— Не нравится мне все это, — пожаловалась я хмуро. Ювелир перехватил мой взгляд, на секунду задумался, а затем протянул понимающе:
— Думаете, Рамазанов инсценировал свою смерть и скрылся, прихватив с собой камни и деньги?
— Эта версия очень похожа на правду, — согласилась я, — мне бы только взглянуть на фотографии с места преступления, сделанные милицией, и я бы сказала точнее. Одно бесспорно — его забили битой не в поезде. Возможно, он уже был мертв, когда ему уродовали лицо.
— Почему вы думаете, что все было не в поезде? — удивленно спросил ювелир.
— Потому что в купе битой особенно не помашешь. Тесно слишком, — пояснила я. — Если лицо изуродовано до неузнаваемости, то имели место многократные вдавленные переломы черепа. Ваши люди сказали о бите, следовательно, они видели уже ранее следы биты, которые остаются на теле человека после удара. Их невозможно перепутать со следами от утюга, топора или молотка. Обух топора, например, оставляет следы в виде буквы «П». Утюг — линейные раны от ребра, в виде звезды от острого кончика или округлой формы со значительным размозжением мягких тканей от плоской боковой поверхности. Только последний вариант напоминает следы от бейсбольной биты, но и то отдаленно. Значит, бита. А чтоб битой дробить кости, взрослому мужчине нужен хороший замах. Не карлик же его убил, извините. — Я осеклась, почувствовав неловкость.
— Ничего, я не обиделся, продолжайте, — потребовал Павлов.
— План действий таков: сейчас, — я посмотрела на часы, — буквально где-то через сорок минут я отправляюсь на встречу с вашим «другом» Карпушкиным. Постараюсь вытянуть из него ваши камни. Если он был в связке с Рамазановым, то не устоит перед соблазном спихнуть мне краденое. Вот тогда мы и выясним — кто есть кто.
— Думаете, он так вам их и выложит, — с сомнением посмотрел на меня Павлов, — вы его не знаете. Это еще тот сукин сын. Взгляд рентген и хладнокровный, как лягушка.
— Я буду очень убедительной, и он не устоит перед моим очарованием, — пообещала я, выключая компьютер. — В общем, сейчас я гримируюсь, еду к нему, раскалываю, возвращаюсь с победой. Если не выгорит, буду поднимать старые связи в милиции, проверим, чей труп обнаружили в поезде, и уж от этого будем плясать. Ну это уже потом.
— Как у вас все просто, — мрачно заметил ювелир.
— А чего усложнять-то? — улыбнулась я. — Вы сидите дома и нос на улицу не показываете. Короче, действуйте строго по моим инструкциям, как мы с вами до этого условливались. Все будет нормально.
— Ладно, — протянул ювелир по-прежнему недоверчиво и с некоторым недовольством, — буду надеяться на вас. И помните, что я не поскуплюсь на премиальные, если вы вернетесь с товаром.
— Моя ставка обычно десять процентов от возвращенной собственности, — скромно проинформировала я, выкладывая из открытого чемодана принадлежности для гримирования, аппаратуру, платья и различные аксессуары, которые должны были превратить меня в богатую иностранку афроамериканского происхождения. Нельзя было допустить, чтоб столь опасный человек, как Карпушкин, увидел меня без грима. Неизвестно еще, что случится при нашей встрече, а мне ведь еще жить в этом городе.
Тишину нарушил громкий кашель. Павлов задохнулся от моих слов и с трудом приходил в себя.
— Евгения Максимовна, да вы что?! — хрипло прошептал он, выпучив на меня глаза. — Десять процентов, это ж почти два лимона зеленых! Помилосердствуйте, я же бизнесмен, а не Дед Мороз. Я не могу так швыряться деньгами. Назовите реальную сумму.
— Если я не верну вам эти камни, то вы вообще останетесь ни с чем, — напомнила я, затем, напевая себе под нос веселый мотивчик, спокойно стала намазывать клеем силиконовую накладку для нижней губы.
— Один процент — это очень хорошие деньги, — процедил ювелир сквозь зубы, пропустив мою фразу про самый негативный вариант развития событий.
— Пять, — вздохнула я и прилепила накладку на губу.
Ожесточенный спор по процентной ставке сопровождал весь процесс накладывания грима. В конце я нацепила парик с огромной копной черных, свитых в колечки волос и бросила:
— Черт с вами. Один процент так один процент. Превратили меня просто в какую-то чернокожую рабыню с юга, работающую за похлебку из говяжьих глаз.
— Что? Да это деликатесы вообще, — обиженно воскликнул ювелир, и уже с восторгом: — Евгения, вот это да. Да вас в этом гриме и мать родная бы не узнала. Как такое просто возможно. — С восклицаниями он бегал вокруг меня и заглядывал в лицо со всех сторон.
— Масса, вы смущаете свою рабыню, — хихикнула я и стыдливо прикрылась широкополой бежевой шляпой, украшенной золотой цепочкой, которая искрилась от россыпи мелких бриллиантов.
— А вы его не спугнете своим видом? — обеспокоенно спросил Павлов, прекратив улыбаться.
— Не думаю, — бросила я, подходя к большому зеркалу в массивной резной раме из черного дерева. — Другого выхода-то все равно нет. Единственная знакомая мне владелица ювелирного салона из Брайтона выглядит именно так. Отступать от образа я не могу. Сами же говорили, что Карпушкин опасный человек. Он десять раз меня уже проверил по всем каналам. — В зеркале отразилась очень симпатичная мулатка в бежевом костюме, широкополой шляпе, увешанная драгоценностями с ног до головы. Я повесила на плечо сумочку из дорогой кожи, повертелась, примерила к себе черную лакированную трость.
— А трость зачем? — не удержался от вопроса завороженный моим превращением Павлов.
Я нажала кнопку на ручке трости, и из маленького набалдашника на конце выскочила игла вмонтированного шприца со снотворным.
— А-а-а, — протянул ювелир и схватился за вибрировавший в кармане мобильник. — Да, слушаю. Какая машина с продуктами? Что за дядя Вася?
— Это за мной, — поспешно пояснила я, пока Павлов с испуга не приказал расстрелять подозрительный фургон.
— Вы поедете на встречу на машине, развозящей продукты? — искренне удивился Павлов.
— Так надо. За рулем мой знакомый — проверенный человек, — пояснила я.
Через полчаса меня уже ввозили на приспособлении для перевозки копченостей, накрытом черной пленкой, через черный ход отеля. Когда Денис подал мне знак, я выскочила из-под пленки, сунула помощнику обещанную тысячу и зашагала к ресторану, находившемуся на первом этаже отеля. Охранник, открывавший моему помощнику двери, остался курить у входа. Моего маневра он не заметил. Все прошло очень удачно.
— Если что, обращайся. Всегда готов помочь за умеренную плату! — крикнул вдогонку Денис. Он был шофером и возил в отель продукты, а я этим воспользовалась.
Через ресторан я прошла в просторный холл, там сунула удивленному портье сто долларов, прикурила от золотой зажигалки длинную тонкую сигарету в мундштуке и крикнула на английском, что отправляюсь на прогулку по городу. Он послушно кивнул, торопливо засовывая деньги во внутренний карман пиджака. Никаких вопросов у портье не возникло. Верно, думает, что у него время от времени разыгрываются приступы склероза и он забывает, как некоторые из постояльцев попадают в гостиницу. Главное, эти неизвестно откуда появившиеся постояльцы всегда хорошо платят. Проблем от них не бывает. Поэтому портье не особо доискивался, откуда они.