Дед. Роман нашего времени - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Лимонов cтр.№ 27

– Сука судья, закрыл вас больного. Не имел, вообще-то, никакого права, – сказал Дед. – Зная, что вы больны.

– Да он не знал, судья-то, – виновато сообщил Костя. – Я не сказал.

Дед покачал головой. В этом одном поступке как на ладони весь Костя. Стеснительный старый мужик, пришедший в «Левый фронт», где он оказался среди мальчишек-комсомольцев. Старше всех, из КПРФ. Промолчал, что болен, промолчал, что онкологический больной, что где-то в 2006-м перенёс, как тогда казалось успешную, операцию по удалению раковых клеток в желудке… В 2009-м, когда они познакомились, Костя Косякин был крепким таким мужиком, коротко остриженная седая щетина головы, крепкие руки бывшего боксёра. «Левый фронт» отправил Костю своим представителем в «Стратегию-31». Костя прижился, связал свою судьбу со «Стратегией» и с Дедом. Вместе они пережили Старуху, раскол. Либералы прислали своих представителей в оргкомитет, девчонку Настю Рыбаченко и рыжего Севу Чернозуба, но долго инфантильные либералы не удержались, их унесло боковым течением. А Костя пришёл, и как краб являлся на все 31-е числа и, в ту же пору, крабом разбрасывал милиционеров и когда они были милиционерами, и после того, как их переименовали в полицейских.

Дед узнал о том, что Косякин борется с раком, не от него самого, но от левофронтовских комсомольцев. Бесшабашные, в ответ на вопрос: «А с Костей серьёзно?» левофронтовцы брякнули: «Костя? Так он же от рака умирает!». И заговорили о своём.

Дед подумал тогда об их бесчувственности некоторое время, но пришёл к выводу, что такими они и должны быть, хлопцы-комсомольцы. Бесчувственными. Считая себя наследниками комиссаров гражданской войны, ребятки эти должны были презирать всякие сопли и слюни, и сочувствие должно бы рассматриваться как слабость.

Дед тоже не был сентиментален, однако со старым Костей было другое дело. За несколько лет участия в «Стратегии» Дед проникся уважением к нему. «Честь в верности» – вполне относилось к Косте. Незлобивый, но твёрдый, Косякин был как старый, мощный, обросший мхом гигантский валун, который никаким современным способом не своротишь. В десятках случаев он занимал бескомпромиссные позиции, а раза два проявил себя бес-компромисснее Деда.

Угольщик, а позже чиновник в министерстве угольной промышленности, Костя по происхождению и биографии…

– Чёрт! – вспомнил Дед, – он же не рассчитывал дожить до прошедшего лета, точно, весной ты подвозил его, Дед, на твоей «Волге» от здания мэрии, где вы подавали уведомление на проведение следующего митинга на Триумфальной, до ближайшего метро, так вот весной он же тебе сказал, что плохо, дерьмово себя чувствует, в ответ на твой вопрос: «Вы чего так исхудали, Костя?». Он же ответил тебе тогда: «Дау меня большие проблемы с желудком. Несколько лет назад делали операцию. После чувствовал себя хорошо. Теперь вот рецидив».

После, когда выходил из «Волги», сказал грустно: «Дай Бог до лета дожить!» Дед и его парни дружно возразили: «Не позволяем, Костя, вы нам нужны, живите долго!» Костя грустно улыбнулся. До лета дожил и не позволял себе больше ни одного упоминания о своей болезни. Вот и до нового 2011-го дожил.

Дед попытался резюмировать всё, что он знает о Косте. Ну да, угольщик, затем чиновник в министерстве. Живёт где-то в районе Кутузовского проспекта. Жена умерла какое-то количество лет назад. Есть взрослые дети, живут отдельно, был исключён из КПРФ за радикализм. Пришёл в «Левый фронт». В юности занимался боксом, имел разряд, тренировал позднее ребят.

Стриженный под машинку, серая щетина salt and pepper, сумка на плече…

3

Суды между тем заработали. Кончились новогодние каникулы, и с конвейеров судов стали непрерывно падать в спецприёмник совершившие административные правонарушения. К вечеру 11 января, когда уходил хулиган Серёга, «шестая» оказалась переполнена до краев. 17 человек на 14 кроватей. К туалету вела вонючая дорожка, потому что административные правонарушители чистоплотностью не отличались, а у милиционеров не появилось желания как-то дисциплинировать и цивилизовать их. Ну, скажем, войти в камеру, указать на первого попавшегося и приказать:

– Ну-ка бери тряпку и живо вымыть пол, дальняк отпидорасить до блеска! Пошёл!

Дед хотел было построить их, Дед был чистюля, но, оглядев и оценив их, отказался от проекта. Несколько алкоголиков из Зеленограда: оштрафованные за вождение в нетрезвом виде, армянин Гарик и азербайджанец Эдик, ещё какие-то корявые личности… Один раз уберут, тотчас же опять всё засрут. При такой скученности трудно держать порядок. Он же не старший хаты.

Он плюнул и окопался у себя в койке.

Но окружающие дебоширы и хулиганы стали обращаться к нему как к старшему хаты. Тон задал армянин Гарик.

Осуждённый раньше других, он попросился к Деду в соседи.

– Можно, я рядом с вами? Вы не против?

– Стелись! – ответил ему Дед, отвлёкшись от «Повседневной жизни Древнего Египта».

Гарик занял место, которое занимал Брут/Закстельский. Хозяйственно присвоил себе несколько одеял с соседних коек. И стал вести себя, как будто он слуга или сын Деда.

– Вам заварить чаю? Хотите конфет?

Дед посмотрел на маленького армянина с подозрением. Потом решил, что Гарик либо признал в нем натурального лидера, либо просто хорошо воспитан своей семьёй в уважении к старшим.

Гарик был первым в Дедовой банде. Ну не банде, а в контингенте, который стал его слушаться и обращаться к нему за советом. К вечеру 11-го большая часть камеры признавала его авторитет.

А тут ещё в хату бросили, совсем к ночи, господи, твоя власть. Появился Брут/Закстельский!

– Андрей! – Дед встал и тепло похлопал уже теперь старого приятеля по спине. – Я тебя, конечно, ожидал. Но не так блистательно быстро!

– Сеструха, сука! Сдала меня менту. Приехал, сижу у квартиранта, которому сдаю комнату, а она, как только голос мой услышала, позвонила своему другу участковому… – Чаю дайте кто-нибудь?

Дед вынул из тумбочки пакетик и положил в свою чашку. Дорогому сокамернику тёплый приём.

– Сколько в этот раз?

– Пятнадцать. Я сам попросил. Да и здесь на кухне я нужен. Просил же я подполковника меня в кухню оформить. В штате, говорит, нет такой вакансии.

– У нас тут хорошо, Андрей. Ни сеструхи, ни участкового, ни судьи. Сами себе хозяева. Живём не тужим, три раза в день кормёжка. Только обоссали вот всё…

Три узбека, два таджика, армянин Гарик, азербайджанец Эдик и алкоголики из Зеленограда с уважением наблюдали сцену встречи. Брут/Закстельский улыбался довольный.

– Здесь мой дом, а нигде больше, – сказал он торжественно.

Дед был растроган. Он даже подумал, а не предложить ли страдальцу место на верхней шконке над собой. Несмотря на переполненность хаты, на верхнюю шконку над Дедом пока ни один наглец не покусился, да и у милиции не было душевных сил на это. Во всяком случае, у этой смены не было. Но он же, сучок красноносый, плохо спит, вставать будет, ворочаться. Нет, не стану.