Даже у игрушечного Принца есть свои привилегии.
— Хочешь перекусить?
— Не откажусь, Принц.
Эрнадо взял с подноса горсть крошечных оранжевых ягод.
— Попробуйте их, Принц. Это королевская еда — лишь на одной
планете в галактике растет снежный виноград.
Я отправил в рот пригоршню ягод. Губы обожгло маслянистым
холодком. Сок имел странный, дразнящий вкус — кисло-сладкий и мятный
одновременно.
Никогда не любил сигарет с ментолом и мятных жевательных
резинок.
— Рассказывай дальше, Эрнадо.
Мой бывший учитель торопливо отложил оранжевую гроздь.
— Я вел бой на самой границе нейтрализующего поля. Когда
катер подбили, начал планировать. И вошел в поле за несколько секунд до взрыва,
который из-за этого не произошел. После мне оставалось лишь приземлиться.
— Не самое простое занятие с неработающим двигателем.
— Гравикомпенсатор смягчил удар. Ну а в горах меня не смог
бы взять и батальон гвардейцев… Когда я увидел, что началась эвакуация, то стал
пробираться к дворцу. Было ясно, что Шоррэй проиграл. Конечно, то что он мертв
я не предполагал…
— Это была случайность.
— Шоррэя нельзя победить случайно, Принц.
В голосе Эрнадо звучала такая убежденность, что я не стал
спорить. Перебрав несколько блюд я выбрал, наконец, приемлемое — копченое мясо,
нарезанное узкими полосками и залитое почти безвкусным соусом.
Эрнадо взглянул в окно. Сквозь густую зелень парка
проглядывало почерневшее от пожара здание одного из дворцов.
— Гиары выплатят компенсацию, и немалую, — мстительно сказал
он. — Через месяц-другой все разрушенное восстановят. Жаль, что…
Он замолчал.
Я глотнул воды из хрустального бокала. Неплохая минералка,
но «Боржоми» лучше.
— Продолжай, Эрнадо, — попросил я. — Жаль, что я этого не
увижу? Не так ли?
Эрнадо опустил глаза.
— Отвечай!
— Да, Принц.
Я встал из-за стола. Подошел к огромному круглому зеркалу,
висящему на стене. Деревянная рама, покрытая неизменной резьбой, походила на
произведение искусства. Само зеркало, безукоризненно ровное и чистое, отражало
меня в полный рост. Костюм из тонкой золотистой ткани. Великолепно уложенная
парикмахером прическа. Принц…
— Повелителем великой планеты не может быть человек,
пришедший ниоткуда. Лорд несуществующего мира, — сказал я. — Герой, победивший
Шоррэя, — пожалуйста. Хороший парень, достойный золотого памятника в
натуральную величину — ради Бога. Кто угодно. Но не повелитель планеты, не
будущий император. Не муж принцессы. Так, Эрнадо?
— Да.
— Ты знал об этом всегда, с первой нашей встречи. Но ничего
не сказал. Почему?
— Я спасал свой мир, Принц. Свою планету. Я виноват, но
иначе поступить не мог.
Я задумчиво посмотрел на сержанта. Я тоже был виноват перед
ним — вот только он этого не знал. Ужасно удобная ситуация, когда вина
превращается в обиду…
— Быть может, я попрошу от тебя чего-то очень похожего,
Эрнадо. Пусть даже окажусь в свою очередь неправым.
Сержант с любопытством посмотрел на меня. Ответил, тщательно
подбирая слова:
— Это будет справедливо, Принц. Я в долгу перед вами, а моя
планета в безопасности.
Я кивнул. И произнес неожиданно для самого себя:
— Кажется, мы договорились быть на «ты», Эрнадо?
— Тогда мне придется не называть вас Принцем или Лордом. С
этими словами фамильярность у меня не получится.
— Я не совсем Лорд, и совсем не Принц, Эрнадо. Я Серж, с
планеты, которой нет.
Эрнадо ответил, словно переступая невидимый порог:
— Ты прав, Серж. Это, по крайней мере, честно… Ситуацию тебе
объяснила принцесса?
— Нет. Она никак не решится на крупный семейный разговор.
— А кто же?
— Шоррэй. В доверительной, но увы, короткой, беседе.
Доканчивать завтрак Эрнадо пришлось в одиночестве. Меня
охватило то странное состояние, в котором процесс размеренного поглощения пищи
или просто пребывание на одном месте кажется преступлением. Я отправился к
принцессе.
С каждой минутой дворец все больше казался похожим на
лабиринт. Целеуказателя у меня не было, а спросить кого-нибудь из
немногочисленных слуг мешало самолюбие. Принц, заблудившийся во дворце, пусть
даже и чужом, — отличная тема для анекдотов.
Я бродил по огромным залам — камень и дерево, ни малейших следов
техники, во много раз опередившей земную. Наверное, потому ее и не было видно,
что она походила на земную, как умещающийся в дипломате компьютер на первые
ламповые ЭВМ… Я проходил по галереям, абсолютно прозрачным изнутри, но
выглядевшим как каменные снаружи. Я шел по коридорам, где дыхание древности
было настолько достоверным, что становилось фальшивым.
Этот мир тоже играл свою роль, как Шоррэй — роль
сверхчеловека. Он был монархией, потому что это устраивало каждого подданного.
Лучше быть императорским солдатом или младшим дворцовым слугой, чем
военнообязанным насквозь демократичного режима, или уборщиком в здании
парламента. Легче жить по туманным обычаям и ритуалам столетней давности,
трактуя их как только угодно, чем устанавливать и выполнять справедливые
законы, устаревающие на следующий день после подписания.
А уж если существует монархия — то необходим очень древний и
таинственный дворец. Не беда, что в его стенах больше металла и микросхем, чем
камня. Главное — фасад. Главное — не выйти из роли.
С детства ненавижу написанные на бумаге экспромты и хорошо
отрепетированные любительские спектакли.
Я остановился посредине очередного зала, напоминающего
выставку батальной живописи. Картин здесь было не меньше сотни, а в сюжетах
мирно соседствовали взмыленные лошади и падающие на скалы звездолеты. Наверное,
художник нашел бы здесь немало интересного.
К сожалению, я абсолютно не умею рисовать.
— Кратчайший маршрут к помещению, где сейчас находится
принцесса, — сказал я.
В этих дворцах легко заблудиться, прожив в них всю жизнь. А
императору тоже не к лицу звать на помощь слуг.
На белых мраморных плитках, которыми был выложен пол,
появилась тонкая, светящаяся красным линия. Я удовлетворенно кивнул.
Ритуал есть ритуал, против него не пойдешь. Если уж положено
ввести голос принца в информационный центр дворца, то это будет сделано. А вот
сообщать временному принцу об этом не обязательно.