Например, таким, как я.
Что бы это могло быть? Конечно, в нормальном доме можно было вынести на повестку дня (а в данном случае ночи) гипотезу о неловкой птичке или о ветке, порывом ветра направленной прямо в окно. Или о незадачливом домочадце, уронившем кувшин тонкого стекла на мягкий ковер и скорее лопнувшего, чем разбившегося.
Но то в нормальном доме.
Дом же, под крышу которого меня угораздило угодить, к числу нормальных домов отнести было, мягко говоря, затруднительно.
Я встала с кровати и, ступая на цыпочках, подошла к двери и выглянула в коридор. Потом взяла из тумбочки пистолет, вышла и двинулась в ту сторону, откуда, по моим предположениям, и доносился этот подозрительный звук.
Потому что кто поручится за то, что это не вкрадчивые движения человека, несущего смерть, киллера, который получил заказ на моего работодателя.
Ведь именно в той стороне находились спальня и кабинет хозяина дома.
Впрочем, звук больше не повторялся, и закралась мысль, что поднявший меня из теплой постели стеклянный всхлип был разновидностью слуховой галлюцинации. Бывает так, что после напряженного дня уши начинали работать согласно подсознательной директиве «воплотить нежелаемое в действительное». Типичная мания преследования, в общем, с небезосновательной претензией на паранойю.
Шутка.
Но все-таки меня еще рано списывать по профнепригодности, вздрогнув, подумала я.
Потому что именно в этот момент я глянула за угол сворачивающей по перпендикуляру галереи и увидела того, кто поднял меня среди ночи. Человека, который определенно не мог быть ни одним из тех, кого я уже видела в этом доме.
Человек с поразительной ловкостью пролез в очищенную от стекла узкую створку окна и совершенно бесшумно спрыгнул на пол. Потом огляделся и осторожно двинулся к дверям демидовского кабинета, легкими плавными движениями, подобно большой хищной кошке.
Я сжала обеими руками рукоять пистолета и медленно последовала за ним. Он открыл дверь кабинета и вошел внутрь. Потом приблизился к столу и, опершись на него одной рукой, вторую протянул к сейфу.
— Идиот, — прошептал он, — никак переменил код? Ну да ладно.
Я бесшумно приблизилась к нему и приставила к коротко остриженному затылку дуло пистолета.
— Спокойно, дорогой, — тихо проговорила я, — только не рыпайся. Что тебе тут надо?..
Ответ был потрясающим.
— Мне тут надо покушать, — в тон мне откликнулся неизвестный злоумышленник, — так что убери свою поганую пушку.
— Правда? — не меняя позы, сказала я. — А что, если я поступлю иначе?..
— Что ж, в этом случае вы совершите грандиозную ошибку, моя милая и таинственная леди.
…Не знаю, как ему это удалось, но только даже мой лучший инструктор в отряде «Сигма» капитан Климов не обладал такой потрясающей скоростью и отточенностью движений. Потому что все выпады Климова я рано или поздно научилась парировать. Противопоставить что-либо движению этого человека я не смогла.
Конечно, к ночи моя реакция сильно притупилась, да и неизбежная сонливость сыграла свою пагубную роль. Но какое это имеет значение, когда человек, замысливший недоброе против того, кого ты обязана защищать, одним непостижимым изворотом выхватил у тебя пистолет, синхронно зафиксировав в блоке твои руки, и перебросил через плечо так, что весь мир опрокинулся и в глазах закружились звездочки.
Впрочем, уже в последующие мгновения я поддержала свое реноме и, успешно парировав его четкий направленный удар с левой, нанесла из положения лежа свой удар обеими ногами с последующим переворотом в воздухе для возвращения в вертикальное положение.
— Ого, киска, я смотрю, ты хороша в этом деле, — насмешливо процедил он. — Может, и в постели так же классно кувыркаешься, а?..
— Я думаю, проверять не будем. Сегодня уже много желающих было, и все…
В этот момент я пропустила сильнейший прямой удар в грудь, от которого на некоторое время жестко сбило дыхание. На ногах я, к сожалению, не устояла, но упала так, как меня учили в «Сигме», то есть с возможностью встать через мгновение и нанести ответный удар.
— Ого, девочка, — прошипел он, вытирая кровь с рассеченной губы после выпада, который любого другого по меньшей мере отправил бы в нокдаун, — я вижу, те ребята ничего не добились: ты такая горячая!..
Что-то нестерпимо знакомое показалось мне в интонации, с которой была сказана эта фраза, злая, саркастичная, колючая. Да и весь темный контур рослой статной фигуры, вся эта великолепная вкрадчивая стремительность отточенных движений навевали смутные воспоминания о недавно виденном и не способном уйти в мертвые шлаки памяти… Несомненно, я знала или, по крайней мере, видела этого человека и говорила с ним.
Вероятно, и его посетили такие же мысли, потому что он усмехнулся и произнес:
— Послушайте, леди, а мы случайно с вами не знакомы?
— Вряд ли, — откликнулась я, — последние двадцать восемь лет я не была в областной психиатрической клинике в отделении буйных олигофренов.
— А так как я не хочу предполагать, будто вам больше двадцати восьми, — с подчеркнутой издевательски изысканной вежливостью изрек он, — то остается заключить, что в упомянутом вами достойном заведении содержалась ваша матушка. В ту пору, когда была беременна вами. Ведь, если не ошибаюсь, именно с тех славных времен прошли искомые двадцать восемь лет, не так ли?
Я не успела ответить на это оскорбление, потому что последние слова он выпалил уже в полете, — когда как тигр прыгнул на меня.
Я перехватила его руки, и мы рухнули на пол, причем наконец-то мне удалось оказаться сверху, и я нанесла свой самый удачный за последние две минуты удар. У того вырвался невольный стон, но в следующую секунду я попала в такие тиски, что…
Примерно такие же ощущения я испытывала, когда на меня на учениях в лагере «Сигмы» рухнуло спиленное дерево и прищемило мне шею. В тот раз меня спасло только то, что я сумела подставить руку да еще спружинившие от земли боковые ветви. Конечно, дерево было молодое, но когда оно со всей дури падает тебе на голову, то иной раз за глаза хватит и новогодней елочки.
В этот раз нежные объятия разомкнули внезапно вспыхнувший верхний свет и голос Демидова, срывающийся, возмущенный:
— Это что за детский сад?..
И вслед за этим смех — звонкий, молодой смех почти победившего меня человека. И в ту же секунду я вспомнила его. Оставалось только удивляться, как я не вспомнила его раньше. Потому что мало на свете людей, которые могут по-настоящему изумить меня дважды на дню.
— Костя, это что за выходки? — изумленно спросил Демидов, глядя на мою до неприличия разорванную ночную рубашку из безразмерного гардероба хозяев, совсем новую и уже не пригодную к дальнейшей эксплуатации, благо она не только не прикрывала грудь, но и была основательно закапана кровью — моей и моего противника.