Таинственное пламя царицы Лоаны - читать онлайн книгу. Автор: Умберто Эко cтр.№ 90

Два немца, которых послали прочесывать местечко с нашего боку, тогда как прочие с собаками шныряли по площади, двигались на ощупь, натыкаясь на дома, с винтовками наперевес, и даже проглядели угол, за которым мы стояли, и прошлепали мимо. Казаки абсолютно бесшумно повисли им сзади на плечи, это они умели: доля минуты, и немцы с кляпами во ртах уже лежали носами в землю, а казаки довязывали им руки за спиной.

— Сделано, — подытожил Граньола. — Теперь бери, Ямбо, бери их винтовки и побеги скинь эти винтовки с того бруствера вниз, в провал, а вы идите и тащите этих фрицев за нами, идите осторожно следом за мной.

Я трясся, но выполнил. Теперь уже командовал Граньола. Сквозь дырку мы прошли без приключений. Граньола раздал всем веревки. Однако тут возник вопрос, как же быть дальше. У всех, кроме первого и последнего, в обеих руках полагалось быть по концу веревки. Как можно одновременно держать веревки и волочь двух связанных немцев? До первых кустов мы добрались, в кустах Граньола стал наново организовывать всю нашу связку. Те двое, которым выпало конвоировать немцев, привязали свои веревки к ремням пленных, правой рукой держали фрицев за шивороты, а в левых держали концы веревок для связки с товарищами. Как только мы снова выступили в путь, один немец повалился и дернул вниз конвоира, цепочка разорвалась. Казаки дружно процедили сквозь зубы шипящие звукосочетания, которые, вероятно, у них на родине являли собою дьявольские ругательства.

Поднявшись после падения, немец тут же начал улепетывать, двое казаков погнались за ним и чуть не упустили — никто не знал, куда можно ступать, а куда опасно, по счастью, беглый немец сам споткнулся и рухнул лицом в песок. Каска скатилась. Начальник казаков дал нам понять, что каску следует подобрать и надеть обратно, не то собакам дадут нюхнуть каску и те отыщут нас всех по следу. Лишь в эту минуту мы глянули на второго немца: он был без каски.

— Так, в бога и в душу всем, — прохрипел Граньола. — Каска осталась в переулке, собаки возьмут его след как пить дать!

Как пить дать. Точно: сошли только несколько метров, и сверху улсе стали явственно слышаться голоса и лай собак.

— Они в переулке. Они нашли каску, собаки понюхали и показывают, куда мы прошли. Спокойствие. Не терять спокойствия. Во-первых, пока они еще найдут дыру. Во-вторых, пока они еще спустятся. Собаки по этой горе не умеют. Они — не Ямбо. Ямбо, веди нас скорее с горы. Давай-ка, живо.

— Я живо. Но мне очень страшно.

— Тебе совсем не страшно. Это только нервишки. Вдохни поглубже и давай, давай, действуй.

Я был готов обмараться хуже священника, но сознавал: все зависит от меня. Стиснув зубы, я подумал, что, несомненно, предпочел бы быть Жирафоной или обезьяной Йойо, а не Романо-легионером; коровой Кларабеллой, а не Микки-Маусом в доме с призраками; господином Пампурио в роскошной квартире, а не Флэшем Гордоном в Арборской гати. Однако карта легла иначе. И я рванул что было духу с горы по Дикому Яру, проговаривая едва ли не вслух каждый очередной шаг.

Пленники мешали, тормозили и задерживали. С тряпками во рту, они, сопя, то и дело останавливались перевести дух. Ушло не менее пятнадцати минут, чтоб подобраться к ребристому валуну. Я точно знал, что мы у камня, и я нащупал его руками еще до того, как наступить. Теперь полагалось, разворачиваясь, спрыгивать с камня налево, потому что направо, очень близко рядом, за узкой полосой гальки, была открытая пропасть. Голоса с верхотуры доходили все более четко. Мы не знали, потому ли это, что немцы принялись орать во всю глотку, науськивая собак, или потому, что они уже прошли через дырку и начинают спускаться.

Наши пленники услышали немецкий крик, принялись биться, упираться, притворно падали, пытались укатиться неведомо куда, перекатываясь с боку на бок, — совершенно обнаглели. Они рассчитывали, что мы не станем по ним стрелять, чтобы себя не выдать. Они рассчитывали, что, куда бы они ни закатились, псы их отыщут. Терять им было нечего, а те, кому терять нечего, — хуже всех опасны.

Послышались автоматные очереди. Не умея сойти, немцы начали стрелять. Хорошо, что Дикий Яр уходил отвесно вниз почти по полной вертикали. Немцы не знали, каким путем пошли мы. Они стреляли куда попало. Они не знали, что Яр имеет уклон чуть ли не сто восемьдесят градусов. Палили перед собою. Мы слышали, как пули свистели прямо над головой.

— Ну ходу, ходу, — понукал Граньола. — Здесь мы не простреливаемся.

Вероятно, первые немцы начали все-таки спускаться, догадавшись, что пулей убегающих не достать. Псы вели их. Стреляли теперь они книзу. Определенно в нашу сторону. Пули ложились в кусты на склоне. Надо сказать, довольно-таки от нас близко.

— Не беспокоимся, — сказал на это казак. — Я знаю Reichweite ихних Maschinen.

— Дальность полета пуль? — спросил Граньола.

— Дальность. Если они ближе к нам не подойдут, пули нас не заденут. Но нам надо поспешить.

— Граньола, — произнес тогда я громко, не удерживая слез, больше всего мечтая попасть снова к маме. — Я вполне могу быстрее, ну а вы-то, вы-то? Вы не можете тащить с собой этих двоих. Какой толк, что я поскачу вперед как коза, если вы из-за них не держите скорость. Давайте оставим их тут, а не то, честное слово, я сейчас побегу вперед со всех ног — и делайте что хотите!

— Если мы их оставим тут, они в два счета развяжутся и позовут товарищей, — пробурчал Граньола.

— Я их убью прикладом. Не шумно, — прошептал казак. При мысли, что этих бедняг хотят убить, я оледенел.

Снова вступил Граньола и рыкнул в ответ: — А что за толк от этого, сучья плешь. Оставим их лежать, собаки нанюхают, и фрицы поймут, куда мы пошли. — Он был так взвинчен, что перестал ставить глаголы в инфинитив. — Разве что сбросить в тот обрыв, в обратную сторону с горы, не в нашу, пускай собаки вынюхивают, сколько хотят, тот склон, выиграем десять минут, может, и больше. Ямбо, там вправо, ты говорил, в нескольких шагах от ребристого валуна, край откоса? Давайте тащите их туда. Ты говорил, что кто двинется по этой тропинке, может, как нечего делать, слететь с горы в овраг? Ну, этого нам и надо. Пусть валятся со своими собаками. И покуда немцы разбираются с этим бардаком, мы будем уже в долине. Кто падает, тот обязательно разбивается насмерть, я из твоих слов понял?

— Нет, я… из моих слов… насчет обязательно я не уверен. Переломается, это точно. Ну, если голову стукнет о камень, то вряд ли выживет…

— Ты, чертов сын, сначала говоришь одно, а потом другое. Вот сбросим, а они живехонькие докатятся до низу обрыва, развяжутся, всполошат округу и воплями упредят своих, чтоб остальные не упали!

— Значит, бросать их надо мертвыми, — подытожил казак, который знал, как устроены вещи в этом пакостном мире.

Я стоял рядом с Граньолой и мог видеть его лицо. При бледности, какая была всегда, мне сказали бы, не поверил, что еще можно вдвое побледнеть. Глаза были закачены к небесам, как в экстазе. Профырчали, фр-фр, какие-то пули, пролетая на уровне голов, один из немцев ткнул что есть силы локтем в бок охранника, оба рухнули наземь, и казак взвыл от боли, потому что пленный немец двинул его головой по зубам, по всей видимости, фриц шел на любое, чтобы если не освободиться, то хотя бы нашуметь. Тут Граньола принял новое решение. Он сказал: