Уорнер сказал, что любит меня, а я в ответ оскорбила его и наврала, накричала на него и оттолкнула. Он-то как раз имел причину стоять и смотреть, как я умираю, но он повел себя по-другому.
Он нашел способ спасти меня.
И при этом ничего от меня не потребовал. И ни на что не рассчитывал. Он был уверен в том, что я люблю не его, и, спасая мою жизнь, понимал, что это означает лишь одно: он возвращает меня другому.
И вот теперь я хочу сказать, что не знаю, как бы поступил Адам, если бы я умирала у него на глазах. Я уже не уверена в том, что он бросился бы спасать меня. И эта неуверенность заставляет меня задуматься над тем, что между нами все было не так уж и безоблачно. Чего-то нам явно не хватало.
Может быть, мы влюбились не друг в друга, а в некую иллюзию, в которой заключалось нечто большее.
Глава 32
Мои глаза сами широко раскрываются.
Вокруг темным-темно. И тихо. Я резко сажусь в кровати.
Наверное, я все же заснула. Сейчас я и понятия не имею, который час, но, пробежавшись по комнате беглым взглядом, понимаю, что Уорнера тут нет.
Я выскальзываю из постели. Замечаю, что до сих пор в носках, и внезапно я даже радуюсь этому. Холодный зимний воздух, легко проникающий через тонкую ткань моей футболки, заставляет меня обхватить себя обеими руками, чтобы немного согреться. Волосы у меня еще влажные после ванны.
Дверь в кабинет Уорнера чуточку приоткрыта.
Из этой щели в спальню просачивается полоска света. И мне становится интересно, случайно ли он забыл плотнее закрыть дверь или нет. А может, он только что прошел туда? Или его там вообще нет? На этот раз любопытство одерживает верх над примерным поведением.
Мне хочется узнать, где же он работает и на что похож его письменный стол. Мне важно знать, как он его содержит – в полном порядке или же он полностью завален бумагами, и есть ли на нем какие-то его сугубо личные вещи? Например, фото, где он совсем маленький.
Или фото его матери.
Я прохожу внутрь на цыпочках, в животе у меня все перехватило. Однако я не должна нервничать, и об этом постоянно напоминаю себе. Но ведь я не делаю ничего противозаконного или предосудительного. Мне только хочется узнать, здесь ли он, а если его тут нет, я сразу же уйду. Я зайду всего на секундочку. Я не собираюсь рыться в его вещах.
Конечно же, нет.
Около двери я останавливаюсь в сомнении. Вокруг так тихо, а мое сердце колотится так громко, что я почти уверена в том, что он может услышать. Непонятно, чего я так боюсь.
Я дважды стучу в дверь и открываю ее пошире.
– Аарон, ты з…
Раздается какой-то звук, будто что-то падает на пол.
Я еще шире распахиваю дверь и влетаю внутрь, но тут же останавливаюсь, едва одолев порог. Я поражена.
Кабинет у него огромный.
Он даже больше, чем спальня и гардеробная, сложенные вместе. Гораздо больше. Здесь столько места – как в зале заседаний директоров крупной фирмы, как я его себе представляю. Тут стоит колоссальный стол, с каждой стороны которого выстроилось по шесть стульев. В углах кабинета есть и еще несколько отдельных столов и диван. Одна стена представляет собой гигантский стеллаж, все его полки уставлены книгами. Причем плотно, одна к одной. Книги тут и старые и совсем новые, есть такие, у которых почти отваливаются корешки.
Вся мебель тут из темного дерева.
Она темно-коричневая, почти черная. Мебель классическая, минимум прямых линий, в строгом стиле. Никаких украшений, она совсем не кажется массивной или очень тяжелой. Тут нет кожаной обивки, стульев с высокими спинками или резных деталей.
На центральном столе для заседаний множество различных папок, тетрадей и отдельных листов с какими-то записями. На полу лежит мягкий ковер с восточным орнаментом, похожий на тот, что я уже видела в гардеробной. В самом дальнем углу расположился личный стол Уорнера.
Он сам смотрит на меня так, будто не верит собственным глазам.
Он наполовину раздет, на нем только брюки и носки, рубашки и ремня нет. Он стоит перед своим столом и что-то сжимает в руке, но что именно, мне пока что не видно.
– Что ты тут делаешь? – интересуется он.
– Дверь была открыта, – говорю я, осознавая, что это, наверное, самый дурацкий ответ, какой только можно было придумать в свое оправдание.
Он внимательно смотрит в мою сторону.
– Который час? – осведомляюсь я.
– Половина второго ночи, – машинально произносит он.
– А, понятно.
– Тебе лучше вернуться в кровать. – Я не понимаю, почему он так нервничает. И почему его взгляд перебегает от меня к двери и назад.
– Но я уже не чувствую усталости.
– Ах вот оно что. – Он перекладывает из одной руки в другую какой-то небольшой флакончик или что-то вроде того. Потом ставит его за собой на стол, даже не оглянувшись при этом.
Мне кажется, что сегодня он какой-то рассеянный. И совсем не похож на самого себя. Обычно он предельно собран и всегда уверен. Но в последнее время он стал каким-то дерганым в моем присутствии. И меня это тоже делает нервной.
– Что ты тут делаешь? – спрашиваю я.
Между нами расстояние метра в три, но никто из нас не собирается уменьшить этот промежуток. И разговариваем сейчас так, будто вообще не знаем друг друга. Как будто мы незнакомцы, оказавшиеся в весьма неловкой ситуации. Но это же просто смешно.
Я начинаю двигаться вперед по ковру, чтобы подойти поближе к нему.
Он застывает на месте.
Тогда я сама останавливаюсь.
– Все в порядке?
– Да, – тут же отвечает он.
– Что это такое? – продолжаю я допрос, указывая на флакончик.
– Тебе надо идти спать, любовь моя. Ты, наверное, сильно устала, просто не ощущаешь этого…
Я подхожу к нему и резко хватаю со стола флакон прежде, чем он успевает остановить меня.
– Это нарушение моего уединения, – резко произносит он, и это становится больше похоже на него. – Отдай мне эту штуку назад…
– Лекарство? – удивленно спрашиваю я. Я поворачиваю флакончик, читая этикетку. Смотрю на него и наконец до меня начинает доходить смысл прочитанного. – Это для обработки шрамов.
Он проводит ладонью по волосам, глядя при этом куда-то в сторону, возможно, на стену.
– Да, – отвечает он. – А теперь верни мне его, пожалуйста.
– Может быть, тебе помочь?
Он замирает.
– Что?
– Это же для твоей спины, да?
Он проводит пальцами по губам, потом по подбородку.