Он говорил мне: «Не уходи!»
Он говорил мне: «Не улетай!»
Он говорил мне: «Слушай, отдай
Свою душу в залог!»
Он предлагал мне долгую жизнь,
Он уповал на украденный Рай
И обещал мне в этом Аду
Жилой уголок
М-да, репертуарчик-то знакомый. Я где-то с недельку назад в очередной раз рассказывала Лельеру о музыке нашего мира. И эта группа, несмотря на искорку сумасшествия в творчестве, мне всегда очень нравилась. А Лельеру, наверное, она приглянулась именно поэтому.
Я открыла дверь и увидела, что ткани задвинуты в углы, только на одном большом полотне, натянутом через весь зал на высоте двух метров, лежит Лариш, а рядом с ним пристроилась Настя, которая то рассеянно поглаживала его по спинке, то перебирала мягкую шерстку своего рила.
Лельер в обнимку с гитарой завис над полом и задорно играл. На лице музыканта застыла привычная широкая улыбка, но… Но-но-но!!! Не то, Лель. Глаза! Тебя выдают глаза! Лихорадочно сверкают, и в них отнюдь не привычный драйв. Что же вывело тебя из равновесия? Неужели то, что утром тебе пришлось… работать в пыточной?
Но если всякий раз ТАК, то зачем ты это делаешь?! Зачем?!
— Юлька! — Шут прекратил играть. — Привет, кудрявая, какими судьбами? А у нас тут маленький концерт, как видишь.
— Ага, — кивнула Настя. — Мы его уговорили немного поиграть.
— И не терпелось вам, — хмыкнул блондин, устраиваясь поудобнее на «пустоте» и рассеянно поглаживая деку гитары. Потом с каким-то странным выражением посмотрел на подушечки своих пальцев, и его губы стали расплываться в непонятной ухмылке.
— Шут! — внезапно резко окрикнул его арахн. — Лельер Хинсар, ШУТ его величества Гудвина.
— Да помню я! — сверкнул злым синим взглядом музыкант и, снова беззаботно улыбнувшись, спросил: — Ну что, девушки, чего бы вам хотелось еще?
— А ты не доиграл же эту песню, — с улыбкой сказала я. — И если не сложно, то начни сначала, я люблю ее.
— Без проблем! — расхохотался бард и, взъерошив волосы, подмигнул: — Но если ты будешь подпевать.
— Буду… — согласилась я.
— И я буду, — захлопала в ладоши Настенька, попыталась немного отодвинуться от рила, но из-за того, что ткань была натянута слабо, получилось наоборот — она свалилась на Лариша, который тихо хмыкнул. Свалилась… не из-за того ли, что кое-кто повернулся на другой бок и поэтому натяжение стало сильнее?
Нет, вот в эти отношения я точно лезть не буду! Ибо не хватает мне фантазии… даже с учетом того, что у Плетущего вроде бы есть вторая ипостась. Но его в ней никто не видел!
— Лель, — вдруг спросила я. — Тот куплет, который ты пел, когда я зашла… Он же с кем-то у тебя ассоциируется, верно?
— Верно, — спокойно кивнул мужчина. — Я и Гудвин.
— Интересно…
— Неинтересно! А остальное… остальное послушай!
Он щелкнул пальцами, и меня, подхватив потоком воздуха, закинуло к Лару и Настьке.
И снова заводная мелодия, блеск в глазах шута, который становится все более знакомым, улыбка, на которую невозможно не ответить взаимностью. И — песня, да, песня, которая очень ему подходит.
Я вступила почти сразу и, весело болтая ногами, переглядывалась с Настей и пела!
Вначале было слово — и слово было Я.
Потом пришли сомнения и головная боль.
Тяжелые ступени, холодная скамья
И тихая война с самим собой.
О да, у нас у всех сначала главное — это слово «Я». А вот «война с самим собой»… у меня ее никогда не было, но тот, кто сейчас играл, наверное, прошел все ее грани. Даже те, о существовании которых мы и не догадываемся.
— Потом настало чувство… — Пауза, блондин задумчиво оглядел меня, а потом Настю. Лар тихо, но очень зло заворчал, отчего блондин понятливо кивнул и ткнул пальцем в меня. — И чувство было Ты. Ложь стала бесполезней, а боль — еще больней.
Я фыркнула от смеха и показала бессовестному кулак, а он только послал мне воздушный поцелуй и продолжил.
Засмеялась еще веселее и погрозила пальцем блондинистому паяцу, который смотрел на меня влюбленным взором, и допела последний куплет с ним дуэтом:
Но тут случилось чудо — и чудо было Мы.
И я послал подальше всю эту божью рать.
Я взял одно мгновенье у вечности взаймы —
Я знаю, чем придется отдавать!
[4]
Я рассеянно скользнула взглядом по комнате, увидела стоящего у дверей мрачного Феликса Ла-Шавоира и даже подавилась последней фразой от его взгляда. Аж ногами болтать стало как-то… неудобно. Словно меня за чем-то неприличным застали.
Музыка тоже стихла, Лель расположил гитару вертикально, обнял ее, пристроил подбородок на навершие грифа и приветливо сказал:
— Привет, Кик! А что ты такой нервно-злобный?
— Лель, — вдруг начал Феликс, — ты пока не вправе вступать в игру.
— Знаю, — доброжелательно улыбнулся блондин. — Я и не вступаю, мы так, песенки поем… Ты чем-то недоволен?
Я спрыгнула со своего насеста, который, слава всему, из-за нашего общего веса уже не болтался так высоко, и стремительно подошла к Кику. Потом решительно ухватила его за воротник, заставив опустить голову, быстро поцеловала в губы и невинно спросила:
— А что это ты такой злобненький?
— Мм-м… — даже как-то растерялся Феликс.
— Вот и хорошо, что все в порядке. — Я ласково улыбнулась, а потом решила, недолго думая, сразу договориться, пока мы все тут. — Знаешь, мы с Лелем, наверное, в ближайшие дни гулять пойдем, я ему обещала.
— Я с вами, — тут же откликнулся болотник.
Представила ограбление в компании Кика… И мне так печально стало. Весело не будет точно!
— Не-а. — Я покачала головой, а за моей спиной раздался сдавленный смех.
Я с удивлением оглянулась и увидела, что шут ржет в обнимку с гитарой.
— Что?!
— Ничего. — Лель махнул рукой. — Кик, дипломатом ей точно не быть!
Настя с Ларом тоже на меня почему-то смотрели как на полную идиотку.
И почему? Мы с Лельером и раньше гуляли, и все было в порядке! Ну… почти в порядке.
— Кикки, ну я же не с Айларом пить собралась! — оскорбленно заявила я. — А он тоже приглашал, и я обещала как-нибудь согласиться!
Теперь странно закашлялся арахн и даже лапами задергал. Феликс же почему-то так на него посмотрел, что мне стало жутко.
Кстати, я прекрасно понимаю, что Ла-Шавоир ревнует. Но… это мои друзья, и я не собираюсь от них отказываться. Так что…