Страницы моей жизни - читать онлайн книгу. Автор: Франсуаза Саган cтр.№ 14

Вместе с Беатрис я без лишних иллюзий и с избитыми понятиями (заимствованными у кого? почему?) отправилась к Жолье. Странно, но, войдя в его спальню, я оказалась на его стороне, перед лицом Беатрис, не способной понять и справиться с мыслью о таком выборе легкой смерти. Я вдруг оказалась рядом с ним и, воспользовавшись отсутствием свидетеля, вместе с ним открыла ящик ночного столика, достала оттуда десять ампул морфия, добавила к ним одну ампулу противорвотного средства, чтобы не стошнило, и вколола все это в бедро – уже обтянутое кожей и на вид неприятное для человека, привыкшего к маникюру и кремам после бритья. Вот так мгновенно я перенеслась вместе с ним в прошлое, очень далекое прошлое, в поля, которых не было в моем детстве и не было потом, в поля странные, с шелковой травой, а позади остались лица, также мне неизвестные и не вызывающие никакого желания узнать их. «Погиб, погиб, плыву без мачт, и не видать мне плодородных островов». Короче, я окунулась в неизвестность, не похожую ни на одну из картин, всплывавших порой в моем воображении в те моменты, когда я желала смерти. Пришла Беатрис, села и, не произнося ни слова, смотрела, как я умираю. Лишь несколько слезинок скатилось, возможно, по ее щекам к уголкам сжатых прекрасных губ. Затем она ушла, за что я была ей благодарна. А Жолье уже плыл среди облаков.

Да, я определенно любила тротуар, пахнущий акацией, на той улице, где прожила пять лет, любила цветы и листья, покрывающие летом землю. Некоторые книги вначале вызывают восторг, а в конце – тоску, другие – наоборот. «Смятая постель» с начала до конца доставляла мне искреннее наслаждение. Я управляла моими героями и не бросала их, так как все в этой книге сводилось к ним, к ним одним, и к их страсти. В романе нет третьих лиц, путешествий и настоящих разлук, нет и малейшей тайны. С самого начала герои, «разъяренные драчуны», как поет Барбара, поставлены друг против друга, и такими же, лишь немного подуставшими, они остаются в конце книги. Дописывая последнюю строку, я ощутила потребность поблагодарить их за красивую борьбу, как благодарят боксеров – жестоких и холодных, – часами причинявших себе боль на наших глазах.

Прежде чем я начну говорить о «Приблуде», считаю нужным упомянуть о моем золотом мирке, той среде, которую ставили мне в вину с давних пор: «Все герои мадам Саган принадлежат к той роскошной узкой среде, которая избавляет их от любых повседневных забот…» Подобные утверждения поначалу удивляли меня, потом наводили тоску и наконец стали раздражать, пока я не перестала обращать на них внимание. Напрасно я подбирала для моих героев обычную и подходящую им профессию – всех их зачисляли в богачи, как будто безденежье не являлось скрытым героем драмы, одержавшим победу в романе «Сигнал к капитуляции», как будто в «Ангеле-хранителе», «Смятой постели» и других действуют люди, не имеющие занятий, набитые деньгами и безразличные к окружающим. Действительно, треволнения страсти были для меня важнее экономических тревог. Но кто из писателей говорил об экономических проблемах? Не Расин, не Пруст, разумеется, так же как не Робб-Грийе и не Моран. Вот я и решила идти по этому же пути. И только в романе «Приблуда» я, если хотите, изменила среду и ввела бухгалтера и хозяйку гостиницы в мою историю любви.

Я хотела бы сразу покончить с темной историей о плагиате, которую благодаря уловкам неких адвокатов, издателя и автора мне пришлось расхлебывать более года. Если рассказать коротко, то меня обвинили в плагиате, и лживость этого обвинения я не могла доказать, поскольку текста так называемого «заимствованного романа», как оказалось, найти не удалось, хотя для издателя было бы логичнее и выгоднее представить его в столь подходящий момент.

Но несмотря на то, что дело выглядело сомнительным, все поверили в плагиат или сделали вид, что верят, за исключением газеты «Матен де Пари», на страницах которой журналист по имени Морель – я помню его имя, как имя героя, – защищал меня до конца. Нужно сказать, что газета «Матен де Пари» была на грани краха, остановки издания и шантаж, то есть угроза отзыва всей рекламы, которой пугал ее и другие газеты издательский дом «Фламмарион», уже ничего для нее не значил. Несмотря на все усилия мадам Розес, которая действительно пеклась о справедливости и отказывалась узаконить направленные против меня решения моего издателя, один судья вынес постановление о разделе авторских гонораров между мною и автором скопированного якобы романа: Жаном Угроном. Судья приказал также разбить матрицы книги кувалдой. Бальзаковская окраска этого сговора – ведь мой издатель выступил против меня (впервые в истории литературы издатель нападал на книгу одного из своих авторов после того, как опубликовал ее), – средневековые методы (кувалды и т. д.) заставили нас обратиться в апелляционный суд, где мои противники были осуждены за необоснованные обвинения и вынуждены были оплатить судебные издержки. Но понадобилось два или около того года, чтобы разоблачить эту жалкую махинацию. Вышедший между тем в ореоле скандала роман «Приблуда» продавался плохо, ведь, к счастью, французы намного требовательнее относятся к вопросам морали, нежели спекулянты или политики.

Сюжет «Приблуды»– смешной и печальный, в нем такое множество поворотов, что они не позволяют мне изложить здесь всю историю и рассказать о развязке. Отметим лишь, что книга совсем не скучная, а местами даже волнующая. Можно было бы снять великолепный фильм по этому роману. Это одна из тех редких книг, которую, несмотря на мой, не всегда вдохновляющий, опыт в этой области, я хотела бы увидеть на экране.

Но если вновь обратиться к жизни, реальной жизни, забавной стороной этого жуткого дела, – я говорю «жуткого», потому что обвинение в воровстве чего бы то ни было у кого бы то ни было вызывало у меня тяжелые приступы гнева, – итак, забавной стороной этой истории была реакция критики. После того как меня упрекали в приверженности золотой среде, на фоне которой звучит тихая мелодия моих книг, критики, столкнувшись с героями «Приблуды», занимающими скромное положение в обществе, начали хором придираться ко мне: «Во что она вмешивается? Пусть остается в мирке, который ей знаком, что ей делать на этом „дне“?» и т. д. Они ополчились на мой простонародный словарь и обнаружили, что вместо слов «породные отвалы» я должна была употребить словосочетание «шахтерский поселок». Конечно, критика незначительная, но эти «отвалы» мне долго ставили в упрек в прессе и на телевидении, подчеркивая мое преступное незнание нашего доброго народа (который сами критики, судя по их высказываниям, знают великолепно).

В этот беспечный и безденежный период – поскольку мой издатель лишил меня доходов – я поехала на скачки в Отей, где разыгрывался Большой приз, чтобы посмотреть, как пробежит моя лошадь Хэсти Флэг (до того времени просто кляча); приз в 250 000 франков, завоеванный Хэсти Флэг, ее поднимавшимися до ноздрей копытами, позволил мне нанять и оплатить адвоката, защищаться, а значит, выжить – мне и моим близким. Я ушла от Фламмариона к Жан-Жаку Поверу, который оказался подлинно хорошим издателем (пока не последовал худому примеру и не вообразил, подобно своему предшественнику, что я могу писать под угрозой – что для меня невозможно). Тем не менее по его совету я написала самую занятную и самую непохожую на все мои произведения книгу, которая называется «Женщина в гриме». К тому же она оказалась одной из самых толстых (560 страниц вместо обычных 200). После того как я попробовала силы в легком и даже легчайшем весе, я перешла к тяжелому.