— Готов ответить сразу на оба ваших вопроса, — вдруг услышала она точно за своей спиной насмешливый голос. — Девушка доставлена в наш город из села Кукуева. Представьте себе, близ Архангельска в самом деле есть деревня с таким названием. И доставил ее я, собственной персоной. Сейчас спросите, почему и зачем? Отвечу просто: влюбился.
Марина покраснела и обернулась.
— Ой, простите! Я не знала… То есть я не хотела ничего говорить вслух. Так, вырвалось!
— Ничего. Я вас прекрасно понимаю. Ия и в самом деле может шокировать кого угодно. Этим она меня и привлекла. Представьте, что судьба забрасывает вас по рабочим делам в какой-нибудь глухой северный угол, забытый богом и людьми. И там, среди грязной, опустившейся, спивающейся публики вам совершенно неожиданно попадается вот такая, — он кивнул на беснующуюся Ию, — жемчужина. Разве можно было устоять?
— Не знаю, я не мужчина.
Марине не очень понравилось, как Гонопольский говорил об этой девушке. Когда он произносил «влюбился», в его голосе не было любви, а когда называл Ию «жемчужиной», то вложил в это слово насмешку.
— Осуждаете?
— Я? Что вы, какое мне вообще до этого дело!
— Осуждаете. И напрасно. Видите ли, влюбляясь в Ию, я не учел одного очень значимого, как оказалось впоследствии, обстоятельства: она непроходимо глупа. А жить с этим невозможно. Если, конечно, воспринимать девушку не как простую машину для секса, а как человека со своим набором чувств, мыслей и поступков.
— Я не понимаю, зачем вы мне все это рассказываете?
— Не понимаете? Странно. А между тем все предельно просто: вы мне нравитесь.
— Здрасти!
— Я говорю вполне серьезно.
— Знаете что? Если так пойдет дальше, то в вашей сокровищнице окажется слишком много… «жемчужин».
— Ну, это вряд ли. Я неожиданно пришел к мысли, что всех их готов обменять на один бриллиант чистой воды.
— Желаю удачи.
— Спасибо. От вас, Марина, мне особенно приятно получить такое пожелание, ведь бриллиант — это вы!
Она смутилась, растерялась и возмутилась одновременно:
— Откуда вы знаете, как меня зовут?
— Я все про вас знаю. Ведь я наблюдаю за вами с самого начала, как только вы появились в этом зале. И даже не постеснялся порасспросить своего студенческого друга Иосифа, которого увидел здесь после долгих лет разлуки. Между прочим, именно он так про вас и сказал: «бриллиант чистой воды». Хорошо, что невеста этого не слышала.
Марина была слишком растеряна для того, чтобы возражать. Да и… так ли уж ей хотелось говорить кому-то, кто называет ее «бриллиантом», что она не такая?
— Пойдем? — просто спросил Гонопольский.
— Куда?
— Да хоть куда. Хотите — просто гулять. А хотите — ко мне домой. В гости.
— Нет, не хочу. И потом, вы здесь не одни.
— А, вы про нее, — Максим бросил рассеянный взгляд на визжащую от восторга Ию. — Могу легко успокоить вас на этот счет. Считайте, что этой девушки уже нет в моей жизни. Завтра после работы я помогу ей собрать вещи.
— Куда же она пойдет? Обратно в это, как его… Кукуево?
— Не беспокойтесь за эту девушку. Вот увидите, с ее талантами она непременно и в короткий срок сделает себе сногсшибательную карьеру.
Марина пожала плечами и отошла, делая вид, будто не замечает, что высокий стройный красавец провожает ее глазами. Вечером она расспросила мужа; тот сказал, что этого человека зовут Макс, что он бизнесмен, добившийся в жизни существенных успехов, вот только жена… Эта фурия с зелеными волосами из-за своего глупого поведения нередко ставит его в неудобное положение. «Всем давно известно, что Макс только и ищет случая, как бы от нее избавиться, — заключил Йосик. — Но я знаю Макса, у него железный характер. Когда Ия его достанет окончательно, он выставит ее в два счета».
На другой день Марина снова проводила мужа в горы. Йосик уезжал ночным поездом, она стояла на перроне Северного вокзала, прижавшись к сильной груди любимого, а он привычным жестом трепал ее светлые кудри. Наконец он вошел в вагон, занял свое место и уехал.
А утром… Утром Марина увидела под своими окнами Максима. Одетый в тот же дорогой костюм, в котором он был на свадебном торжестве, он лежал посреди большой клумбы в центре двора и безмятежно спал, прикрыв верхнюю половину лица сложенной вчетверо газетой. Удивившись, и засмеявшись, и чувствуя себя очень польщенной, Марина распахнула окно:
— Вы что, с ума сошли? Вставайте сейчас же!
Не сделав никакой попытки подняться с клумбы, Гонопольский поднял руку, стряхнул с лица газету и помахал Марине:
— Привет!
— Ну, привет. Зачем вы здесь лежите?
— Тебя жду.
— Зачем?
— Затем, чтобы быть первым, кого ты увидишь, когда проснешься.
— Зачем?
— Затем, что ты мне понравилась. Впрочем, это я тебе уже говорил.
Марина засмеялась и уселась на подоконник.
— И давно ты так лежишь?
— С вечера.
— А что тебе сказал наш дворник?
— Что он мог сказать? Сказал, чтобы я убирался.
— Да, он у нас грозный дядя. А ты?
— А я подарил ему один рисунок, он обрадовался и ушел.
— Так ты еще и рисовать умеешь?
— При чем тут я? А! Не, я рисовать не могу. Я просто ценитель. И собиратель.
— Коллекционер?
— Что-то вроде того. Коллекционирую портреты американских президентов, напечатанные на чудной бумаге с дивными водяными знаками.
— Ну ладно. Вставай! Наши дворовые активистки, идейные мичуринцы, всю весну на этой клумбе возились! Если сейчас кто-нибудь из них увидит, что ты сделал с их насаждениями, — начнется скандал.
Максим резво вскочил на ноги, потянулся и улыбнулся Марине улыбкой настолько бодрой и ласковой, словно он провел ночь не на сырой земле, а на пуховой перине. Вот странно — и костюм его совсем даже не помялся, и волосы, стоило только Максиму небрежно провести по ним ладонью, сразу же легли красивой мягкой волной.
— Поднимайся, — предложила Марина после недолгого раздумья.
— Нет, лучше ты ко мне. И поторопись, бриллиант.
— Почему это?
— Потому что я отсюда без тебя не уйду. Даже если буду вынужден ждать до самой зимы!
…Когда эта зима действительно настала, Марина была влюблена в Гонопольского так сильно, что порой ей самой становилось страшно…
— У нас с Максом была шикарная, завораживающая, настоящая любовь! Это совсем не то, что было между мной и Йоськой!.. — говорила Марина. — Это было… Каждый день — как сказка, каждая минута — кусочек настоящего счастья! Я даже ночами плакала — просто от того, что он есть, и кричать хотелось от осознания того, какая же я счастливая!