Когда явились ангелы - читать онлайн книгу. Автор: Кен Кизи cтр.№ 76

В с е: Ганьбэй!

П и с а к а: Блин, вот теперь ты влип. Сюда идет наш чудик-мудик.

Ж е н с к и й г о л о с: Господин из прессы говорит, вместе с мистером Мудэ к нам идет мистер Сюй Лян. Наш самый быстрый марафонец. Его рекорд – два часа тринадцать с чем-то.

Р е д а к т о р: Два тринадцать! Это вам не хрен собачий.

М у д э: Добрый вечер. Позвольте представить вам нашего китайского чемпиона мистера Сюй Ляна.

В с е: Ганьбэй!

П и с а к а: Как он опрокидывает, а, герой-то.

Б л и н: И сдается мне, это не первый привал нашего героя. Эй, Сюй Лян! За «Питсбургских Пиратов»! [205]

В с е: Ганьбэй!

М у д э: Кстати, мистер У, у меня для вас сюрприз. Будьте добры.

Б л и н: Это что?

М у д э: Ваш официальный пакет – ваши пропуска, именная карточка и номер. Вы приглашены участвовать в завтрашнем состязании, мистер У. Как бегун.

Б л и н: Вот черт!

Р е д а к т о р: Блин? Побежит завтра?

Г о л о с к и т а й ц а: Ганьбэй!

В с е: Ганьбэй!

М у д э: Господа и дамы, мне нужно отвести мистера Сюй Ляна к другим столам.

Р е д а к т о р: До свиданья.

В с е: Ганьбэй!

Б л и н: Оххх, черт…

Ш е п о т: …а теперь десерты: миндальная лапша в сладком мандариново-апельсиновом сиропе, глазированные яблоки, опущенные горячими в холодную воду, чтобы глазурь застыла; ни печеньки счастья – то есть вообще ни одной китайской печеньки счастья в Китае…

После полуночи разболтанный «ДиСи-3» [206] боролся с нараставшим боковым ветром, заходя на посадку в Пекинском аэропорту. На борту самолета, летевшего из Северной Кореи, имелись тонна с лишком красного женьшеня и одинокий пассажир, для которого это был последний из перелетов в цепочке, начавшейся в Танзании.

Очнувшись, Магапиус обнаружил, что выгружен на продуваемую ветром летную полосу. Смутные рабочие, таскавшие упаковки женьшеня в пикап, с Магапиусом не заговаривали, и он понимал, что попытка пообщаться с ними будет тщетной. Стоя рядом с чемоданчиком, Магапиус наблюдал, и на него наваливалось уныние. Когда все ящики перенесли в кузов, он шагнул вперед и спросил:

– Пекин?

Рабочие уставились на него так, будто он появился ниоткуда.

– Я бегаю, – сказал он, демонстрируя широкий шаг. – Пекин.

Один рабочий осклабился и заверещал, затем все они осклабились и заверещали. Багаж Магапиуса затолкали в глубь кузова. Магапиус собрался было ползти за чемоданом, но рабочие рассудили иначе. Они усадили Магапиуса в кабину к водителю. В кузове поехали сами.

В комплексе, где жили китайцы, Ян скатился с койки, просеменил на цыпочках мимо похрапывающего соседа и закрыл окно. Яна разбудил не сквозняк. Ян не спал.

Он посмотрел вниз, на улицу, растянувшуюся в потемках под окном общаги. Старт на площади Тяньаньмэнь в десяти километрах по правую руку, разворот – в двадцати по левую. О финише Ян не думал, только о контрольном времени. Нельзя отставать от Чжоа, который уже бегал 20 километров и в контрольное время укладывался; потом надо что есть сил бежать к отметке в 35 километров, даже если после нее рухнешь через десять шагов. Тогда, если захочется, можно будет подняться и дойти до площади пешком, отстав от десятки победителей на несколько часов. Если к тому времени миллион зрителей разойдется по домам – тем лучше.

Тот, кто умеет запирать, и без замка

запрет так, что не откроешь,

Тот, кто связывает умело, веревки не возьмет,

но его узел не развяжешь.

Бежать умеющий следов не оставляет [207] .

27 сентября 1981 года. Площадь Тяньаньмэнь, Пекин, Китай. Начало марафона запланировано на 11.05.

10.00. Небо чистое, синее и светлое. Воздух сладок и хладен. На обочинах уже собираются толпы – послушно и тихо. НОАК и милиция все равно вездесущи.

10.15. Бригада мотоциклистов выстроилась и к забегу готова, ослепляет великолепием: белые кители и синие брюки, алебастровые шлемы и меловые «хонды».

10.25. Последняя машина, которую пропустили по перекрываемой дороге; забитые выжидающими наблюдателями автобусы; бибикают такси.

10.26. Все замерло. Тихо. Сколько людей – и такая тишина! Какое смирение. Какая власть! И какая беспокойная неуверенность – перед своей же властью. Мужчины кашляют и сплевывают; женщины с полотенцами, прижатыми ко ртам…

10.28. Участники трусят по обширной площади к линии старта, нервные и яркие, в разномастных нарядах, словно стая воздушных змеев трепещет на ветерке, ожидая, когда ее запустят в небо.

10.35. Проносится трусцой полк НОАК (им уже не нравится, когда их называют хунвэйбинами), словно несообразные манекены в слишком плотно пригнанной одежде.

10.54. Взлетает, падает, колеблется на ветру, снова взлетает шар-транспарант, развевая длинный красный приветственный хвост.

11.00. Фургон с громкоговорителем советует всем сохранять спокойствие, не заступать за обозначенные линии, не шуметь…

11.05. Секунда в секунду выстрел: они стартовали! Ни крика, ни возгласа. Тупоносый джип цвета хаки с трафаретными буквами «ККНР» [208] едет впереди бегунов по краю дороги, сигналит и фактически наезжает на зрительские массы. Американский писака трусит к своему наблюдательному пункту и раскладывает стул. Вот и они, лидирует кореец. На площади наконец воспаряет воздушный шар.

Позади прочих марафонцев – гуща китайских бегунов. В самом хвосте – юноша Ян. Писака показывает кривой мизинец – напоминает про общую косточку счастья. Ян салютует в ответ.

К следующему повороту Ян пробивается в гущу гущи, а хвост достается крошке Блину, взъерошенному как никогда, в майке Пекинского универа, с перевернутым номером.

– Сколько еще осталось? – пыхтит Блин.

– Всего двадцать четыре мили, – отвечают спереди.

Двадцать километров точнехонько на запад по улице Фусин к бамбуковому помосту, возведенному в Гучэне, и двадцать километров обратно, потом снова круг по площади к финишу. Маршрут ведет мимо множества достопримечательностей: Запретный город, Военный музей Китайской Народной Революции, Народный крематорий со зловещим плюмажем желтого дыма… и миллионы, миллионы людей. Это главнейшая достопримечательность – мириады лиц, и каждое лицо сигналит по-особому, как магнитофонная лента воспроизводящей головке, и сигналы эти слагаются в песню, и лица сливаются в одно. В каждом марафонце навеки запечатлится единый волнующийся черноглазый образ: Лицо Китая. Никто больше такой достопримечательности не увидит.