Леша, отматерив свою подругу еще пару раз, раздраженно топая, спустился в подвал. Я заглянула в зал. Наташа, продолжая хихикать и что-то бормотать, ерзала по дивану. Понимая, что ей сейчас ни до чего, я вернулась к двери подвала и, затворив ее, заперла, зафиксировав поворотом ручки.
Игорек на кухне уже расхозяйничался вовсю. Повытаскивав из холодильника целую кучу продуктов, он, засунув в рот здоровенный кусок колбасы, делал себе сандвичи глобальных размеров.
— Будешь? Очень вкусно! — неразборчиво промычал он.
— А ты руки мыл?
— Отстань!
Я прошла в туалет. Помимо двух замечательных седалищ и раковины там еще скромно пристроилась в уголке беленькая и уютная душевая кабина. Я вымыла руки, умылась, упорно преодолевая искушение залезть под душ. Дело-то недолгое. А пошло оно все! Я уже потащила с себя свои потерявшие все приличия тряпочки, как вдруг меня остановил грохот за дверью и громкий смех Наташи.
Этого еще не хватало! Я выскочила наружу, даже не вытерев лицо.
Громко смеясь, Наташа, в одних трусиках, напряженными руками цепко ухватив Игорька за бедра, тащила его на себя, приседая на пол.
Игорек, зажав во рту кусок сыра, испуганно мычал и отбивался одной рукой, стараясь другой ухватиться за какую-нибудь опору. Он, похоже, и перевернул стол, стараясь держаться за него.
Оглядев кухню, я вдруг заметила кое-что интересное в приотворенном шкафчике, сразу у двери. Открыла — пистолет! Сколько же оружия на этой дачке! Нормальный «макаров»! Выдернула магазин — неполный.
Оглянулась на поле боя. Не переставая жевать, Игорек, умело маневрируя, почти отцепился от Наташи и через минуту, наверное, сможет полноценно пообедать.
Наташа, продолжая наступление, переходила от хохота к хмыканью, что увеличивало шансы Игорька. Посмотрев, как он лихо сваливает от девушки, я почти поверила в его репутацию бабника. Видно, что умеет удирать от женщин.
Я махнула ему рукой.
— Сам справишься. Если меня долго не будет, занесешь букетик в подвал.
Проверив предохранитель пистолета, я отперла дверь подвала и начала спускаться.
Леша уже заканчивал свою работу, лопатой выравнивая верхний слой свежего цемента. Спина потная, дышит шумно.
— Бог в помощь! — громко крикнула я.
Он вздрогнул и оглянулся.
Я подошла к нему на расстояние примерно в два шага. Лопату он не бросил, а рисковать мне было уже лень.
Леша обалдело посмотрел на меня, на пистолет.
— Ты кто? — спросил он и кашлянул.
— Не узнал, малыш? Я — Иванова. Мы с тобой встречались на одной квартире. Правда, тогда темно было.
— В какой квартире? — Он еще не соображал как надо.
— А над казино. Там еще дырка в полу была, такого вот размера, как ты здесь заделал. Кстати, что ты там зарыл? Клад?
Леша напрягся и слегка втянул голову в плечи.
— Нет, просто это, ну, просто мусор строительный, чтоб не выносить, значит…
— Ай-яй-яй. За что же ты Евгения Борисовича мусором окрестил? А если выскочит, за такое-то оскорбление?
Честное слово! Он дернулся и оглянулся — вот дурак!
— Какого Евгения Борисовича? Не знаю никакого, — заикаясь и проговаривая слова все тише, Леша дошел до нулевой громкости.
— Ты еще скажи, что не знаешь, где находишься, чья машина во дворе стоит, что за женщина приезжала — Нина, какая-то мать какой-то Натальи и прочее. Не хочу я все это слышать. Давай по существу. Лопату брось в сторону.
Он послушался.
— Молодец. Можешь присесть на пол. Еще быстрее. Умница. Ты знаешь, что тебе с Натальей будет за убийство Алексеева?
Леша вытер пот со лба тыльной стороной ладони и промолчал.
— Братва вам не простит его смерти и устроит за вами охоту. И в милицию вам попадать нельзя — после суда попадете на зону к той же братве в логово. Ведь так, Леша?
Он несколько раз сглотнул слюну и неуверенно проговорил:
— Я спустился в подвал, смотрю, лежит, уже готовый. Я и решил от греха подальше зарыть его здесь. Все равно ведь умер. А кто его убил, не знаю. Может, он сам — самоубийство.
— Может, и сам, — согласилась я, — он тебя позвал, ты спустился, напал на него, а потом Наташка разрядила в него пистолет. А умер он сам. Правильно говоришь.
Леша был ошеломлен и уничтожен.
Его глаза выражали ужас и потрясение. Хороший момент. Я подумала и решила добить:
— Ну а потом, чтобы стряхнуть напряжение, вы с Наташей прямо тут и расслабились. Как видишь, я все знаю. И про ваши дела с казино тоже. Вы с Наташей играли по-крупному, а у тебя в правом кармане брюк была фига, такая плоская и прямоугольная. С полученным суперпризом вы поехали в гостиницу. Какую, помнишь? А утром уехали на московском поезде. Взяли билеты до конца, а сошли в Радищеве, и Алексеев вас тут уже ждал. Не пойму только, зачем ты Наташку взял в казино? Ведь там могли быть знакомые?
Леша поерзал и пересел по-другому, глядя на пол, сказал:
— Женька заставил, он нарочно хотел, чтобы мы засветились. На нас хотел все списать.
— Прямо так сразу и замыслил этот коварный план?
— Нет, не сразу. Потом, когда ты вмешалась и с этой квартирой его раскусила.
— Сойдет. Заставил сразу, а замыслил потом. И так бывает.
Лешу прорвало, он поднял голову и, стараясь задержать на мне бегающие свои глазки, начал выкрикивать:
— Он послал меня старикана этого грохнуть, чтобы он его не опознал, а там ты… Вот тогда он и решил — я по глазам его понял. Он мне сказал: «Макни эту Агафью Кристи, и все концы обрублены». А ты нашла гранату, сука!
Последнее слово он выкрикнул с таким искренним чувством, что сам перепугался. Я повела пистолетом, чтобы он не забывал о серьезности момента. А то уже хамить начал девушкам.
— А сколько он тебе обещал в конце за все дело?
— Десять процентов, а что? Только десять, я правду говорю.
— Только десять, а остальные девяносто куда?
— Он хотел в Нинкином казино развернуться, сделать его на уровне Лас-Вегаса.
— Это как? Повырубать все деревья в округе и песка насыпать?
— Нет, ну там — обслуживание, развлечения, чтобы официантки только в полотенца были завернуты — и ничего больше.
— Это круто! Когда он тебе обещал дать деньги? — Я стала подкрадываться к главной теме, играя с нею, как кошка с мышкой.
— Сначала говорил, что как полы в той квартире отремонтируем, чтобы следов не осталось. Потом — как только тебя грохнем.
— Понятно, Леша, слушай сюда. — Я переложила пистолет в другую руку. — Я готова забыть про убийство Алексеева и про твои грубости в мой адрес, хочешь?