Начальник Нового года - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Осис cтр.№ 27

– Какая цена, Катенька? Кать, а? Кать! Это от голода и от нервов. Давай перекусим.

– И значит, ты не бог, не герой и не голодранец никакой ни разу, да? – продолжала бушевать Катя.

– А ты думала, что я бог, герой и голодранец? В жизни ничего лучше не слышал! – Макс был так польщен, что опять забыл, что они с Катей ругаются, и от счастья полез к ней целоваться.

– Ничего подобного! Нечего ко мне приставать! – еще пуще закричала Катя. – Все! Забирай свои пакеты и выметывайся отсюда! У вас там, на невольничьем рынке, есть из чего выбрать! А мне не надо!

– Какой невольничий рынок, Катя? – Макс еще пытался о чем-то Катю спросить, но она уже выпихивала пинками за дверь своей квартиры его пакеты, срывала с вешалки куртку, выбрасывала ее на лестничную клетку и злобно оглядывала квартиру, надеясь выбросить что-нибудь еще. Макс оказался на лестнице без майки и в одном ботинке.

Он только успел надеть майку, как из-за Катиной двери донесся горький бабий вой: «И ничего мне не надо!» И тут же потянуло горелым мясом – это Макс успел-таки шлепнуть на сковородку толстый кусок телятины, пока Катя его ругала.

– Ну, порядок. Голодной не останется, – хмыкнул Макс, присаживаясь на ступеньку лестницы, чтобы надеть второй ботинок. – Поплачет, соскребет горелое, поест, а потом подумает. Утро вечера мудренее.

За дверью опять что-то полетело, грохнулось и посыпалось.

– А была такая тихая! – весело удивился Макс. – Надо убираться, пока что-нибудь не полетело мне в голову. А теперь вспомним школу!

Он пододвинул пакеты поближе к двери, нажал на кнопку звонка и ринулся вниз по лестнице, смеясь и грохоча каблуками.

Катя проснулась пораньше и вышла в сени. В сенях еще пахло осенью: антоновскими яблоками и соленьями, но вода в кадке уже покрылась тонким ледком. Катя особенно любила умываться такой водой, от которой зубы сводит и на щеках расцветают яркие розы. Потом Катя достала из сундука новую ленту, любовно разгладила ее на коленях и вплела в косу. Посмотрела на себя в маленькое мутноватое зеркальце, осталась довольна, подхватила коромысло с ведрами и пошла по воду.

Катя заметила, что идет босиком, но не удивилась, а только с удовольствием пошевелила пальцами в теплой и нежной дорожной пыли.

– Здравствуйте, Анна Афанасьевна! – поздоровалась она с соседкой. Милая старушка помахала ей рукой, стоя под буйным розовым кустом. Под ее ногами цвели подснежники и ландыши, за ними шеренгой стояли тюльпаны, вдоль дорожек бешено полыхали астры и гордо высились богатырские георгины.

Навстречу Кате прошел, сверкая зубом, дядя Коля, потом побежала в ближайшую рощу Валентина – в кокетливых лапоточках, настоящая барышня-крестьянка. В роще слышался хор добрых молодцев, собиравших малину. Справа на юру возвышалась разноцветная беседка Андрея Николаевича, а в недостроенном доме колыхалась на открытой створке окна занавеска – Андрей Николаевич, конечно же, спал. В панаме и с тростью проследовал в сторону рощи Сергей Сергеевич. По дороге вынул из жилетного кармана часы, посмотрел на них, поправил пенсне и пошел дальше.

– Вот на кого он похож! На Сергея Ивановича Кознышева из «Анны Карениной»! А я-то мучилась, гадая, кого он мне напоминает! – сообразила Катя, но ей тут же стало не до соображений, потому что дорога пошла круто вниз, к реке, и там, пыля, гарцевал на вороном коне Максим.

– Здравствуй, Максим! – сказала Катя, поравнявшись с ним, и пошла дальше, но Максим развернул коня, обогнал, загородил дорогу.

Тут Катя поняла, что начал сниться «Тихий Дон», и проснулась.

А когда она проснулась, то на нее навалилась ужасная, черная тоска. Рядом не было Макса, и не было его потому, что она сама его выгнала.

Вчерашнее снежное буйство превратилось в тихий и пасмурный день. Около окна влажно чернело дерево, а под ним прыгала по рыхлому снегу ворона.

Катя заварила себе чай и села у окна смотреть на ворону.

Еще только вчера ей было все равно, есть Макс на белом свете или нету его совсем. Ей было все равно, а он был. Сегодня же ей было не все равно, а его не было. Еще только вчера она жила своей, отдельной жизнью и гордилась собственной независимостью, а сегодня уже не представляла, как жить дальше без Макса. Хотя если бы она его не выгнала, то, наверное, не догадалась бы, что больше не умеет без него жить.

Какая-то еще была мысль – особенно неприятная, как заусенец на указательном пальце… Ах да! Сегодня суббота. А это значит, что нет любимой работы. Даже работа у Сергея Сергеевича сегодня казалась ей прекрасной. Но и этой работы сегодня нет. Ужас какой, все одно к одному.

Когда-то давно по субботам бабушка затевала пироги. Все неделю они работали и учились. По воскресеньям ходили гулять – особенно бабушка любила Сокольники. А суббота была домашним днем: бабушка надевала на Катю фартук, и они месили и раскатывали тесто, готовили начинки, лепили пирожки, взбивали гоголь-моголь и перышком обмазывали пирожки сверху, чтобы они стали румяными. Это было одно из немногих домашних дел, которое бабушка выполняла с удовольствием, – на остальное у нее не хватало ни сил, ни времени.

Бабушка руководила своим институтом, а Катя ходила сразу в три школы: общеобразовательную, спортивную и музыкальную. Днем Катя прибегала к бабушке после школы, бабушка отпускала секретаршу, закрывала двери на стул – двери были высокие, двойные, с красивыми медными ручками, именно в эти ручки надо было просунуть ножку стула. Забаррикадировавшись, они делали вместе математику – в четвертом классе математичка вдруг объявила, что будет держать Катю «под колпаком Мюллера». Этот ужасный колпак пугал Катю даже больше, чем математика, но бабушка объяснила, что это не страшно, а заодно объяснила и математику. У бабушки была удивительная способность просто объяснять сложные вещи. «Кто ясно мыслит, – поясняла она, – тот ясно излагает». Математичке быстро надоело спрашивать Катю каждый день, а бабушке и Кате так никогда и не надоело сидеть вдвоем и разговаривать. Казалось бы, что такое полчаса в обеденный перерыв? Но в эти получасовые отрезки вместилось столько важного! Постепенно Катя училась отделять главное от второстепенного, формулировать проблемы, ставить перед собой реальные задачи и не бояться работы.

Когда бабушкин НИИ уехал из старинного особняка в центре и занял гигантское здание в районе метро «Аэропорт», они с бабушкой сначала немного растерялись. В обед у них теперь уже никак не получалось встречаться, да и Катя порядком выросла. Теперь бабушка поджидала ее по вечерам («Смотри, не позже одиннадцати!»), заваривала чай и кивала, пока ее девочка рассказывала, горячилась, стучала кулаком по столу. Чаще всего бабушка была согласна с Катей, но иногда говорила совершенно неожиданные вещи. «Жизнь длинная», – отвечала она на внучкины требования справедливости, и становилось понятно, что бабушка не собирается немедленно клеймить подлецов и обличать предателей. «Бабушка, но ведь надо объяснить человеку, что он сделал плохо!» – горячилась Катя. «Жизнь длинная, – повторяла бабушка, – он сам поймет. А наши объяснения никому не помогут». Катя не соглашалась тогда, конечно. Не соглашалась и теперь. Но начинала понимать.