— Сейчас придет.
— Что ему от меня нужно? Зачем я понадобилась… как его, Серову, да?
— А вы уверены, что понадобились? А-а! — отвернулся он. — Говорите с ним. Не мое это дело!
Я прыснула, а затем, не удержавшись, рассмеялась и даже ткнула Сержа кулаком в плечо. Тычок он принял и даже качнулся шутейно, но возмущенное выражение лица не переменил.
— О какой ерунде мы толкуем, Серж, а? Ведь и не мое тоже, а серовское это дело. Так, может, ну его к черту! Скажешь шефу, что не встретил меня, и пусть катится он со своей благодарностью. Идет?
— Нет, — понуро отказался Серега, — не выйдет. Поздно. Вон он из машины на нас смотрит.
Хорошее у Сереги зрение, острое. Нет, машину увидеть и мне оказалось по силам — вот она, за деревьями и копьями ограды отстаивается — черный «Вольво», чистый до глянца, сияет темными стеклами окон, сквозь которые никого разглядеть невозможно.
— Пойдем, а? — попросил Серж хмуро и жалостно. — Если опять у меня с тобой сорвется, он будет делать выводы.
Опричник он, слуга. Пока еще «ломает» себя, чтобы подчиняться. За место держится. Ничего, привыкнет. Как Сашка.
Дверца машины мягко чавкнула, отворяясь, когда нам до нее оставалось еще с десяток шагов, и из-за руля на свет божий вылез Сашка. Черный плащ, черный костюм, белый шарф, короткая стрижка и суровый взгляд. Работает добрый молодец под итальянского мафиози. Под «крутого».
Вторая дверца отстала от своего притвора с тем же звуком, но из нее никто не показался. Меня дожидаются. Сашка сделал знак Сержу, и тот остановился, чтобы мы с «шефом» могли встретиться один на один. Я невольно замедлила шаг. Как-то до киношного несерьезно они все обставили. Или стиль у этих людей такой?
К открытой дверце я подошла одна. Серж с Сашкой встретились позади машины и остались там, перестали обращать на меня внимание. Слегка нагнувшись, я глянула в салон — да, это отец Женьки, без всякого сомнения. Дуется на меня, стоящую на солнышке, из темноты своего салона как мышь на крупу.
— Здравствуйте, Юлия Сергеевна!
— Николай Михайлович? Здравствуйте.
— Не хмурьтесь, Юленька.
Серов выставил наружу ногу, но вылезать не торопился. Я краем глаза увидела, как Сашка отодвинулся от Сержа, закрутил головой, осматривая окрестности. Как неуклюже он пытается строить из себя телохранителя! Специалист хренов!
Наконец-то! Выкарабкался господин из своей кареты, шагнул на тротуар.
— Не хмурьтесь, — повторил он с очаровательной улыбкой. Да, улыбка у Николая Михайловича оказалась действительно очаровательной. На вид ему не дашь больше сорока пяти. Взгляд мягкий, глаза слегка навыкате под густыми, с изломом бровями. Нос длинный, узкий, с подвижными ноздрями. Четко очерченные, в меру полные губы. Вытянутое лицо с раздвоенным подбородком, со впалыми щеками, но не скуластое. Румянца нет, как нет и нездоровой бледности или желтизны. Седина на висках. Все! Нарисовано. Я его теперь узнаю в любой толпе, даже отпусти он усы с бородою.
— Ничего не опасайтесь. Ни во что недостойное мы вас не втянем. А за назойливость и беспокойство извините. Надо же было как-то с вами встретиться для разговора.
— У вас своеобразная манера успокаивать, — усмехнулась я. — От таких слов спокойней не станет.
— Бросьте! Вы не производите впечатления робкой.
— Все просто. Вчера, из человеколюбия, я влезла не в свое дело, к которому не хочу иметь никакого отношения. Я сказала уже, вот ему — Сашка, как только я на него указала, поспешно отвернулся, — что ни к чему мне чужие дела, со своими бы управиться. А насчет робости… — Я помолчала, подбирая правильные выражения, а Серов терпеливо ждал, серьезный и благожелательный. — Как же не опасаться, если человек, в близких которого стреляют на улице, ищет со мной встречи для разговора?
Опять в ответ я от него не дождалась ни слова, хотя пауза получилась приличная. Пришлось высказываться до конца.
— Я согласилась подойти к вам только для того, чтобы, выяснив все, что хотели, вы оставили бы меня в покое.
— Так… — он улыбнулся одними глазами, — а коли так, то, значит, вы расскажете немного о себе.
— Пожалуйста! — пожала я плечами. — Так неожиданно… Спрашивайте.
— Женщина вы свободная. В том смысле, что живете одна, без семьи, — это прозвучало утверждением и ответа не требовало. — Вы бегаете по утрам, а дамы, обремененные мужем и детьми, такой возможности не имеют. Как у вас с заработком?
— На жизнь хватает.
— Я хочу предложить вам деньги. Не обидитесь?
— В качестве благодарности?
— Не только.
Николай Михайлович мягко и просто взял меня под руку, повел по безлюдному тротуару вдоль парковой ограды.
— И для того еще, чтобы поддержать вашу замечательную позицию невмешательства в чужие дела.
— То есть чтобы я держала язык за зубами? С удовольствием. И за деньги я не обижусь.
Он выглядел довольным. Тонко улыбался, быстро, коротко поглядывая на меня.
— Почему вы вчера прогнали Сергея?
— Подумалось вдруг: а ну как стрелявшие захотели избавиться от свидетеля?
— А вы осторожны, — проговорил он задумчиво и замолчал. Хотела я сказать, что вы, мол, умны не слишком, но сдержалась и выдала лишь фразу:
— Что это за приемы?.. Посудите сами, вечером, в подъезде поджидать, заговаривать… Не проще ли было позвонить и договориться о встрече? Номер моего телефона у вас есть. Я продиктовала его вчера вместе с адресом вон тому, в плаще.
Сашка, следовавший за нами в некотором отдалении, едва завидев, что шеф обернулся, ускорил шаг, но Серов коротко дернул головой, указав ему сохранять дистанцию.
— Да, вы правы, получилось как-то не совсем разумно. Нервы, Юлия Сергеевна, нервы. Хотелось побыстрее увидеться, заручиться вашим обещанием не распространяться о произошедшем. Ведь целый день прошел. Масса встреч, подруги, знакомые. Как не поделиться?
— У меня были основания не распускать язык — я боялась. Догадалась, что вчера выступила в роли нежелательного свидетеля.
— А сегодня вы от страха пришли позаниматься на то же самое место?
Ох, как вкрадчиво у него это получилось! А ведь действительно свидетель я не только для стрелявших, но и для него, Николая Михайловича Серова.
— Да, на то же самое. Серж, там, в подъезде, объявил, что послали его вы. Я не поверила ему, так же вот, как вы сейчас не верите мне на слово, а доказательств он не привел. Но возможность того, что он действительно от вас, исключить было нельзя. Я поразмыслила и пришла к выводу, что и для вас тоже являюсь нежелательным свидетелем, что оказалась в результате глупого человеколюбивого порыва между Сциллой и Харибдой. Куда ни кинь — всюду клин, Николай Михайлович. В таком положении дома отсиживаться бессмысленно. Если захотят — достанут. Не те, так эти. Вы же знаете, наверняка у дочери выспросили, что я каждое утро в парке занимаюсь гимнастикой, и если Серж — ваш человек, то сегодняшним утром здесь он или кто-нибудь вместо него обязательно будет меня ждать. Так что нашу встречу я вычислила заранее.