“Бам-м”, — сказал поднос, который уронила внизу мисс Дэрроу.
Бедная мисс Дэрроу
Однако, следовало заняться делами. В три дня арендовали сарай на перекрестке, наняли рабочих и принялись приобретать все необходимое.
— Мистер Саммерс! — экономка всплеснула руками и отскочила, чтобы не быть задавленной. — Зачем вы тащите это в мою комнату? Что это за вещь?
— Это, мисс Дэрроу, — Д.Э. вытер лоб рукавом, — очень важная вещь.
Говорят это, он задел “важной вещью” за косяк: это была громоздкая вещь.
— Это бак для горячей воды?
Саммерс осмотрелся, выбирая место, куда поставить предмет.
— Да, мисс Дэрроу, это бак. Это специальный бак для перегонки жидкости, которой обрабатывают невидимые чернила, отпечатки пальцев и тому подобное.
— Надо же, какой большой… Но… но… но я не разрешаю!
Саммерс устроил "эту вещь", упакованную в брезент, за дверью, проверил, можно ли после этого протиснуться в комнату, и выпрямился.
— Мисс Дэрроу, это стоило нам страшных денег. У нас в офисе орудуют рабочие. Маллоу пригласил к ужину барышень — думают танцевать в гостиной матчиш. Тащить наверх по лестнице — одному тяжело. Мэм, ну не ругайтесь, правда, только ненадолго!
— Так уберите это куда-нибудь! Не могу же я спать с этой вещью!
— В гостиной курят жильцы. Кстати, вы, надеюсь, не курите?
— Как вы могли такое… а почему вы спрашиваете?
— Чтобы оно не взорвалось, разумеется. Иначе вы останетесь не только без платы за комнату.
Пока экономка с трудом приходила в себя, ее настигла другая ужасная мысль.
— Но Господи Иисусе! В гостиной — матчиш! В моей гостиной!
— Я говорил ему.
— А он?
— Сказал: “Не могут же они танцевать в нашей комнате!” Мисс Дэрроу! Куда вы?
— К вашему офису. Сказать вашему другу, что не желаю, чтобы в моей гостиной танцевали матчиш!
— Я скажу им, чтобы танцевали вальс! Не сердитесь!
— Но моя гостиная! Что скажут жильцы!
— Кстати: а кто у нас жильцы? Я только видел пожилого джентльмена. Он вскочил в уборную у меня перед носом.
— Это мистер Спарклз, нотариус. Не сердитесь на него, он лечится электричеством.
— А второй? Он, что, невидимка?
— Мистер Мацумага — секретарь страхового общества. Он уже две недели, как уехал по делам ложи.
— Какой ложи?
— Только никому не говорите. Общества “Преданность № 120”.
— Что же он там делает?
— Не имею представления.
— А когда он вернется?
— Этого никто не знает.
— Как? — оторопел Саммерс.
— Что же вы хотите — тайное общество! — мисс Дэрроу с достоинством одернула фартук. — В городе их шесть, и испокон века никто не знает, чем они занимаются!
Той ночью нотариус, человек лет тридцати, с лоснящимся задом синих брюк, с испорченными зубами и заметной плешью, желающий только одного: чтобы его оставили в покое, съехал, не тратя времени на объяснения. Сделал ли он это потому, что ночью к нему в комнату стучались веселые барышни, желающие развлечь его танцами? Или, может быть, потому, что некие двое джентльменов, имея благородное намерение успокоить этих барышень, читали им вслух газету, где размещались “Разговоры о красоте бабушки Эйприл”, изображая один молодую девицу, второй — бабку? Этого не знал никто (тем более, что мистер Саммерс с утра опять пел в ванной). Но только пришлось ехать догонять нотариуса, просить миссис Христодуло, чтобы пустила к нему в комнату, и, наконец, применить кое-какие экстренные меры. По принятии этих экстренных мер нотариус вернулся в “Мигли” почти счастливым и совершенно пьяным. Мазурку он начал еще на крыльце, не обращая внимания на то, что его не держали ноги, а когда мисс Дэрроу распахнула дверь, хлопнул экономку по заду и потащил в гостиную танцевать. Танец закончился стремительным бегством мисс Дэрроу. При этом нотариус назвал свое поведение “эксцессом интеллекта”.
Пришлось срочно загонять нотариуса в его комнату. Спустя час бедняга был выгнан вон. Он топтался во дворе и плакал.
— Мисс Дэрроу! Мисс Дэрроу! — заклинали двое джентльменов из-за запертых дверей.
— Ну, не сердитесь на него! Он же не имел в виду плохого! Он наоборот!
Не помогали даже и объяснения, что подобные “эксцессы интеллекта” как раз и случаются с людьми непьющими — с непривычки. Но Д.Э. Саммерс добился помилования для всех: он, один сохранивший кое-какие силы после экстренных мер, до самого утра пил с экономкой чай и рассказывал, как пинкертоны упустили однажды жулика в дамском платье; о том, что половина дам, ведущих дамские колонки в газетах — переодетые мужчины; о том, как именно изготавливаются некоторые шарлатанские средства, и о том, как он явился однажды утром в кабинет шефа одного сыскного бюро Сан-Франциско, и сам, лично, видел там следы поджога. Поджог сыскного бюро и особенно описание мужественной внешности его шефа, Майлза Дж. Болджера, сотворили чудо: опальный нотариус, которого компаньоны нашли спящим на крыльце, вернулся в свою комнату.
Его хватило на неделю. Все это время он терпел молчаливую ненависть экономки, занятую уборную, в которую часами не мог попасть от того, что компаньоны использовали это помещение для чтения, телефон, впавший в безумство от постоянных звонков, и ариетки в ванной, которые было слышно во всем доме. Кроме того, он каждое утро спотыкался о еще один “резервуар для перегонки жидкости, которой обрабатывают невидимые чернила, отпечатки пальцев и тому подобное”.
Спустя неделю “Мигли” лишился одного жильца.
О появлении одной особы, с которой кое-кто надеялся никогда больше не встретиться
10 декабря 1909 года, около полудня Саммерс заскочил домой на секунду.
— … всего лишь резервуар для газолина, — доносилось из-за полуоткрытой двери в кухню. — Кем бы они ни были, они не сыщики. Вас обманули, мисс Дэрроу.
Голос, который произносил эти слова, показался знакомым. Саммерс подошел к двери. Серый весенний жакет на тонкой фигуре. Серый шофферский кепи с “консервами” над козырьком и муслиновым шарфом, завязанным бантом под подбородком. Высокие брови, пронзительные глаза, прямой нос.
На секунду пахнуло влажной ночной тьмой и газолиновым дымом.