хотите взять у меня показания?
— Что, протокол желаете?
— Непременно.
— Хорошо. Все запишем как положено, не сомневайтесь. Дело серьезное: сегодня в восемь часов утра женщина, которую ваш сосед Павел Клишин нанял для помощи по хозяйству, нашла его мертвым на полу в кухне. Смерть наступила приблизительно в десять тридцать вечера. Вы были вчера здесь в это время?
— Да, был.
— А ваша жена?
— Разумеется.
— Что вы делали?
— Спали.
— Так рано?
— Знаете, всю прошедшую неделю мне не приходилось засыпать раньше двенадцати, так что это для меня в самый раз.
— А для вашей жены?
— Она беременна и плохо себя чувствует.
— Что ж, вы ничего-ничего не слышали?
— Не знал, что мои вечерние слуховые ощущения утром кого-то заинтересуют, извините.
— Это совсем не весело.
— А я не смеюсь. Просто вчера ужасно устал, и было ни до чего. А как его убили?
— Почему вас это интересует?
— Ну, на выстрел я бы среагировал, а выстрела не было. Так что там: нож, петля, яд?
— Мне не нравится ваш, простите, цинизм.
— А мне ваша… — «Тупость», — подумал Леонидов, а вслух сказал: — Неуверенность в том, что можно постороннему сказать о причине, по которой Павел Клишин отправился на тот свет.
— Хорошо. Допустим, его отравили.
— Цианистый калий?
— Откуда вы знаете? — Михин насторожился.
— Самый популярный яд. И достать его не так-то сложно.
— Вам?
— А у меня что, был мотив?
— Так вы юрист?
— Я человек, которого, как я понимаю, вы подозреваете, но чья вина не доказана, а со мной разговариваете так, будто поймали злодея.
— Хорошо. Ваша жена живет здесь постоянно?
— Неделю. Она учительница в школе. Неделю назад начались летние каникулы, и я перевез их с сыном сюда.
— Какие у нее отношения были с покойным Павлом Клишиным?
— Они давно знакомы, учились в одной школе.
— Клишин тоже жил на даче один.
— Могу за него только порадоваться, мне самому катастрофически не хватает в последнее время одиночества и тишины.
— Значит, не хотите помочь следствию.
— Хочу. — Внезапно Леонидов почувствовал ностальгию по тем временам, когда сам настороженно следил за действиями эксперта, вслушивался в каждое слово, чтобы не пропустить самое важное из того, что тот соизволит обронить загадочным и тихим голосом.