Ледяная трилогия - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Сорокин cтр.№ 112

Он внимательно посмотрел на меня. Нажал кнопку звонка. Вошел конвойный.

– Увести, – сказал следователь Шереденко.

Меня освидетельствовал психиатр – маленький, круглый, с мясистым носом и женскими руками. Он очень многого боялся: детей, кошек, разговоров о политике, сосулек, начальства, даже старых шляп, которые «на что-то упорно намекают». А по-настоящему любил только: играть в нарды, спать и писать доносы.

Мягким бабьим голоском он просил меня вытягивать перед собой руки, смотреть на его молоточек, считать до двадцати, отвечать на дурацкие вопросы. Потом он постучал молоточком по моим коленкам и снял трубку черного телефона:

– Товарищ Шереденко, это Юревич. Она абсолютно здорова.

После этого Шереденко заговорил со мной по-другому:

– Коробова, два вопроса: почему у вас с вашим мужем не было половых отношений? И что вы с мужем так часто делали на даче генерала Влодзимирского?

– Нам с Адр не нужны половые отношения. У нас есть сердечные. На даче у Ха мы предавались сердечному общению.

– Хватит прикидываться сумасшедшей! – Он стукнул ладонью по столу. – Когда вас с мужем завербовал Влодзимирский? Что вы должны были делать?

– Будить братьев и сестер.

– Будить? – зловеще переспросил он. – По-хорошему, значит, не хочешь. Ладно. Тебя сейчас тоже разбудят.

Он снял трубку телефона:

– Савельев, давай овощи-фрукты.

Появились конвойные. Меня вывели во двор. Шереденко шел следом.

Во дворе стояли машины. И грело солнце.

Меня подвели к темно-зеленому фургону с надписью «Свежие фрукты и овощи». Я с конвойными села внутрь фургона, Шереденко – в кабину с водителем. Фургон тронулся. Внутри было темно, свет проникал только сквозь щели.

Ехали недолго. Остановились. Дверь открыли, конвойные вывели меня. И сразу повели вниз по лестнице в подвал. Шереденко шел следом.

Подошли к металлической двери с глазком, конвойный стукнул в нее. Дверь отворилась. Дохнуло холодом. Нас встретил усатый надзиратель в тулупе до пола. Повернулся, пошел. Меня повели следом. Он открыл еще одну дверь, меня втолкнули внутрь небольшой квадратной, совершенно пустой камеры. Дверь захлопнулась, лязгнула задвижка. И Шереденко сказал сквозь дверь:

– Поумнеешь – стучи.

Камеру освещала тусклая лампа. Одна из стен камеры была металлической. На ней белел налет инея.

Я села в угол.

В металлической стене что-то слабо гудело. И еле слышно переливалось.

Поняла: холодильник.

Закрыла глаза.

Холод нарастал медленно. Я не сопротивлялась.

Если красные змеи порки ползали по поверхности моего тела, холод проникал внутрь. Он забирал мое тело по частям: ноги, плечи, спину. Последними сдались руки и кончики пальцы.

Осталось только сердце. Оно билось медленно.

Я чувствовала его как последний бастион.

Очень хотелось провалиться в долгий белый сон. Но что-то мешало. Я не могла заснуть. И грезила наяву. Мое сердечное зрение обострилось. Я видела коридор подвала с прохаживающимся конвоиром. В других холодильниках сидели еще восемь человек. Им было очень плохо. Потому что они сопротивлялись холоду. Двое из них непрерывно выли. Трое приплясывали из последних сил. Остальные лежали на полу в эмбриональных позах.

Время перестало существовать.

Был только холод. Вокруг моего сердца.

Иногда дверь отворялась. И усатый конвоир что-то спрашивал. Я открывала глаза, смотрела на него. И снова закрывала.

Однажды он поставил рядом со мной кружку с кипятком. И положил кусок хлеба. Из кружки шел пар. Потом он перестал идти.

Узники в камерах менялись: мясные машины не выдерживали холода. И признавались во всем, чего от них требовали следователи. Их выносили из камер как мороженых кур.

В холодильники загоняли новых, они приплясывали и выли.

Мое сердце билось ровно. Оно было само по себе. Но чтобы не остановиться, ему нужна была работа.

И я помогала ему работать.

Я непрерывно смотрела сердцем во все стороны: иней, железная стена, коридор, камеры, стены, крысы на помойке, улица, троллейбус, мясные машины, едущие на работу и с работы, карманник, вытаскивающий кошелек у старухи, пьяный, падающий на тротуар, шпана в подворотне с гитарой, пожар на заводе, выпускающем утюги, заседание парткома автодорожного института, половые акты в женском общежитии, раздавленная трамваем собака, молодожены, выходящие из загса, очередь за вермишелью, футбольный матч, гуляющая в парке молодежь, хирург, зашивающий теплую кожу, ограбление продуктовой палатки, стая голубей, кондуктор, жующий бутерброд с копченой колбасой, инвалиды на вокзале, улица, железная стена, иней.

Вокруг меня со всех сторон окружал город.

Город мясных машин.

И в этом мертвом месиве красными угольками горели сердца НАШИХ:

Ха.

Адр.

Шро.

Зу.

Мир.

Па.

Уми.

Все те, кто остался в Москве.

Я видела их. И говорила с ними. О Царстве Света.

Вошел Шереденко.

Он говорил и кричал. Его каблуки топали по мерзлому полу. Он тряс бумагами. И сморкался. А я смотрела на его мертвое сердце. Оно работало как насос. Перекачивало мертвую кровь. Которая двигала мертвое тело следователя Шереденко.

Я закрыла глаза. И он исчез.

Потом я снова увидела НАШИХ. Их сердца светились. И плыли вокруг меня. Их становилось все больше. Я дотягивалась до новых и новых, до совсем далеких. И наконец, я увидела сердца ВСЕХ НАШИХ на этой угрюмой планете. Мой квадратный холодильник парил в пространстве. А вокруг созвездиями плыли сердца. Всего их было 459. Так мало! Зато они светили мне и говорили со мной на НАШЕМ языке.

И я была счастлива.

Мне больно прижгли щеки.

Я очнулась. Больничная палата. Потолок с шестью плафонами. Сестра прикладывала мне что-то к лицу. Полотенце, смоченное горячей водой. Запах спирта. След от укола на локтевом сгибе. Бесшумно вошел какой-то полковник. Сестра и полотенце исчезли. Скрипнул стул. И сапог.

– Как вы себя чувствуете?

Я закрыла глаза. Видеть мир сердцем мне было приятнее.

– Вы можете говорить?

– О чем? – с трудом произнесла я. – О том, что вы боитесь утонуть? Вы же дважды тонули, правда?

– Откуда вы знаете? – неловко усмехнулся он.

– Первый раз в Урале. Вы поплыли с тремя мальчиками, отстали и у моста попали в водоворот. Вас спас какой-то военный. Он тянул вас за руку и повторял: «Держись, залупа конская, держись, залупа конская…» А второй раз вы тонули в Черном море. Вы нырнули с пирса. И поплыли к берегу, как обычно. Вы никогда не плыли в море, от берега. Но вслед за вами нырнула бездомная собака, любимица пляжа. Она почувствовала, что вы боитесь утонуть, и с лаем поплыла рядом, стараясь помочь. Это вызвало у вас панику. Вы замолотили руками по воде, рванулись к берегу. Собака лаяла и плыла рядом. Страх парализовал вас. Вы были уверены, что она хочет утопить вас. И вы стали захлебываться. Вы видели свою семью – жену в шезлонге и дочь с мячом. Они были совсем рядом. Вы глотали соленую воду, пускали пузыри. И вдруг коснулись ногами дна. И встали. Тяжело дыша и кашляя, вы заорали на собаку: «Пошла вон, тварь!» И плескали на нее водой. Она вышла на берег, отряхнулась и побежала к палатке, где однорукий Ашот жарил шашлыки. А вы стояли по пояс в воде и плевались.