Очнулся от истерического голоса. Купе было пустым, дверь в коридор открыта. Неизвестный мужчина, стоявщий ко мне спиной, орал в трубку мобильника:
— …Да останови поезд, слышишь? Что мне, восемьдесят километров назад пилить?.. Раздай тысячу долларов, но пусть на минуту остановят в Валове… Подумаешь, график. Что, первый раз?.. Для чего же другого нужен его административный ресурс?.. А где он?.. Тогда предложи начальнику станции. Пусть красный включает… Ты ему скажи, если откажется взять тыщонку и меня пронесет мимо, я ему морду расквашу, дочь и жену затрахаю, на сына армейскую форму надену и в горячую точку зашлю… Дом дотла спалю… Алло, алло, алло, слышишь? Вот, сука, связь прервалась… Эти козлы в МТС не могут страну сетью покрыть… Алло, алло! Эй, проводник, у тебя связь с машинистом есть? Слышишь ты?..
— Да-да, я тута! А что вам нервничать? Я, батюшка, остановлю вам поезд за восемьсот долларов… Желаете?
— Как это?
— Двести отдам во второй вагон с поручением ручку стоп-крана в самом начале станции на одну треть на себя потянуть. Еще двести долларов себе оставлю, чтобы в тот же самый момент стоп-кран на две трети опустить. А еще двести отдам в предпоследний, четырнадцатый вагон, чтобы тормозную рукоятку до конца опустил. И наш поезд остановится намертво…
— А состав не опрокинется?
— Нет, у нас неплохая практика наработана. Вы ведь не единственный такой… Ха-ха! А еще двести долларов придется выложить начальнику станционной милиции, чтобы расследование не проводил. И концы в воду, и дешевле, и пожелание выполнено. Вам надо готовиться, уже скоро Валов. Ну что, согласны? Тогда отсчитайте восемь соток с известным лицом в овальной рамочке…
Видимо, расчет был привычен и точен, потому что я услышал:
— Ну, я побежал… А вы готовьтесь.
“Страна безграничных возможностей, — подумал я. — Может, мне тоже о чем-то таком помечтать? Не торопиться с этим делом, пока кумар не наступил, а вальяжно отдать себя вздорным фантазиям? Ведь мы в России научились брать все, что захочется… Но если кошелек пустой, а страсть к деньгам угасла, то можно достигнуть успеха в своем невероятном замысле другим путем, включая в игру богатое воображение. В каком еще виде можно удовлетворить собственное самолюбие в эпоху тотального потребления?”
Я привстал, плотно закрыл дверь купе и хотел было съесть несколько ложек маковой соломы. Впрочем, нашел силы одернуть себя, чтобы новая реальность возникла не где-нибудь в закоулках опийного сознания, а в трезвой голове Петра Петровича. Однако дать волю фантазии не удалось: совершенно неожиданно перед глазами вновь возник профессор Кошмаров. Лысоватый очкарик с ярко-синими прожилками на пунцовом носу буквально вбежал в купе, сел на свободный лежак напротив и торопливо, с каким-то отчаянием, начал:
— Господин Парфенчиков, хочу сообщить, что там, наверху, принято решение предложить вам на выбор два гражданских состояния для проведения экспериментов по реализации национального проекта. Или от Той партии вы становитесь начальником тюрьмы, или от Этой партии одеваетесь в полосатую униформу осужденного и поселяетесь в изоляторе особо опасного режима. Подумайте, на чем желаете остановить выбор. Я должен срочно передать наверх ваше решение для принятия постановления. У вас в распоряжении не больше минуты. Дело безотлагательное! Народ ждет!
— Право, вы меня ошарашили… Я даже в страшном сне не собирался занимать какие-либо государственные должности, да и о тюрьме мыслей не имел, — обеспокоено бросил я. — Ведь я направляюсь в Кан заниматься растениеводством. Везу с собой известные семена… А что вы посоветуете? Нельзя ли вообще отказаться, написать наверх благодарственное письмо? Я уже и вегетативный план для канских полей составил, урожаи спланировал, инвентарь наметил подкупить… — добавил я в крайней растерянности.
— Нет! Нет! Что вы! В этом вопросе я давать советы не имею права. Выбирайте! Да поскорее!
— Как же поступить? — спросил я себя вслух. Подставив к моему уху ладонь, Кошмаров шепнул:
— Так и быть, дам вам совет. Вы человек малограмотный, а работа начальника тюрьмы кропотливая и даже отчасти публичная. Тут можно быстро показать себя профаном. Соглашайтесь на положение арестанта. Вам будет куда легче отсиживать срок по приговору, чем организовывать охрану такого сложного объекта, как тюрьма, и поддерживать в ней образцовую дисциплину… Я доложу, что вы согласны стать заключенным и готовы оказаться в Разуевском централе…
— А что за организация Эта партия?
— Да какая вам разница? Обычные люди, мечтающие о власти… Таких сейчас в нашей стране уйма.
— Какие цели она ставит, помещая меня по высшему приказу на кичу? И что за такой странный национальный проект в изоляторе особого режима?
— Петр Петрович, голубчик, вы выдаете свою полнейшую некомпетентность. Вам надобно бы знать, что все российские эволюционные проекты — научные, технические, социальные — рождались как раз в местах заключения. Вы хоть и человек без классического образования и мало в каких науках преуспевший, но располагаете богатейшей фантазией… Впрочем, я преотлично знаю, откуда она берется и с помощью какого вещества вам удается ее усердно подпитывать. Не волнуйтесь, оно там будет у вас в полнейшем достатке, причем безукоризненного качества. Кукнар? Фу! Это ведь пролетарская маковая солома! Ее можно сравнить лишь с самогоном. А вам там без ограничений предоставят элитный очищенный опий, похожий на бриллиант голубой воды. Или на самую замечательную водку «Большой!», сваренную из лучших сортов пшеницы, пять раз отфильтрованную от эфирных масел. Ох! Именно она возбуждает мой разум! Впрочем, каждому, как говорится, свое. Вас оденут в робу из дешевого хлопка, но вполне теплую. Выдадут бушлат, кирзовые ботинки, предоставят одиночную камеру…
— Что, каждый заключенный сидит в отдельном помещении? — удивился я.
— Нет, но вы его получите…
— Другие каторжники начнут завидовать, решат, что я богатей, купил себе одиночный ночлег, возникнут конфликты… А я ни телом, ни мускулатурой не вышел… Нет, тогда уж спокойней в общей камере…
— Не торопитесь! Я выдам вам пачку специальных таблеток, которые вызовут у вас вздутие живота и регулярный выброс жуткого зловония. Сами зэки потребуют вас отселить… Да и как вам удастся на людях принимать опий? А без него эксперимент теряет всякий смысл, да и вы откажетесь в нем участвовать. Ведь вы без этого самого не сможете…
Именно тут ошеломила меня пришедшая в голову мысль: «Я что-то не понял, в каком состоянии нахожусь? Под кайфом или в кумаре? То есть в грезах или наяву? Вроде бы мак давно не пил, а все происходящее в голове больше напоминает наваждение. Или я из опьянения уже не выхожу, и оно является моим естественным состоянием? Вечная опийная кабала? А может, он на меня перестал действовать и я теперь в плену у реальности? Ведь у алкашей водка не вызывает никакого опьянения, она лишь очеловечивает их? Видимо, у меня начался тот же процесс — абстинентный синдром усиливает ощущение реальности. Могу поклясться, что профессор Кошмаров не призрак, не плод больного воображения Петра Петровича, а человек, сидящий напротив, ультимативно навязывающий непонятный национальный проект, но, видимо, именно такими идеями полна современная Россия. Все как бы безумие, а на самом деле имеет глубочайший смысл. Дай-ка я соглашусь на предложение профессора. Конечно, выпускать зловонный душок из собственной плоти мне не совсем подобает при моем изысканном представлении о самом себе, но ради национального блага надо идти на собственное унижение. Даже на такое омерзительное, как испускать из себя шлейф гадких газов. Впрочем, думаю, для качественного улучшения результатов эксперимента мне лучше соединить два предложения в одно. Надо заявить Кошмарову, что я готов принять весь пакет исследований. Один день становлюсь начальником тюрьмы, другой — заключенным особо опасного режима, сидящим в одиночной камере. В этом случае, не ведая о темах исследований, а проникая в суть события чисто интуитивно, могу надеяться на успех высочайшего начинания.