Пир - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Сорокин cтр.№ 43

«Назвали бы ее как-нибудь странно, – с удовольствием пережевывал он до слез в глазах. – Например: „BB“. Или – „Rose of Blue“. Или просто: „Miracle №7“».

Витка положила яйцо на мясо, нервно раздавила его вилкой, проткнула картошку, обмакнула в яйцо, отправила в рот, отрезала кусочек мяса, обмакнула в яйцо, отправила в рот, запила, отломила черного хлеба, обмакнула в яйцо, отправила в рот и, жуя, стала быстро протыкать непослушные горошины и совать в пожелтевшие от яйца губы. Она смотрела на серебряный перстень на безымянном пальце левой руки у плешивого.

«С намеком чувачок: вроде холост-разведен, а бывшее обручальное мне на фиг не нужно. Интересно, подклеил он кого-нибудь в Крыму? Какую-нибудь тетю Клаву из санаторной столовки. Или, нет, может, мать-одиночку, еврейскую толстожопую мамашу. Он ей за черешней стоял, а она ему на диком пляже втихаря давала».

Оля ела спокойно, отрезая мясо, запивая каждый кусочек пивом, отщипывая белого хлеба и совсем игнорируя гарнир. Взгляд ее рассеянно плавал в тарелке.

«Интересно, пройдет после пива голова? Зарекалась пить водку эту противную, а Вовик готов пить все подряд. Надо Наташке сразу позвонить, интересно, отксерила она ноты? Если – нет, я ей Бартока принципиально не верну. Ее просить – безнадежное дело. А если ей что понадобится – вынь да положь, как тогда с ансамблем… Господи, почему он так смотрит?»

Оля перестала жевать.

Плешивый смотрел на нее безумными водянистыми зеленовато-голубыми глазами. Лицо его было не то что смертельно бледным, а совсем чудовищным, словно перед ним происходило что-то страшное, противное естеству этого человека.

«Опрокинутое лицо», – вспомнила Оля, кладя нож и вилку на край тарелки.

– Почему вы… так смотрите?

Витка и Володя тоже перестали есть и уставились на плешивого. По его лицу прошла судорога, он вздрогнул всем телом и заморгал, взявшись за виски.

– Извините… я… это…

Поезд въехал на мост, с грохотом замелькали стальные опоры, пахнуло гарью.

Незнакомец энергично потер свои бледные щеки, потом полез в нагрудный карман рубашки, достал бумажку и молча протянул Володе. Это была справка об освобождении из исправительно-трудовой колонии, выданная Бурмистрову Борису Ильичу. Оля и Витка заглянули в бумажку.

– Семь лет, ребята. Семь лет. И всего-то за какой-то мешок лимонной кислоты, – произнес плешивый и забрал справку. – Вы извините, я ничего не хочу нарушать… вмешиваться… и так далее. Просто у меня есть одна огромная просьба. Очень большая.

– Деньги нужны? – спросил Володя, сообразив, что трешка официанту – всего лишь трюк, рассчитанный на внешний эффект.

– Ну что вы! – усмехнулся Бурмистров, доставая из брюк толстенный кожаный бумажник и бросая его на стол. – Денег у меня куры не клюют.

Молодые люди молча посмотрели на портмоне с торчащими торцами многочисленных купюр.

– Деньги вообще это… так… – незнакомец нервно махнул рукой, – роли не играет. А просьба. Ну… не знаю. Давайте, я вам по порядку расскажу.

«Не даст поесть», – тоскливо посмотрел на половину бифштекса Володя.

«Странный чувак», – пригубила пиво Витка.

«Уголовник. Надо же!» – недоверчиво смотрела Оля.

Бурмистров убрал бумажник, потер маленький подбородок.

– Ну, обстоятельства дела, это опустим, не очень интересно. Одно скажу: я по профессии конструктор, а по призванию – коммерсант. Но времена мутные, какой уж тут бизнес. Да. И вот семь лет припаяли. Два месяца, как освободился. Зона наша Богом забытая, в Казахстане. Не наша, простите! – мелко засмеялся он. – Ихняя, ихняя. Вот. Ну и я, человек с двумя высшими образованиями, работал на кирпичном заводе. Не только, правда, но в основном – лепил кирпичи. Вот. И уже потом, ближе к освобождению попал на блатное место, на кухню. А в этой зоне, будь она неладна, одно плохо – слишком маленькая. Всего двести два человека. Ну и она нужна-то особо никому. Сидят там за экономические преступления средней тяжести, так сказать. Срока большие. Люди серьезные, спокойные. Не беспредельничают, не чифирят, в побеги не уходят. И снабжение – отвратительное. Ну и, в общем, за эти семь лет каждый день я ел одно и то же – похлебку из конины. Лошадиный суп, как мы называли. Там рядом большой конный завод, ну и выбракованных лошадей – к нам в котел.

Он усмехнулся и посмотрел в окно.

– А что… в этом супе еще было? – спросила Витка.

– Пшено, рис или мука, – улыбаясь, заговорил Бурмистров. – Когда что. Но – конина, главный, так сказать, субпродукт, была всегда. Ежедневно. Каждый день наш лагерек съедал целую лошадь.

– Где же они столько лошадей взяли? – спросил Володя.

– Чего-чего, а лошадей в Казахстане полным-полно. Больше, чем в Москве! – засмеялся Бурмистров, и Витка с Олей улыбнулись.

– А это не вредно – каждый день конину? – спросил Володя.

– Нет. Конское мясо – самое здоровое. Полезнее свинины и говядины.

– И вы все эти семь лет ели одно и то же? – Оля разглядывала его беспокойный лоб с тонущими в загаре веснушками.

– Трудно поверить? – заглянул он ей в глаза.

– Трудно, – серьезно произнесла она.

– Мне тоже – трудно. Но вот… – он развел руками, – семь лет как не бывало, два конных полка съедены, а я живой!

– Но это ж жутко муторно – каждый день одно и то же! – покачала головой Витка. – Если бы мне вот этот бифштекс каждый день пихали – я бы с ума съехала.

– Ну, у меня за эти годы разные состояния были, разные… – покачал головой Бурмистров. – Поначалу ел все, потом не мог мясо есть, выбрасывал, хлебал одну юшку, потом наоборот – стал мясо всухую есть, с хлебом. Потом вообще как-то плюнул и молотил все подряд, а под конец… это трудно объяснить.

Он задумался.

«Если он не врет – это в умат», – налил себе пива Володя.

«Он теперь должен жутко жрать хотеть все подряд. – Витка разглядывала Бурмистрова как диковинную рептилию. – Хотя он ведь ничего не заказал! Наверно, в Крыму обожрался, бедный».

«Какой-то он… непонятный… – думала Оля, – словно не про себя говорит…»

– Знаете, когда меня на кухню перевели, – начал Бурмистров, глядя в окно, – я видел весь процесс приготовления пищи. Каждый день. Это начиналось рано утром. На тележке из морозильни привозили лошадиную тушу, клали на три сбитые колоды. И повар сразу звал Васю Два Топора Пара. Это был один зэк, он раньше работал мясником в Алма-Ате, но потом сел по-крупному. Здоровенный мужик с двумя топорами. Он приходил и начинал рубить мерзлую тушу, как капусту. И это было самым большим его удовольствием. Рубил художественно, от души. Потом он уходил, мы загружали мясо в котлы, варили, сыпали крупу. Варили долго, пока мясо от костей не отстанет. А потом… потом… простите, как вас зовут?

Он смотрел на Олю.