Мистеру Малькольму ничего не оставалось, как бежать за школьной медсестрой или аптечкой (в зависимости от тяжести травм жены), и на некоторое время Джейн оставалась под присмотром учеников мужа – кто-то один держал сзади ее коляску, чтобы она не носилась по классу как очумелая, а остальные в страхе дрожали, отойдя от нее подальше. Детям строго наказали пресекать попытки Джейн выбраться из коляски; сомнительно, чтобы им это удалось, попробуй она в самом деле покинуть инвалидное кресло. Она и не пыталась, просто размахивала руками и вопила что есть мочи, выкрикивая имена мужниных учеников и учениц, заученные ею по перекличкам.
– Мооооорин Яаааап!!! – вопила миссис Малькольм.
– Здесь, мэм! – вопила в ответ Морин Яп, и слепая женщина поворачивала лицо в ее сторону.
– Джииииимми Бэээээкон! – голосила миссис Малькольм.
Джимми в ответ испускал стон. Ясно, со слухом у Колясочницы Джейн проблем не имелось, она сразу же поворачивала лицо туда, где сидел Джимми.
– Джеееек Беееернс! – крикнула она однажды.
– Я к вашим услугам, миссис Малькольм, – ответил Джек. Уже во втором классе умение говорить четко и правильно отличало его от одноклассников.
– Твой папа тоже умел говорить красиво, – изрекла миссис Малькольм. – Твой отец – исчадие ада. Не позволь диаволу проклясть тебя, дабы не стать тебе, как твой отец.
– Ни в коем случае, миссис Малькольм, я не позволю ему, – ответил Джек.
Ему-то казалось, что он говорит весьма уверенным тоном, однако учился он в школе для девочек, школе Св. Хильды с ее эммами и шарлоттами, так что силы в этой битве за нравственную чистоту, конечно, были неравны. Считалось, что гены Уильяма Бернса чрезвычайно сильны и обязательно себя проявят – поэтому-то в «Большом Тотализаторе», как это называла Эмма (она произносила эти слова с уважением, словно бы вела речь о любимых книгах и фильмах), все и ставили на то, что Джек станет бабником. Иначе говоря, предполагалось, что это – свойство быть бабником – передается по наследству, а потому Джек просто обязан им стать. Не было человека, связанного со школой Св. Хильды, в чьих глазах Джек не был бы сыном своего отца – даже в ослепших глазах миссис Малькольм.
– Джек, не стоит обижаться – люди просто не могут совладать с любопытством, – философски рассуждала Эмма. – Гадать, кто из тебя выйдет, – это же жутко интересно, пойми и смирись.
Миссис Малькольм явно придерживалась того же мнения.
Худший час наступал, когда мистер Малькольм возвращался обратно в класс с медсестрой или аптечкой.
– А вот и я, Джейн, я снова с тобой, – всякий раз восклицал он.
– Вы хорошо расслышали, дети? – вопрошала миссис Малькольм. – Он снова со мной! Он никогда не уходит надолго и обязательно возвращается!
Но это было только начало.
– Пожалуйста, Джейн, не надо, – говорил мистер Малькольм, зная, что будет дальше.
– Мистер Малькольм просто обожает за мной ухаживать, – объясняла детям Колясочница Джейн. – Он делает за меня все, ну просто все – все, что я не могу сама.
– Джейн, ну что ты, что ты, – пытался урезонить ее мистер Малькольм, но она не давала ему обработать ссадины у себя на костяшках пальцев. Вместо этого она давала ему пощечину – сначала одну, затем другую, затем постепенно обращалась в подлинную ветряную мельницу.
– Мистер Малькольм делает за меня все! – верещала Джейн. – Он кормит меня, он одевает меня, он моет меня, слышите вы…
– Джейн, милая…
– Он подтирает мне задницу!!! – раздавался последний и решительный вопль, после чего миссис Малькольм переходила на стоны и рыдания.
В тот же миг к ней присоединялся Джимми Бэкон, за ним – сестры Бут (и как им удавалось издавать эти звуки, ведь одеял у них с собой не было), чуть позже – двойняшки Френч. Услышав барабанную дробь, Джек оборачивался к Люсинде Флеминг – как она там; всякий раз их взгляды встречались, и всякий раз на ее лице сияла блаженная улыбка, за которой, казалось, не может крыться ничего похожего на пресловутое «тихое бешенство». Джеку чудилось, что эта улыбка говорит ему: «Ну что, ты хочешь увидеть, как это? Я знаю, хочешь. Ну так я тебе покажу, будь покоен, только не в этот раз».
«Невэтотраз» – Джек порой думал, что это хорошее название для мира, в котором он живет с самого приготовительного класса.
Научиться жалеть мистера Малькольма – важный жизненный опыт, важная ступень в образовании. Но образованием Джека занимался не только и не столько мистер Малькольм; куда большее влияние на него оказала Эмма Оустлер.
Когда шел дождь или снег, Эмма садилась в лимузин рядом с Джеком и обращалась к водителю так:
– Пиви, будь добр, просто покатай нас по городу. Только уговор – не оборачивайся. Заднего сиденья для тебя не существует, понял?
– Сэр, вы утверждаете этот приказ? – спрашивал Пиви у Джека.
– Разумеется, Пиви, спасибо, что спросил, – отвечал мальчик.
– Мэм, что и говорить, вы у нас начальник, – подытоживал обмен репликами Пиви.
Джек и Эмма устраивались на заднем сиденье и жевали жвачку, то мятную, то фруктовую. Эмма разрешала Джеку распустить ей косу, но не давала снова ее сплести. Волос у нее было столько, что они, как вуаль, закрывали их обоих.
– Если твоя жвачка окажется у меня в волосах, конфетка моя, я тебя убью, – частенько говорила Эмма. Джек в ответ смеялся.
Однажды в ответ на его смех Эмма ответила тоном его мамы:
– Когда жуешь жвачку, не смейся – подавишься.
Дальше они всегда смотрели на ее лифчик – Эмма унизительно называла его «тренировочный». С Джековой-то колокольни «тренировки» давали эффект – груди у Эммы постепенно делались больше. Разве не для этого надо носить «тренировочный» лифчик?
Не то с его пенисом.
– Ну как там твой малыш? – обязательно спрашивала Эмма, и Джек показывал ей как.
– Малыш, скажи мне, о чем ты думаешь? – однажды спросила Эмма у Джекова пениса.
Джек не удивился – он уже знал, что пенисы понимают речь, а раз так, то, наверное, должны уметь и думать. Правда, судя по всему, его пенис пока что не очень старался.
Перейдя в третий класс, Джек простился с мистером Малькольмом. Встречались они лишь случайно, обычно в туалете – несчастный учитель порой заходил туда поплакать, хотя чаще Джек заставал педагога перед зеркалом за изучением собственной щетины. Видимо, в изучении состояния недоусов и недобороды проявлялось то немногое, что было в мистере Малькольме от тщеславия.
Еще реже Джек видел миссис Малькольм. Раз-другой в день на двери какого-нибудь женского туалета появлялась табличка «Не работает», это значило, что там мистер Малькольм производит с женой какие-то операции. Девочкам было приказано не беспокоить их в такие моменты.
Однажды Джек, проходя мимо туалета с означенной табличкой, четко услышал, как миссис Малькольм охаживает мужа по физиономии. В ужасе он побежал прочь, но, пока в коридоре не появились девочки – их было семь-восемь, но шуму от них, как от пары-тройки дюжин, – мольбы мистера Малькольма («Ну что ты, Джейн», «Джейн, милая, пожалуйста») звенели в его ушах.