Старицкая чувствовала себя вымотанной и разочарованной. В последнее время Любовь Ивановну перестала радовать жизнь. Ей начинало казаться, что судьба обделила ее и обрекла на медленное увядание в этом грязном, убогом городе, где на сто верст вокруг не встретишь культурного человека, и никакие евроремонты не могут скрыть скотского провинциального житья-бытья.
Старицкой не раз доводилось бывать за рубежом — и легкая, солнечная жизнь в райских уголках земли потрясла ее. Она нисколько не походила на крысиную возню, в которой принимали участие и она сама среди унылых снежных равнин, и другие, грубые, движимые почти животными инстинктами, люди.
В принципе Любовь Ивановна подумывала о том, что было бы хорошо перебраться навсегда куда — нибудь на Кипр, например, или в Италию. Но дальше мечтаний дело не шло — слишком цепко держал ее этот город, слишком зависела она от окружавших ее людей. И разрыв с ними смертельно опасен.
Приходилось терпеть и искать отдохновения подручными средствами. С некоторых пор, например, Любовь Ивановна пристрастилась к сухому мартини, ставшему для нее палочкой-выручалочкой. Только приняв бутылку этого лекарства, Старицкая могла более-менее примириться с жизнью. Продукцию собственного завода она не жаловала.
Вот и сейчас ей нестерпимо хотелось выпить. Но она не торопилась и медленно докуривала сигарету, лениво предвкушая, как через несколько минут поднимется наверх, не зажигая света, откроет дверцу бара и нальет в бокал первую порцию прозрачного ледяного вина…
В гараже было тихо. Из-под невысоких сводов падал рассеянный свет плафонов, блики которого играли на белоснежной поверхности «Опеля» и на выпуклых частях черного «Мерседеса», которым Любовь Ивановна очень гордилась, но редко пользовалась.
Прислуга, убиравшая в доме, уже ушла, и дом был совершенно пуст. Сознание этого вызывало у Старицкой странное ощущение удовлетворения и тоски одновременно. Ей хотелось покоя и не хотелось никого видеть, но в то же время сердце ее разрывалось от одиночества, которое не мог заполнить никакой мужчина. Ну или почти никакой. Может быть, причиной тому был возраст. Любовь Ивановна подошла уже к опасному рубежу, когда все труднее убеждать себя, что лучшее еще впереди.
Она печально вздохнула и раздавила в пепельнице сигарету. С легким щелчком открыла дверцу и выбралась из автомобиля. Придерживая полу шубы, мех которой отливал живым серебром, она направилась к внутренней двери, ведущей в покои дома.
Привычным движением отперла замок, выключила в гараже свет, поднялась по ступенькам и, как было задумано, в таинственном полумраке вошла в свое жилище.
Сбросив на ходу шубу, она миновала наполненную призрачным снежным светом гостиную, взбежала по лестнице на второй этаж и открыла дверь кабинета. Оттуда с холодной бутылкой и бокалом в руках она перебралась в спальню и остановилась у окна.
Отсюда была хорошо видна тихая улица, засыпанная снегом. В лучах вечерних фонарей снег светился голубоватым обволакивающим сиянием. Неожиданно Любовь Ивановна вспомнила, что не за горами Новый год, и удивилась, что ни разу не вспомнила об этом раньше. Может быть, причина была в том, что нынешняя зима не баловала снегом, а может быть, приятное тепло, разлившееся в груди после выпитого бокала, породило ощущение уюта и предвкушения чего-то необыкновенного?
Но в глубине души Любовь Ивановна понимала, что ничего необыкновенного произойти уже не может. Жизнь так и продолжит катиться по наезженной колее, в вечной борьбе, в итоге которой власть и деньги, а годы будут уходить, не принося настоящего удовлетворения…
Она опять наполнила бокал и быстро выпила, боясь потерять ощущение теплоты и комфорта. А потом сбросила с себя платье и переоделась в розовый воздушный пеньюар, чтобы почувствовать себя совсем спокойно.
Включив ночник на туалетном столике, она принялась рассматривать свое отражение в зеркале. При таком интимном освещении она показалась себе еще достаточно привлекательной: миловидное лицо с большим чувственным ртом, еще достаточно упругая грудь и соблазнительные бедра — с помощью регулярного массажа и занятий в бассейне ей вполне удавалось поддерживать себя в форме, а окружавший ее сейчас полумрак скрадывал чуть отяжелевший подбородок и предательские морщины на шее. Нет, решила Любовь Ивановна, отчаиваться рано.
Она выпила еще, и ей стало совсем весело. Захотелось праздника, какого-то безумства, огней и музыки. Но она знала, что веселья не получится. Все мужчины из окружения Старицкой словно сошли с ума и не хотели ни о чем думать, кроме предстоящих выборов. Они наводили на нее тоску, хотя умом она понимала, что выборы эти имеют самое прямое отношение и к ней и что от них напрямую зависит ее благополучие и привычное существование.
Любовь Ивановна опять потянулась за бутылкой, но в этот момент внизу раздался звонок. Она вздрогнула и недоверчиво прислушалась. Кто-то пришел разделить с ней одиночество? Но именно сегодня Старицкая никого не ждала. Все были заняты.
Однако звонок не умолкал. Не совсем твердой походкой Любовь Ивановна спустилась в холл и включила телевизор, соединенный с видеокамерой над входной дверью. Увидев на экране знакомую фигуру в форме, она взволнованно ахнула и бросилась открывать замки.
Мужчина шагнул в дом, распространяя вокруг себя запах мороза, кожаных ремней и крепкого одеколона. Грохоча каблуками, он прошел в холл и огляделся. Любовь Ивановна прижалась полуобнаженным телом к его холодной груди и обхватила пальцами шею.
— Анатолий! — воскликнула она с томлением. — Какой ты молодец! Я так рада, что ты пришел! Но почему опять с парадного входа? Это неудобно!
Он снял с себя ее руки и чуть-чуть отстранился, усмехаясь.
— Если рада, то почему неудобно? — спросил он. — Или ты замужняя женщина? Зачем я должен прятаться?
Любовь Ивановна отшатнулась, словно ее ударили по лицу.
— Почему ты всегда напоминаешь мне о нем? — обиженно сказала она. — Я хочу забыть весь этот ужас раз и навсегда!
— Многие хотели бы забыть этот ужас, — рассеянно заметил Анатолий. — Только я не дам вам такой возможности, не надейтесь! А ты все квасишь? — опять усмехаясь, сказал он Старицкой.
— Ты невыносим! — не выдержала Любовь Ивановна. — Мы видимся так редко, и даже в эти минуты ты…
— Мы же деловые люди — разве не так? — напомнил с иронией Анатолий. — До сантиментов ли нам… — он взял Старицкую за подбородок. — Впрочем, не обижайся! Я сегодня не в духе… Надеюсь, у тебя найдется еще выпить?
— Но, может быть, ты хотя бы разденешься? — тихо спросила Старицкая.
— Разумеется! — сказал Анатолий, распуская ремни портупеи и сбрасывая куртку на ближайшее кресло.
— Зачем ты берешь его с собой? — недовольно поморщилась Любовь Ивановна, когда Анатолий вынул из кобуры пистолет и переложил его в задний карман брюк. — Кто его здесь возьмет?
— Конечно, никто, — кивнул гость. — Пока он со мной, я на этот счет спокоен.