Покуда я тебя не обрету - читать онлайн книгу. Автор: Джон Ирвинг cтр.№ 99

– Конечно нет, Джек, это сущая ерунда, само пройдет.

В самом деле, он на протяжении многих месяцев почти ежедневно (четыре-пять раз в неделю) трахал восьмидесятикилограммовую судомойку! Ничего удивительного, что на пенисе возникло раздражение, направившее его струю на Пикассо и убившее его шансы заполучить «Бель Мишель», как называл девушку Ной.

Мишель и Джек вместе ходили только на один урок – немецкого языка. Большинство учеников, выбиравших немецкий, планировали стать врачами; считалось, что для этой профессии немецкий хороший второй язык. Джек не имел таких планов – что медицина, что математика, в этих областях Джек не способен был ничего достичь. Зато он очень любил в немецком порядок слов – еще бы, основной глагол всегда на последнем месте! Какой отличный язык для последних реплик! В немецком предложении все действия происходили в самом конце. Для актера нет ничего лучше.

Джеку нравился Гёте, но его богом стал Рильке, а в последний год Джек просто влюбился в Шекспира по-немецки, особенно в переводы сонетов. Учитель, герр Рихтер, смел утверждать, что шекспировские сонеты лучше звучат auf Deutsch, [13] чем в оригинале.

Мишель Махер не соглашалась. Она приводила пример за примером, а герр Рихтер приводил контрпримеры, обращаясь за оригиналом к Джеку; тот все знал наизусть.

В такие моменты Джек не мог смотреть на Мишель, как и она на него. Обсуждать сонеты о любви с девушкой, которую ты потерял, – это слишком жестоко.

После последнего урока Мишель протянула Джеку записку, сказав лишь:

– Прочитай потом, пожалуйста.

Это оказалась цитата из Гёте, Мишель любила его больше, чем Джек: «О, будьте же терпимы к дамам». Джек знал эту строчку.

Если бы Джек набрался смелости передать Мишель ответную записку, там был бы Рильке, но Мишель, несомненно, нашла бы выбор Джека – «Она улыбнулась. Мне стало больно» – слишком прозаическим.

Единственное, чем Джек гордился в плане своих академических успехов в Эксетере, это тем, что преодолел четырехлетний курс немецкого без помощи Ноя. Это оказался единственный предмет, по которому сосед по комнате не мог ему помочь, – будучи евреем, Ной решительно отказывался учить язык палачей своего народа.

С экзаменами Ной тоже помочь не мог, и Джек остался с тестами один на один, а здесь, сколько изобретательности ни проявляй, требуются именно знания. По тестам Джек занял последнее место во всей школе.

– Актеры не умеют сдавать тесты, – объяснил Джек Герману Кастро.

– Почему?

– Потому что актеры не гадают, – ответил Джек. – У тебя вопрос и четыре варианта ответа; у актеров тоже есть варианты, но они всегда знают, какие именно правильные. А если актер не знает ответа, он не гадает, он останавливается.

– Джек, прости, но это какой-то дурацкий подход к тестам.

Из-за своего ужасного балла Джек не смог отправиться вслед за Ноем и Германом в Гарвард; да и в колледжи и университеты из тех, что «получше», как говорили тогда, путь ему был заказан. Мама молила его, чтобы он вернулся в Торонто и поступил в университет там. Но Джек не хотел возвращаться в Торонто.

Это что же получается – сначала Алиса установила между ними дистанцию, а теперь хочет, чтобы она исчезла! Джек же не желал иметь с матерью ничего общего. Дело не в лесбиянстве – Джек давно изжил свое былое к нему отвращение, как и Эмма. Они с Эммой даже гордились теперь, что их матери до сих пор вместе – за эти годы разбилось столько пар, и среди родителей их друзей, и среди самих друзей, что тут был повод для гордости.

Дело в другом – Джек не забыл, как его выслали из Торонто, как изгнали прочь из Канады, лишили родины. Он восемь лет прожил в США, его друзья были по большей части американцы, а фильмы, в которых он хотел играть, – и вовсе европейские.

Джек поступил в университет штата Нью-Гэмпшир. Эмма места себе не находила.

– Конфетка моя, ну зачем тебе это? Ведь не из-за кинотеатра же!

Но Джека было не переубедить. Ему понравился Дарем и даремский кинотеатр, который и выглядел даже каждый раз по-разному, когда Эмма не держала Джека за пенис.

Поездка с мамой по Северной Европе заложила фундамент Джека Бернса. Школа Св. Хильды помогла ему открыть в себе «страсть к женщинам постарше», по выражению Эммы Оустлер, а равно заложила в нем основы актерского мастерства и веру в себя – в то, что он может заставить людей верить ему, даже в женском платье. Реддинг научил его тяжко трудиться. Миссис Адкинс привлекла его своей грустью. В Эксетере он понял, что не интеллектуал, зато выучился по-настоящему читать и писать. В то время Джек еще не знал, сколь полезны и редки все эти знания и умения, – как не умел тогда назвать свою ахиллесову пяту, куда его с закрытыми глазами поразила миссис Стэкпоул.

Женщины-учительницы в Эксетере казались Джеку совершенно недоступными в сексуальном смысле, как иногда бывают некоторые женщины постарше. Прав был тут Джек или нет, но они уж точно не были так доступны, как миссис Стэкпоул, – ее грубость, ее страсть, ее нетерпение влекли к себе Джека. Реддинг был пустыней – женщины уходили туда, как в монастырь, и жизнь вскоре наскучивала им. В Эксетере, напротив, у учителей были красавицы-жены, которые привлекали внимание мальчиков, по крайней мере в воображении (Джек-то, конечно, и думать боялся подойти к ним, они все выглядели слишком счастливыми).

Самой недоступной была мадам Делакорт, француженка-лиса из библиотеки; ее муж преподавал на кафедре романских языков. Ничего романского или романтического в мадам Делакорт не имелось – во всей школе не было ни одного мальчишки, кто смел бы глянуть ей прямо в глаза, и одновременно ни одного, кто не приходил бы в библиотеку в надежде взглянуть на нее хоть одним глазком.

Мадам Делакорт выглядела так, словно ее только что со смаком оттрахали, но она хочет еще, и еще, и еще! И при этом на ее шикарной прическе это никак не отразилось. Мамам Делакорт бросалась в глаза, как Жанна Моро в «Жюле и Джиме», сразу было ясно, что она королева, и даже муж говорил с ней, заикаясь, а ведь он сам был родом из Парижа.

Однажды вечером Джек сидел в библиотеке и зубрил историю. У него было излюбленное местечко на втором этаже хранилища. Он сжег мосты и к Мишель Махер, и к Ною Розену и давно уже смирился с тем, что следующие четыре года проведет в городе Дарем, штат Нью-Гэмпшир.

Эмма же переезжала в город Айова-Сити, ее приняли в тамошний семинар по литературе. Джек ни разу не слышал ни о городе, ни о семинаре, он знал только, что штат Айова далеко и что он будет скучать по Эмме.

– А ты приезжай ко мне в гости, конфетка моя, я уверена, у них там и кинотеатры есть, а не только юные писатели. Наверное, они даже специально завели у себя кино, чтобы доводить писателей до белого каления.

В общем, Джек не очень беспокоился по поводу экзамена по истории, просто ему было грустно. Тут к нему подошла мадам Делакорт, он как раз рылся в стопке книг, которые уже просмотрел. Среди них имелся пыльный фолиант по римскому праву – его-то и искала мадам. Она попросила Джека вернуть книгу на полку на третьем этаже хранилища, где стояла литература по классической древности.