— Чем могу служить?
Я продолжала недоуменно молчать.
— По какому делу, собственно, вы звоните, девушка?
— Вячеслав Павлович, я приношу вам искренние соболезнования в связи со смертью дочери, — отчеканила я. У меня совсем не получилось говорить трагичным голосом. Мой тон скорее напоминал тот, каким разговаривают пронырливые менеджеры: сначала — комплимент, потом — деловое предложение.
— Да-да. Простите, я вас не знаю, ничего о вас не слышал, но… я тронут. Правда, спасибо вам большое. — В трубке повисла пауза. — Вы знали мою Инночку? — моментально поникнув, спросил Гольстер.
Не скрою, что в этот момент я прониклась к нему уважением. Надо же — так держаться в такой момент!
— Нет, я не знала вашу дочь. Но хочу помочь вам найти настоящего убийцу.
— Ах, вы из милиции? Но мне сказали, что дело ведет мужчина.
— Нет, я не из милиции. Я работаю на человека, которого вы очень хорошо знаете. Он — ваш сотрудник. Не могли ли вы встретиться со мной в любое удобное для вас время, чтобы выяснить… Ну, вы понимаете…
Гольстер перебил меня:
— Я и сам сделаю все, чтобы убийца моей дочери был наказан. Только я что-то не понимаю, о ком вы говорите. Повторите, на кого вы работаете?
— На Иннокентия Сомова…
Я даже не успела закончить фразу.
— Что?! Вы в своем уме?! — заорал Гольстер, осознав, кто я такая.
Я промолчала. Такого поворота событий я не предполагала. Папаша, вероятно, вообще потерял способность адекватно мыслить и контролировать свои действия. Он вопил в трубку так, что у меня заложило ухо:
— Этот человек убил мою дочь, а вы говорите, что на него работаете?! Бред! Я тебя тоже в тюрьму упеку! Только попробуй сунуть нос в это дело!
— Вы меня не поняли, — я тоже повысила голос, пытаясь объясниться, — я не адвокат. Я частный детектив. Мое дело — найти настоящего убийцу. Если им является Сомов, то я и пальцем не шевельну для того, чтобы его вытащить из тюрьмы. Но…
— Как вас зовут? — снова перебил меня Гольстер, резко изменив тон.
— Я уже представлялась. Мое имя — Татьяна Иванова.
— Ах, вот как… Я о вас слышал совсем другое. Говорят, вы честная, умная, бандитов ловите. А тут… — у него не хватало слов, чтобы выразить свое негодование.
Я кое-как успокоила взбешенного Гольстера, который, наверное, в тот момент был похож на разъяренного быка, и все-таки решилась попросить о личной встрече.
— Вячеслав Павлович, вы можете убедиться, что я действительно хочу вам помочь. Назначьте мне встречу, и мы с вами поговорим лично.
— Нет-нет, никаких встреч не будет… — немедленно откликнулся Гольстер и тут же замолчал.
Потом, видимо, все же решив, что нам действительно лучше поговорить лично с глазу на глаз, а не по телефону, он сказал:
— Хорошо, я согласен. Я докажу вам, что убийца — Сомов. И он за все поплатится. Я отомщу за свою дочь… Приезжайте немедленно. Полтавская, дом сорок, квартира двадцать пять. Запомнили?
Я даже не успела ответить, что запомнила. Короткие гудки возвестили, что наш разговор закончен.
Оделась я мигом, хлебнула на ходу холодный кофе, оставшийся с вечера, и направилась к Гольстеру.
Ехать на машине от моего дома до Полтавской меньше десяти минут. Но я не учла утренней пробки, поэтому добралась до Гольстера только через двадцать пять минут. Ему это не понравилось. Он нервничал и встретил меня явно недружелюбно:
— Я же сказал, мы должны встретиться немедленно. У меня столько хлопот с похоронами, милицией, а тут еще вы…
В это время я снимала в прихожей, у порога, свои высоченные сапоги, подчеркивающие длину моих ног. И Гольстер, даже находясь в таком отвратительном расположении духа, остался настоящим мужчиной — он не мог оторвать от них своего взгляда. Мне это польстило, тем более сам Вячеслав Павлович оказался очень даже привлекательным мужчиной — высоким, хорошо одетым и гладко выбритым. У него были красивые карие глаза, черные брови и длинные, пушистые, как у женщины, ресницы.
«Ничего себе папаша, — подумала я, глядя на него немного неприязненно, — даже побриться не забыл». Обычно такое чувство у меня возникает всякий раз, когда мне по долгу службы или уже в качестве частного детектива приходилось видеть какую-нибудь безутешную вдову, рыдающую у гроба безвременно ушедшего мужа, но не забывшую предварительно накрасить ресницы водостойкой тушью и надеть на похороны новенький черный костюмчик, подчеркивающий достоинства ее фигуры.
— Итак, — твердо заговорил Гольстер, когда мы прошли в элегантно обставленную гостиную, — я категорически против того, чтобы вы занимались этим… делом. Мне сейчас очень тяжело. А тут вы заявляете о том, что работаете на Сомова.
— Но поверьте, — возразила я, — Сомов заказал мне найти настоящего убийцу. Он пришел ко мне, разрешил вызвать милицию. Иннокентий ничего не скрыл — ни от меня, ни от оперативников. Он был сильно взволнован, почти не мог разговаривать. В тот момент Сомов вообще был похож не на убийцу, а скорее на человека, которого загнали в угол. Он попросил у меня помощи. Вот и все. А я, в свою очередь, прошу ее у вас.
— Что вам нужно? — немного смягчившись, спросил Гольстер.
— Расскажите, почему вы настаиваете на том, что убийца вашей дочери — Сомов? Им ведь мог быть кто угодно. У вас что, есть серьезные, хоть и косвенные доказательства его вины?
— Да, конечно, у меня есть доказательства. И их трудно назвать косвенными. Но для начала взгляните, пожалуйста, вот на эту фотографию.
Гольстер сорвался с места, быстро прошел в кабинет, оставив дверь открытой, и достал с книжной полки — ими были заняты все стены кабинета — большой красный фотоальбом. Усевшись рядом со мной, он трясущимися руками начал листать страницы и перебирать фотографии дочери. А когда дошел до нужной, долго на нее смотрел, потом протянул ее мне.
— Взгляните, как Инночка смотрит на этого… Извините, не могу о нем спокойно говорить.
Глянув на снимок, я сразу догадалась, что Инна и Сомов сфотографированы в офисе Гольстера на новогоднем празднике.
— В каком году это было?
— В прошлом. В декабре снимку исполнится год. Инночка была такой красивой! — После этих слов я ожидала увидеть на гладких, холеных щеках Гольстера слезы убитого горем отца, но ошиблась. Вячеслав Павлович держал себя в руках и не позволил эмоциям взять верх над разумом.
— Да, она очень красива, — подтвердила я. — У нее великолепные волосы. Наверное, она похожа на свою мать?
— Она похожа на мать, — недовольно согласился Гольстер и вскользь добавил: — Мы давно разведены, поэтому не хочу даже упоминать имени этой женщины.
На фотографии я видела счастливое лицо Инны, повернутое к Сомову. Они сидели за праздничным столом, их головы были склонены друг к другу. Было понятно, что Сомов рассказывает Инне что-то интересное. Девочка улыбалась так, как будто ее радовало одно только присутствие этого красивого большого человека.