— Неактуально.
— Твоя жена симпатичная.
— Угу.
— Не знаю, стоит ли говорить… — замялась Антонина. — В общем…
— Стоит — не в буквальном смысле, надеюсь, — усмехнулся Максим.
— Как знать…
— Тогда лучше не говори.
— Но тебе надо знать. В общем, может быть, тебя это расстроит…
— Вряд ли, — хитро посмотрел на нее Максим. — Ну так что у тебя?
— Она и Артем…
— Да?
— Представь себе! — оживилась Антонина. — Я отвечаю за эту информацию.
Максим молчал, допивая свое перно. Потом заказал оранжад со льдом.
— Ты удручен?
— Скорее удивлен.
— Я понимаю…
— Вряд ли, — покачал головой Максим. — Можно сказать, приятно удивлен.
— Вот как?
— Конечно. Новые перспективы… — загадочно произнес Капустин.
— Не понимаю…
— Я и говорил, что не поймешь, — снова улыбнулся Капустин. — Знаешь что, ты не вникай, ладно? Займись лучше профессором.
— Я и так…
— Ну так удачи тебе! — Максим спрыгнул с табурета, увидев, что Милена выходит из номера и прощается на пороге со Шмаковым.
— Вы что, тоже ко мне? — спросил его Алексей Данилович недовольным голосом.
— Я на минутку, если позволите, — настойчиво произнес Капустин.
— А нельзя ли отложить наш разговор? — попросил Шмаков. — Я неважно себя чувствую, да и подустал уже за сегодня.
При этом он, стараясь не встречаться глазами с Меньшиковой, бросил недовольный взгляд на Милену, которая явно утомила профессора.
— Это очень важно, — настаивал Максим. — Я не отниму у вас много времени.
— Проходите, — обреченно вздохнул профессор, пропуская гостя вперед.
Некоторое время из номера Шмакова не доносилось ни звука. И вдруг тишину прорезал донельзя испуганный голос профессора:
— Что?! Да вы понимаете, что это значит?! Да я ведь могу…
— Да-да, разумеется, — донесся до меня уговаривающий голос Максима. — Я все понимаю. Только не надо так громко говорить, нас могут услышать.
Меньшикова, согревшая в ладонях коньяк, медленно выпила свой «one drink» и нехотя сползла с табуретки. Уходя, она оглянулась:
— Запишите алкоголь на счет господина Капустина, — попросила она бармена.
— Уже! — радостно ответил ей тот. — Можете не беспокоиться.
— А я и не беспокоюсь, — пожала плечами Меньшикова и стала подниматься по лестнице.
И еще один человек в этот день нанес визит профессору. Уже перед самым ужином Дора Капустина ненадолго появилась в столовой.
Она подошла к стойке бара и заказала себе кофе. Пока она пила «арабику», ее сумка чуть не свалилась с табуретки, куда она ее взгромоздила.
Я ухватила сумочку в падении и едва не ойкнула от неожиданности — она оказалась чересчур тяжелой. Ловя сумочку, я слегка стукнула ею о дубовую стойку бара — раздался тупой металлический звук.
— Спасибо, — спохватилась Дора, спешно допивая свой кофе. — Какая я неловкая!
Она подхватила сумочку под мышку и прошла в номер к Шмакову, где пробыла минут пять.
«Что же могло помещаться в сумочке?» — думала я, ожидая ее возвращения.
То, что обычно лежит в сумочке его дамы, известно каждому мужчине: помада, тени, сигареты, если дама курит, и разнообразное мелкое барахло, ни сосчитать, ни систематизировать которое невозможно.
В любом случае сумочка столько не весит. Если не положить в нее пистолет.
Зачем же Дора шла к профессору с оружием? Любопытно, услышим ли мы выстрел?
Я начала фантазировать.
А вдруг благообразный пожилой профессор на самом деле — серийный маньяк и в свое время пришил кого-нибудь из ее знакомых?
Или, например, Шмакова «заказали», и Дора сейчас приведет приговор в исполнение, затем исчезнет из санатория и, получив гонорар, скроется за границей, где-нибудь на островах Эгейского моря?
Или они вместе с профессором что-то замышляют? Например, ограбление банка!
Пока я лениво строила воздушные замки, рисуя картины одну невероятнее другой, время тихо подползало к ужину, и я вернулась к себе в номер, чтобы переодеться перед выходом в столовую.
* * *
А за ужином число вкушающих пищу едва не увеличилось еще на одну персону. Впрочем, Славик отсутствовал — очевидно, был наказан за безобразное поведение и находился, так сказать, «под домашним арестом» — еду ему теперь приносили в комнату, и больше я ни разу его не видела рядом со взрослыми.
Вячика-Славика Капустина едва не сменил Егор. Прыткий джентльмен сделал еще одну попытку внедриться в число обитателей привилегированного корпуса и стать накоротке кое с кем из них.
Егор появился на веранде минут за пятнадцать до начала ужина. Он был одет довольно пристойно, но, как обычно, весьма подшофе.
Увидев эту личность, появившуюся в столовой после уже традиционного громкого хлопка двери, Меньшикова не смогла сдержать вздоха отчаяния — опять ей придется выдерживать его натиск!
— Привет честной компании! — приветствовал нас Егор. — Примете к себе?!
Никто ему не ответил. Отнюдь не обескураженный таким прохладным приемом, Егор прошел сразу же к бару и как ни в чем не бывало уселся на табурет за стойкой и потребовал себе водки.
— А вы из какого корпуса? — на всякий случай осведомился бармен.
— А из этого! — весело ответил ему Егор и повернулся к жильцам, чтобы посмотреть на их реакцию. — Теперь я тут жить буду.
— То есть как? — первым нарушил молчание майор. — В каком это смысле?
— В прямом, — заявил Егор, гордо подняв голову. — Договорился с дирекцией, переезжаю. Чемоданы щас принесут. Какой номер у вас свободный?
— Доплатил, что ли? — с интересом посмотрел на него бармен. — А что, правильно! Тут очень даже неплохо, кругом комфорт.
— Во-во! — согласился с ним Егор. — На свои гуляю. А разве нельзя?
— Да пожалуйста! — радостно проронил бармен, наливая ему водки.
Мужчина за стойкой — забавно, но мне даже ни разу не пришло в голову поинтересоваться, как его зовут, так до сих пор и не знаю, — не скрывал своего приподнятого настроения.
Еще бы!
Такой постоялец, как Егор, да еще и при деньгах, обещал периодическое выпадение на бармена дождя из чаевых. Ну и, конечно, вряд ли человек в сильном подпитии будет уточнять — сто тридцать или сто пятьдесят граммов огненной влаги плеснули ему в рюмку.