Вот уж в тщательности Зеда Мэтью не сомневался. У него даже было острое ощущение, что за ним наблюдают, и когда он посмотрел вверх, к люку в крыше, то увидел, что раб там стоит и смотрит на него, как человек, обнаруживший у себя в чашке головастика.
Мэтью снова пересмотрел предметы в ящике, но различал их плохо, потому что глаза у него затуманились.
— Блокнота здесь нет, — сказал он тихо, в основном сам себе.
— Если его нет здесь, — отметил Мак-Кеггерс, — то не было на теле. — Он снова закрыл ящик, подошел к стойке с оружием и выбрал два других пистолета. Их он отнес к столу, где находилась коробка свинцовых пуль, рог с порохом и кремни, разложенные для очередного покушения на Элси. — Хотите выстрелить?
— Нет, спасибо. Но я очень вам благодарен за потраченное на меня время.
Мэтью уже отступал к двери. Он отметил несколько дыр в стене позади Элси и два разбитых оконных стекла. Забавно, что ни один джентльмен или леди не получили осколков в парик.
— Тогда всего хорошего. И не стесняйтесь иногда заходить, ваше общество мне приятно.
От человека столь эксцентричного — полусумасшедшего, сказали бы многие, — такая фраза была высочайшим признанием. Но сейчас пора было заткнуться и постараться выбраться из здания, не нарвавшись на неприятности в виде высокомерного главного констебля или шумного генерального прокурора. Мэтью вышел из мансарды, закрыл за собой дверь и начал спуск к жестокой обыденности земли.
Глава девятнадцатая
Однако перед тем как осуществить свое намерение пообедать в «Галопе» и спокойно — по возможности — провести вторую половину дня, хотя говорили, что кто-то из жителей уже организует протесты против Указа о чистых улицах, нужно было выполнить еще одно задание.
Все время он думал, что рассказать Джону Файву о ночных путешествиях преподобного, и все же, приближаясь шаг за шагом к кузнице мастера Росса, не мог пока ничего решить. Ждать, пока Джон сам придет, не годится. Поскольку Мэтью попросили сделать эту работу с полным доверием, он считал себя обязанным доложить о том, что выяснил, не слишком затягивая, но все же… выяснил он что-нибудь или нет? Да, он видел Уэйда перед домом мадам Блоссом, но что это означало? Мэтью знал, что между тем, что он видел, и тем, что за этим кроется, лежит пропасть, и вот в ней-то как раз и находится разгадка.
Он вошел в сумеречный жар кузницы, обнаружил Джона Файва за его обычным занятием и позвал наружу поговорить. Повторился ритуал просьбы перерыва на пять минут у мастера Росса, и вскоре Мэтью с Джоном стояли почти на том же месте, где во вторник утром.
— Ну? — начал Джон, когда Мэтью не сразу заговорил. — Ты за ним проследил?
— Да.
— Напряженный выдался вечер. А для Осли — страшный.
— Да.
Они минуту помолчали. По тротуару шагали пешеходы, проехал мимо фургон, груженный мешками с зерном, двое детишек пробежали, гоня перед собой палкой обручи.
— Ты мне расскажешь или нет? — спросил Джон.
Мэтью принял решение:
— Нет.
— Почему? — нахмурился Джон.
— Я выяснил, куда он ходил. Но не уверен, что это обычный его маршрут. И пока я еще не готов сказать тебе, где это было и что я видел.
— Ты учел, как это для нас серьезно?
— Учел и не забываю ни на секунду. Именно поэтому мне нужно больше времени.
— Больше времени? — задумался Джон. — Ты хочешь сказать, что будешь еще за ним следить?
— Да, — ответил Мэтью. — Я хочу посмотреть, придет ли он туда же опять. Если да… может быть, я сперва поговорю с ним. А потом, в зависимости от того, как повернется дело, он, быть может, сам расскажет тебе или Констанс.
Джон с озабоченным видом запустил пятерню себе в волосы:
— Значит, что-то нехорошее.
— Прямо сейчас это не плохо и не хорошо. Мои наблюдения ничем не подтверждены, и потому я должен воздержаться от более подробного изложения. — Он понял, что Джон ждет еще чего-нибудь, чего-то такого, за что можно зацепиться как за рукоять надежды, и потому сказал: — Сегодня скорее всего начнет действовать Указ о чистых улицах. Таверны закроются рано, и констеблей на улицах прибавится. Сомневаюсь, чтобы преподобный Уэйд стал совершать ночные прогулки, пока не отменят указ, а когда это будет — я понятия не имею.
— Пусть он и не пойдет, — ответил Джон Файв, — но его беда так легко не решится.
— Вот здесь я с тобой полностью согласен. Но пока что ни ты, ни я ничего сделать не можем.
— Ладно, — сказал Джон упавшим голосом. — Не нравится мне это, но, похоже, придется смириться.
Мэтью согласился, пожелал приятелю всего хорошего и быстро зашагал дальше к конюшне Тобиаса Вайнкупа, где договорился, что возьмет завтра Сьюви в шесть тридцать утра. Грядущая субботняя тренировка с Хадсоном Грейтхаузом нависала над сознанием черной тучей, но тут он хотя бы знал, чего ждать.
Оставалось одно поручение, которое он хотел выполнить перед ленчем, и оно было подсказано сплетней вдовы Шервин насчет Голден-хилла. Среди тамошних изысканных домов стоял красный кирпичный особняк, принадлежащий семье Деверик. Мэтью сомневался, чтобы Лиллехорн много времени — если вообще сколько-нибудь — потратил на допрос вдовы покойного Эстер и его сына Роберта, выясняя состояние дел главы семьи. Даже если они близкие соседи, все равно Лиллехорны и Деверики слеплены не из одного теста. Мэтью казалось, что если будет обнаружена связь между доктором Годвином, Девериком и — как бы мало он сюда ни вписывался — Осли, то именно в деловой сфере. Хотя он понимал, что может сильно промахнуться — какая связь между директором приюта, пораженным страстью к игре, и богатым торговцем, пробившимся из низов кошмарных лондонских улиц? И более того, как связан с ними обоими знаменитый и блестящий врач?
Но Мэтью хотел по крайней мере, как сказал бы Мак-Кеггерс, сделать пробный выстрел. И он направился на север, в район, известный как Голден-хилл, — ряд домов, похожих на дворцы в садах, по всей длине Голден-хилл-стрит между Краун-стрит и Фэр-стрит.
Подходя к этой аллее роскоши, Мэтью разминулся с телегой фермера, везущей свиней на рынок, и глянул вперед на высоты. Пусть сама Голден-хилл-стрит была утоптанной землей, но в здешних домах проживали наиболее почтенные городские фамилии. И что эта были за резиденции! Двухэтажные, с узорами красных, белых и желтых кирпичей, кремового цвета камня и серых булыжников, с балконами, террасами и куполами, окнами граненого стекла во все стороны — на гавань, на город и на лес, будто отмечая, что миновало и чему еще предстоит миновать в прошлом и будущем Нью-Йорка. Не приходилось сомневаться, что все эти фамилии неоценимо послужили обогащению и процветанию города и справедливо вознаграждены за свое влияние и финансовую храбрость. Все, конечно, кроме Лиллехорна, который жил в самом маленьком доме на западном конце улицы и деньги свои получил по наследству от тестя, но в интересах всех этих несгибаемых столпов было иметь в своем клубе главного констебля, пусть даже как мальчика на побегушках.