Набоб - читать онлайн книгу. Автор: Ирэн Фрэн cтр.№ 91

— Стало быть, дела у него не так уж плохи.

— Только я об этом знаю. Это я его крашу, чтобы он появлялся везде с копной черных волос, которые приводят в восхищение европейские войска. Ему уже под пятьдесят, Мадек. Он истощен женщинами, вином и опиумом. В отличие от индийцев, он не смог вовремя остановиться. Он не может спать. Я изъездил все джунгли в поисках гуру, которые владеют тайной сна. Некоторые из них согласились приехать к нему. И сразу уехали, оставив какие-то странные порошки, которые действуют от силы пару дней и чаще всего действуют плохо. Он чахнет.

— И сколько ему осталось?

— Трудно сказать. У него удивительная сила духа. А эти индийцы иногда дают ему и хорошие лекарства. Сказать по правде, я не знаю, что с ним. Но я вижу, что его организм сдает.

— Тогда зачем ему нужна эта женитьба?

— У него болезнь властителей, Мадек, болезнь стареющих командиров. Он хочет пережить легенду о себе. Он с трудом перенес свое поражение в Бенгалии. Ему нужна женщина.

— Разве у него нет сына?

— Есть! Но он ненавидит его. Его сын — метис, и он считает его слабаком. Ему нужна женщина, женщина его типа, его индийская копия, красивая, изящная, царственная. И сильная… А ведь все говорят, что эта женщина обладает силой!

— Индийцы — идиоты.

Он не верил в то, что сказал, но все его существо противилось этому слову «сила», которое отдаляло от него Сарасвати больше, чем все его собственные недостатки. Сила, богиня, — так сказал Визаж. «Но это не о ней, — захотелось ему крикнуть, — не о ней, ведь она из плоти и крови, я держал ее в объятьях, я ласкал ее. Никто не ласкает силу. Никто не обнимает богинь». Ему вдруг вспомнились индийские сказки о том, как бедняки в гордыне своей делили ложе с божествами. И стало нестерпимо больно; ведь он и сам несколько лет назад смотрел на Сарасвати как на богиню, священный фетиш, а его любовь была порождена лишь эфемерным образом.

— Мадек, выслушай меня внимательно; я знаю, что ты не сразу меня поймешь. Но нам надо сказать друг другу совсем немного.

— Давай, давай, говори! — в гневе крикнул Мадек.

— Он не коснется ее. Но нужно, чтобы он на ней женился. Это ее единственный шанс. Она у него в руках.

— Нет, Визаж!

— Не обманывай себя, Мадек. Угрюм предвидел отказ царицы. Ему нужно, чтобы она оказалась в его власти. Он хотел добиться ее согласия, прежде чем применить силу. Посол солгал. Подумай еще раз; если хочешь, я сделаю так, что ты будешь командовать войском сипаев и никто ничего не узнает.

— Джаэ, — прошипел Мадек на хинди.

Джаэ: пошел вон отсюда; этим словом человек выражает другому свое полное презрение. Визаж так и понял, но все равно настаивал.

— Не обманывай себя. Англичане уже пересекли северную пустыню, они нападут до муссона.

Мадек повернулся к нему спиной и ушел.

Он провел кошмарную ночь. Он упрекал себя за грубое обращение с Визажем, за брошенное ему оскорбление; но он не мог смириться с тем, что тот, пусть лишь намеком, позволил себе упомянуть о его чувствах к царице. Мадек вспомнил их жизнь на корабле, их первый приезд сюда. Визаж не мог солгать. Он по-прежнему был его другом. Мадек так и не сомкнул глаз. Утром он пошел к царице на прием. Но она, как будто желая помучить его, в этот день перенесла прием на более позднее время. Два скрещенных копья преградили ему доступ в Диван-и-Ам. Мадек был в бешенстве. Наконец она согласилась его принять. После обычного приветствия он сразу перешел к делу:

— Надо проверить дороги, царица. Северные дороги.

— Посол сказал, что враг не нападет до окончания сезона дождей! А они еще даже не начались!

— Позволь мне проверить дороги.

— Нет ничего более жестокого, чем покинуть ту, которая тебя любит, при приближении муссона, — нахмурилась Сарасвати.

Столько дней, столько месяцев он не слышал от нее признаний! Нужно было сказать о своем отъезде, чтобы наконец с ее уст слетели эти слова. Она произнесла их так серьезно, так убежденно и так грустно.

— А разве ты сама не покинула меня?

— Нет.

— Я хочу поехать ради твоего благополучия. Ради спокойствия Годха. Меня не будет только несколько дней. Я вернусь перед первыми ливнями.

Она молчала.

— Я буду здесь до того, как начнется дождь, — повторил Мадек.

Она посмотрела на свинцовое небо, на стаи цапель, летевшие сквозь тучи.

— Я должен поехать, Сарасвати.

Услышав свое имя, она вздрогнула. «Значит, она меня любит», — подумал Мадек и решил, что патрулирование вообще — то не имеет смысла. На она уже ответила:

— Дхарма! Тогда поезжай…

— А что ты будешь делать в это время?

Она взяла фисташку с серебряного блюда и вздохнула:

— Конечно же буду слушать музыку. В такое время года…

— Я скоро вернусь.

— Если так, уезжай быстрее! Тогда скорее вернешься…

Он не смел поверить. Она опять стала обычной женщиной, и это только для него одного, может быть, еще для брахмана, который разглаживал складки своего дхоти. «И на него действует муссон, — подумал Мадек, — он стал менее спокойным. Да здравствуют дожди!»

Он поклонился царице и исчез в полумраке дворца.

* * *

Не прошло и дня после отъезда Мадека, как начался первый дождь.

— Поднимите шторы! — крикнула Сарасвати, услышав раскаты грома. — Я хочу видеть муссон…

Стоявший рядом с ней Гопал захлопал в ладоши:

— Муссон, муссон!

— Я знала, что он скоро придет, — пробормотала царица. — Я знала…

Но это оказался просто сильный ливень, который быстро закончился, и небо прояснилось. И все-таки воздух посвежел. Долина сразу зазеленела. Пыль исчезла. Во всех уголках дворца проснулись звуки. Казалось, его обитатели очнулись от летаргического сна. «Я жива, я жива, я буду жить, — повторяла про себя Сарасвати. — Я буду жить, и мой сын тоже. Сколько времени должно еще пройти, прежде чем он сможет взять в руки меч? Четыре года? Пять лет? Но я дождусь, я буду ждать столько, сколько нужно!»

И она потребовала ванну, позвала служанок, чтобы они сделали ей массаж, принесли зеркала и притирания. Она заняла этим добрую половину служанок зенаны, не без некоторого злорадства думая о том, что «женщины наверху», как она их называла, рассвирепеют оттого, что им придется обойтись без обычной прислуги. Она больше не думала о своих давних подругах: ни о Мохини, которая родила сына на следующий день после убийства раджи, ни о маленькой Парвати, которую до сих пор не выдали замуж и которая, по слухам, вся истомилась. Она не думала больше ни о ком, кроме Гопала и конечно же Мадека. Фиранги по-прежнему занимал ее сердце. «Я тоже томлюсь, изнываю, — думала она, прислушиваясь к болтовне служанок. — На что вообще может жаловаться эта девочка, еще не познавшая радостей любви? А вот я оплакиваю ушедшее счастье, которое почти держала в руках». За тяжелыми занавесями Диван-и-Ама, где она устроила свое жилище, чтобы быть уверенной в собственной безопасности и сразу же увидеть приближающихся убийц, если они осмелятся вновь появиться, она создала для себя новый мир, более обширный, более свободный. Но иногда ей не хватало женской дружбы, доверительности, разговоров о макияже, о красивых сари, о благовониях. От всего этого она убежала. Но обменяла зенану на одиночество. Где эта жизнь, свободная, как ветер? Да и создана ли она для нее? Глядя на пробужденную дождем долину и на далекие горы, куда отправился Мадек, она на минуту в этом усомнилась. Но нет, она не вернется в зенану. Вчера, когда Мадек сказал ей, что уезжает, она позавидовала ему. Она хотела бы поехать с ним. Но это было невозможно. Как только она сделает шаг за пределы Годха, княжеству придет конец. Разве здесь есть кто-нибудь, на кого можно положиться?