Он повернул листок другой стороной и стал читать, пока Мэтью продолжал оглядывать мансарду.
Книжная полка с дюжиной древнего вида томов, переплетенных в поношенную кожу. Книги по медицине? Анатомии? Названий не разглядеть. Рядом массивный комод с ящиками, еще дальше — этажерка с ячейками, где лежали свернутые в трубку листы белой бумаги. У противоположной стены мансарды, за полками, где были сложены разные предметы одежды, стояли простая кровать и письменный стол. Здесь не было очага, а значит, Мак-Кеггерс либо должен был питаться в тавернах, либо — что вероятнее — договорился с местной хозяйкой.
— «Агентство Герральд», — прочитал Мак-Кеггерс объявление. — Запросы адресовать в гостиницу «Док-хаус-инн». Интересно.
— Правда?
— Да, я слышал о них. Но не знал, что они уже и сюда добрались. У них был девиз: «Глаза и руки закона». Частные детективы. Еще немного мутной воды для главного констебля, если они откроют здесь представительство.
— Да, действительно, — сказал Мэтью, пытаясь сохранить равнодушный тон.
— Вечерние новости до Григсби не дошли? — Мак-Кеггерс отдал «Уховертку» обратно Мэтью. — Я полагаю, вы слышали?
— Слышал.
— Так же жутко перерезано горло. Такой же удар по голове, те же круги вокруг глаз. Ой… — Мак-Кеггерса вдруг побледнел — он вспомнил, что видел в холодной комнате. Прижав руку ко рту, он будто пытался подавить возникающий прилив. — Прошу прощения, — сказал он через минуту. — Иногда моя слабость берет надо мной верх.
Мэтью показалось вполне уместным прокашляться и спросить:
— О какой слабости вы говорите, сэр?
— Вот теперь вы строите из себя тупицу! — Мак-Кеггерс опустил руку. — Вы отлично знаете, что я имею в виду. И все знают, верно ведь? — Он сам себе кивнул. — Все знают, все за моей спиной хихикают. А что мне делать? Видите, я проклят. Потому что я родился для этой профессии, но не выношу… — Он резко замолчал. Бисеринки пота блеснули у него на щеках. Он подождал, пока снова успокоится пищевод. Потом выдавил кривую улыбку и показал рукой на скелеты: — Видите моих ангелов?
— Ангелов, сэр?
— Моих неизвестных ангелов, — поправил Мак-Кеггерс. Он посмотрел на них как на шедевры искусства. — Два — вон тот молодой человек и женщина — приехали со мной из Бристоля. Другие два — мужчина постарше и девочка — найдены здесь. Мои ангелы, Мэтью. Знаете почему?
— Нет, — ответил Мэтью. И не был уверен, что хотел бы знать.
— Потому что они представляют все, что есть для меня завораживающего в жизни и в смерти, — продолжал коронер, глядя на свои драгоценные предметы. — Они совершенны. Нет, нельзя сказать, что у них нет плохих зубов, или трещины в костяшке пальца, или старой раны в колене — но только такие мелочи. Те двое, что из Бристоля, висели в кабинете моего отца. Он тоже был коронером, как и мой дед. Я помню, как отец показал мне их в предвечерних сумерках, как он сказал мне: «Эштон, смотри на них, смотри как следует, ибо здесь как на ладони вся радость жизни, вся ее трагедия и вся ее тайна». Радость, говорил он, ибо они были детьми предназначения, как все мы. Трагедия, потому что все мы станем такими. А тайна… потому что куда уходит свет от этих домов, когда остаются только фундаменты?
Мэтью заметил в глазах Мак-Кеггерса блеск, который можно было бы ошибочно счесть безумием, но Мэтью видел этот блеск у своего отражения в зеркале в Фаунт-Ройяле, когда перед ним стояла загадка, казалось, не имевшая решения.
— Никто из них, — продолжил Мак-Кеггерс, — не должен был умирать. Да, конечно, в конце концов все бы они ушли, но я помню, как отец говорил об этих первых, что их просто нашли мертвыми и никто не мог их опознать. Никто не признал их своими. Старик был найден мертвым в фургоне лудильщика, а лудильщик не знал, где и когда он туда залез. Девочка умерла на корабле. И знаете, что поразительно, Мэтью? Нигде не записано, что она вообще была пассажиркой на этом судне. Никто не знал ее имени. Она спала на палубе и ела вместе со всеми, но никто никогда не спросил ее о родителях. За все эти долгие недели всем было все равно. Она сделалась невидимой? Или просто так себя вела, что остальные считали, будто кто-то о ней заботится? Ей было четырнадцать, Мэтью. Откуда она взялась? Какова ее история?
— Какова была причина ее смерти? — спросил Мэтью, не сводя глаз с маленького скелета.
— А, вот это серьезный вопрос. — Мак-Кеггерс потер подбородок. — Я ее изучал, и старика тоже. Пользовался книгами и своими записями. Всеми материалами, что оставил мне отец, и теми, что ему оставил дед, и… и ничего не нашел. Ни ран, ни болезней, которые я мог бы назвать. Ничего. И ничего от них не осталось, кроме этих вот фундаментов, потому что свет ушел из них. Но я скажу вам, Мэтью, что я считаю. Что я нашел как единственный возможный ответ. Я считаю, — сказал он тихо, разглядывая своих ангелов, — что человеку нужны друзья, нужна любовь, нужна человечность. Я считаю, что если человек долго этого лишен, то старик может заползти в фургон лудильщика, а девочка — перебраться через борт корабля, и там увидеть, что перед ними лежит все тот же одинокий путь. Я думаю, что эти люди умерли по причине, не указанной в моих книгах, в книгах моего отца и деда. Я думаю, что-то разорвалось у них в сердце, и когда кончилась вся надежда, они умерли, потому что просто не могли больше выносить жизнь.
Он вдруг перешел на шепот.
— Но посмотрите на эти кости! — выдохнул он. — Как они точно друг к другу подходят, как они защищают то, что держат внутри. Фундаменты наших домов великолепны, Мэтью, пусть даже сердца наши темны и разумы затуманены. Именно кости всегда привлекали меня в моей профессии. Чистая, точная геометрия, благородное и верное предназначение. Кости — чудо творения. — Он заморгал, и в этот миг будто вернулся на твердую почву реальности. — Вот студень — это то, чего я вынести не могу. Треснувшая глина, то, что выступает из нее…
Снова он прижал руку ко рту и сжал губы в ниточку.
— Я так понял, — начал Мэтью, пытаясь сменить тему, — что ваш отец все еще в Бристоле?
— Да. — Сказано это было чужим, далеким голосом. — Все еще в Бристоле. И всегда будет в Бристоле.
Тоже не очень удачный оказался выбор темы, потому что Мак-Кеггерс вдруг дернулся и сказал:
— Извините, я не очень хорошо себя чувствую.
— Простите.
— Вы хотели у меня что-то спросить?
— Да. Гм… — Мэтью замялся, не желая усиливать у коронера тошноту, но ему необходимо было знать. — Это по поводу Осли. Вы не против?
— Это моя работа, — прозвучал ответ с ноткой горечи.
— Я слышал, что сегодня ночью нашли кровавый след. На двери погреба возле Баррак-стрит.
— Да, мне говорил Лиллехорн. На двери погреба, принадлежащего конторе трех адвокатов: Полларда, Фитцджеральда и Кипперинга. И что?
— Я просто хотел знать, правда ли это. — На самом деле Мэтью хотел проверить, что информация дошла до главного констебля. — Вы не знаете, были ли найдены поблизости другие кровавые следы?