«Горбунов Юрий Петрович, директор» — значилось на первой. Следующей была дверь с табличкой «Скоробогатов Георгий Михайлович, главный режиссер». Понятно. Здесь сидят рулевые. Но дальше на табличках были только номера. А где же артистические уборные? Я пошла дальше, пытаясь по каким-нибудь признакам определить, за какой дверью могла бы находиться комната Алевтины Скоробогатовой. Спросить об этом было совершенно не у кого — коридор был абсолютно пуст!
Кстати, меня вообще удивил факт практически полного отсутствия людей в здании. Кроме тех двух рабочих и старушки, я так больше ни с кем и не встретилась (естественно, не считая группу, которая в данный момент усердно репетировала на малой сцене). Создавалось впечатление, что театр просто вымер.
Но вдруг одна из дверей открылась, и из нее вышел какой-то человек,. Он спокойно пошел по коридору в сторону, противоположную от меня.
— Эй! — окрикнула ;я его. — Не могли бы вы мне помочь?
Услышав мой голос, человек почему-то вздрогнул и, как мне показалось, в первый момент хотел броситься бежать. Но потом, словно пересилив это свое странное желание, он остановился и медленно обернулся ко мне. — Это был мужчина средних лет. Светлые волосы, подстриженные ежиком, маленькие бегающие глаза на бледном лице. Довольно странная личность!
— Вы не могли бы мне помочь? — повторила я.
— Я? — переспросил человек и как-то странно дернул головой. — Вам?
Казалось, что факт моего присутствия в этом коридоре его обескуражил. Интересно почему?
— Кому же еще? По-моему, кроме меня, здесь никого нет! — ответила я.
— Да, никого нет… — тихо, словно про себя, повторил незнакомец.
— Так вы можете мне помочь? — снова спросила я. — Я ищу комнату актрисы Скоробогатовой.
— Я не знаю… — прозвучало в ответ.
— Чего не знаете? — Меня уже начала раздражать странная манера этого типа выражать свои мысли.
— Я не знаю, где эта комната! — ответил он. Его голос звучал как-то отстранение и равнодушно.
— Как не знаете? Вы не работаете" в театре? — удивилась я. — Тогда что вы здесь делаете?
— Я… Я работаю в театре! — торопливо проговорил мой странный собеседник. — Я техник.
Я техник сцены. Но я не знаю, где эта комната.
И, повернувшись, торопливо пошел по коридору в том же направлении, что и раньше.
— Эй!.. — окликнула было я его, но потом только махнула рукой, поняв, что вряд ли смогу от него чего-нибудь добиться.
А тип между тем дошел до конца коридора и свернул куда-то налево — видимо, на очередную лестницу. Сколько же лестниц может быть в этом дурацком здании!
Пройдя еще несколько шагов, я остановилась около двери, из которой вышел мой немногословный собеседник. Дверь была немного приоткрыта.
Я взялась за ручку и осторожно потянула дверь на себя. Она открылась с густым протяжным скрипом. Тоже мне, техники! Петли смазать не могут!
Я осторожно заглянула в комнату и осмотрелась.
Слева от меня стояло трехстворчатое зеркало. Столик перед ним был уставлен разного рода косметикой. Около столика находился симпатичный маленький пуфик, сидя на котором, должно быть, звезда провинциальной сцены готовилась к очередному выходу. Всю противоположную стену занимал огромный шкаф-купе с зеркальными дверями. Не занятые зеркалами стены были оклеены театральными афишами. Это были афиши разных местных постановок. Я даже не знала названий спектаклей, которые были на них представлены.
Практически на всех афишах фигурировала в разных нарядах и в разных позах уже хорошо знакомая мне Алевтина Павловна Скоробогатова. Сделав несложное умозаключение, я поняла, что данная комната скорее всего принадлежит именно ей.
Стоп, но что в этой комнате делал странный техник? Что вообще может делать техник сцены в уборной артистки? Кроме того, я ведь простым русским языком сказала ему, что ищу именно эту комнату! Почему же он мне соврал, что не знает, где она? Самым вероятным объяснением происшедшего было то, что, человек этот не был никаким техником. Более того, именно он и был тем самым навязчивым обожателем Алевтины Павловны, чьи ухаживания полностью лишили сна и покоя несчастную актрису.
Боже мой! Надо же было мне так опростоволоситься! Ведь я разговаривала с маньяком, была на расстоянии вытянутой руки от него и преспокойно его отпустила! Теряете форму, Евгения Максимовна, ой теряете!
Я выбежала из комнаты Скоробогатовой и бросилась по коридору вслед за человеком с бледным лицом. Коридор, как я и предполагала, оканчивался дверью, ведущей на лестницу. И опять — один пролет вверх, другой вниз! Снова распутье! Куда же бежать? И я быстро ринулась вверх по лестнице.
Нет, я все-таки действительно теряю форму!
Выбранная мною лестница упиралась в тяжелую клепаную металлическую дверь о двух засовах с навесными замками. Серьезное сооружение! Как бы ни был озабочен человек, за которым я бежала, думаю, что его уязвленное либидо вряд ли могло провести его сквозь эти засовы!
Я почти купилась и на эту дверь, и на эти засовы и уже собиралась вернуться назад, на этаж ниже.
Но, бросив последний взгляд на замки, неожиданно поняла, что это сплошная фикция. Замки были надеты только на первые ушки засовов, а сами засовы были выдвинуты из своих пазов ровно настолько, чтобы это позволяло двери спокойно открываться. А с первого взгляда казалось, что дверь эта заперта «всерьез и надолго»!
Что же я стою и пялюсь на эту дверь, как баран на новые ворота? От этого ведь она не откроется!
И я решительным движением дернула дверь на себя. Но она не поддалась. Тогда я дернула еще раз, приложив определенные усилия. На этот раз тяжелая дверь с душераздирающим скрипом отошла в сторону. За ней была темнота — какое-то большое и совершенно неосвещенное помещение. Что это, чердак? Боже мой, неужели этого типа понесло туда? Если так, то он действительно опасный сумасшедший!
В это время, словно в подтверждение моей последней мысли, откуда-то из темноты раздался странный звук, словно кто-то наступил на кусок стекла. Конечно, это могла быть и крыса… Но что-то мне подсказывало, что эта крыса перемещается на двух лапах, а точнее, на двух ногах…
Чтобы не быть прекрасной мишенью на фоне освещенного проема двери, я на всякий случай отошла от нее в сторону и крикнула:
— Есть там кто-нибудь?!
Глупо! С тем же успехом я могла бы спеть в темноту «В лесу родилась елочка». Результат был бы точно такой же. А точнее, никакого результата!
Только тишина! Впрочем, ничего другого я и не ожидала.
Однако меня не оставляло чувство, что в темноте кто-то прячется. Кто-то притаился и терпеливо ждал, когда же наконец мне надоест обмениваться глупыми фразами с пустотой и я уберусь восвояси.