Реанимация. Записки врача - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Найдин cтр.№ 16

Я тоже попробовал применить эту методику. Нет-нет, не подумайте чего такого! Это касалось исключительно медицины. У нас в клинике тоже бывали спинальные больные и среди них много молодежи. Автомобильные травмы, падения, а в разгар лета — ныряльщики. Жарко, разбежался, бултых вниз головой, а там мелко, воробью по колено. Идиот. Удар лбом, шейные позвонки ломаются, паралич рук и ног. Трагедия! У нас был такой парнишка из Калининграда, физмат заканчивал, но ума не прибавилось. Нырнул в Балтийское море здоровым долговязым юношей, а вынырнул оттуда инвалидом. Но ему повезло — спинной мозг после ушиба оклемался, и функции восстановились, мы его одной гимнастикой и массажем поднимали на ноги. Теперь он профессор, математический анализ читает студентам. Поумнел.

А вот другой случай, где я гиршинскую методу применил. Тот гораздо печальнее, даже драматичней. У нас в приемном покое работала немолодая медсестра. Войну в госпитале отвоевала. С ранеными была добра и приветлива. Сама высокая, статная, породистая. Родила дочку, та выросла и породу подтвердила. Встретила красивого парня, вышла замуж. Парень — загляденье: сероглазый, с волнистыми волосами, твердым подбородком, рослый, накачанный. Летчик. Второй пилот. Готовился в первые. В прошлом истребитель-перехватчик. Перешел на гражданку. Казался умным, но оказалось — не совсем.

Во время шумной свадьбы бодро пронес довольно увесистую невесту (порода!) до пятого этажа, возбудился, выпил водки, потом натурально шампанского, потом опять водки, сел на перила и покатил лихо вниз — встречать очередных дорогих гостей: сорвался в пролет старинной лестницы (в прежде барских домах тогда лифтовой шахты не было), сломал позвоночник. Паралич ног, тазовые расстройства, секс, понятно, на нуле. Тушите свет, приехали! «Летал как сокол, упал как блин», — он еще находил силы горько шутить. Постепенно научился ходить, опираясь на палочки, кое-как наладилось писание, а вот секс — хоть плачь. «Ты у нас целкой остался», — деликатно отмечали сердобольные сопалатники. Жалели его.

Вот этого героя я и решил подлечить. Сделал первую пункцию. Получилось удачно. Вернулся со свиданки окрыленный. Пел, шутил. Подробности рассказывать отказался, хотя коллектив очень просил. «Сглазите», — отбивался Ромуальд. Это так заковыристо его назвали романтичные родители-учителя. Вторая пункция — еще удачней. Приехал обратно только на другой день, загадочно улыбнулся и завалился спать. Все вокруг ходили на цыпочках. Меня искренне зауважали.

На третьей пункции — «прокол». Как обычно, преспокойненько его пропунктировал, ввел лекарства (стрихнин с прозерином), осторожно пересадил в кресло-каталку и пошел поторопить машину «Скорой помощи». Домой ехать побыстрей. Ковать железо, пока горячо. А он, дуралей, наклонился — ботинки зашнуровать, аккуратист, кресло опрокинулось вперед, голова оказалась ниже поясницы, сильное лекарство переместилось из крестца в голову, из спинного мозга в головной, а у него совсем другая функция. И стоять там нечему, если только ушам!

Ромуальд мгновенно густо покраснел и потерял сознание. Я растерялся. Что делать со стрихниновым ударом? Это в Средние века знали, чем яды выводить. Лягушку полночную устраивали на темечко или пепел сожженного паука растворяли в моче девственницы. Веселое было время! А сейчас, в наш цивилизованный век что делать? Хорошо, что через приемный покой, где Ромуальд хрипел на кушетке, проходил анестезиолог Петя Саладыкин. Он меня часто выручал. Я был завагитколлективом, а он — моим замом. Тогда все участвовали во всенародных выборах. Я к нему кинулся: «Петя, спасай, больной отключился!» Петя взял стетоскоп, он у него всегда висел на шее, как в современных сериалах показывают. Он его даже поверх пальто надевал. Послушал сердце, умелым пальцем поднял веко Ромы, покачал головой и с мрачным видом сказал:

— Большие трудности. Он спит.

— Как спит?

— Крепко. Слышишь, как храпит? Это в науке означает крепкий сон. Сейчас будет пробуждение. — И довольно сильно ударил его сначала по одной щеке, потом подругой.

Ромуальд открыл один глаз и сказал: «Я — сейчас!» И снова захрапел. Отдыхал от моего лечения. Я трепыхался поблизости и нервничал. Хотел как лучше, а получилось… Ничего не получилось. Член крепко спал вместе с хозяином. Только что не храпел. Натерпелся я страху. Он, конечно, скоро оклемался. Глазами хлопает: «Где я? Уже вернулся? Или еще не ездил?». «С того света ты вернулся!» — весело ответил ему Саладыкин, потрепал меня по плечу и пошел куда-то вдаль, в прежнем направлении. И, пожалуйста, пока я предавался печальным, но глубоко научным размышлениям, кто-то «настучал» начальству. Меня пригласили «на ковер» к главному врачу, и методика Гиршина прекратила свое существование в нашей клинике.

Однако мы — люди упорные. Ромуальд выписался домой, и я ему еще дважды повторял «уколы возрождения». Благо не надо было доставать машину «Скорой помощи». Невеста в халатике крутилась поблизости и подавала ценные советы. Рефлекс восстановился. Хеппи-энд! Через годик даже дитя появилось. Достижение! Но методику запретили. Велик риск, щекотливая тема, и год неподходящий — не то 73-й, не то 75-й. Не помню. Но время явно застойное.

А у самого Воли сын вырос абсолютно с обратным знаком: примерный семьянин, европейски лощеный джентльмен и спокойный, уравновешенный человек. К тому же настоящий ученый — молекулярный химик. Полиглот — знает не то десять, не то пятнадцать языков. Женился на иностранке и сразу уехал к ней. Там и живет. В Россию не приезжает. За исключением одного случая. И то — не по своей воле. Ну, это другая история.

Он вообще-то был вундеркиндом. Я с ним познакомился, когда ему было двенадцать лет. Ходячая энциклопедия. Знал все, до чего мог дотянуться. Учился шутя и на одни пятерки. Я решил подразвить его физически. Привез из Москвы боксерские перчатки и показал несколько приемов. Он надел перчатки, внимательно меня выслушал, немного подумал и двинул отца в челюсть. Да так удачно, что тот упал на спину и сломал дверцу шкафа. «Ты мне его испортишь, — сказал Воля, потирая ушибленный бок, — пусть лучше будет ученым».

Он и стал им. Школу окончил с золотой медалью в четырнадцать лет. За год проходил по два класса.

Выпускное сочинение написал в стихах. В РОНО удивились и поставили двойку — в стихах не положено. Воля ринулся в ГОРОНО. Там тоже удивились, но исправили на пятерку. Потом поступил в МГУ без репетиторов и окончил в девятнадцать лет.

Гиршин очень им гордился, рассказывал о нем всем друзьям и даже некоторым женщинам, если они задерживались дольше, чем на пятнадцать минут.

С заграничной родней поддерживал чудные отношения. Объяснялся преимущественно жестами, но так красноречиво, что они его понимали хорошо.

Потом сам уехал жить за рубеж. Начал новую жизнь. Со старыми привычками. Флаг ему в руки.

Во время большого медицинского конгресса английский докладчик начал свое выступление с показа одного-единственного слайда — беловатый мутный квадрат, а в середине лампа. Рядом — муха. На потолке. Известный всем плафон с лампочкой и мухой, который встречается в Лондоне и Вязьме, Нью-Йорке и Туле, в Мытищах и Санкт-Петербурге. Тогда еще в Ленинграде. Потому что дело происходило лет тридцать, а то и сорок назад. Именно этот слайд с анонимным потолком докладчик отбросил на экран и… замолчал. Сказал вначале что-то вроде: «Дамы и джентльмены!», включил прибор и замолк.