Учитель цинизма - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Губайловский cтр.№ 63

— Спасибо. Я сейчас зайду в родную контору, получу зарплату, и мы сможем мило посидеть в саду Эрмитаж. Там есть недорогой ресторанчик. Сейчас наверняка пустой.

Оля некоторое время колебалась — устала после смены. Но решила, что спать она не хочет, и потом муж все-таки, надо его с днем рождения поздравить.

— Давай.

И пошли мы по шпалам подъездных путей — Главморковка находилась в районе бесконечных складов — по направлению к метро «Полежаевская». Мы шли и о чем-то тихо переговаривались. Оля улыбалась. Я чувствовал себя опустошенным, но как будто готовым к чему-то большому, к чему-то, что меня наполнит. Кажется, впервые за все время нашего уже долгого — трехлетнего — знакомства я чувствовал себя рядом с любимой женщиной спокойно. А она была прекрасна: усталая, тихая, как будто прислушивающаяся к себе. Что там происходит? А ведь что-то происходит.

5 июля 1985 года было днем очень заметным в моей собственной судьбе и в истории моей страны. Уже несколько месяцев телевизор верещал про вред алкоголя. Периодически «борьба с пьянством» начиналась и прежде, но всегда как-то быстро гасла, и мало кто верил, что теперь все серьезно. Жванецкий сказал, как отрезал: «Борьбу с пьянством прекратить, потому что это не борьба и это не результат».

Посмотрим на проблему трезво. Что продается в магазинах? Ничего ведь не продается, кроме водки, но водка-то продается, и почти без перебоев. А портвейн так и постоянно есть. А это очень серьезная статья государственного дохода — особенно водка, поскольку спирт стоит копейки, а все остальное — чистая прибыль. Даже бутылку тебе аккуратно вымоют и вернут.

Но все оказалось печальнее. Разговоры про то, что русский народ, он, вообще-то, замечательный, одна у него беда — пьет много, велись всегда. Вот если все пить бросят — всё переменится и наступит изобилие. И этот тяжелый бред таки проник в головы (или что там у них вместо них) начальства.

Пьянство-то играло и еще одну совсем немаловажную роль в социалистической действительности: оно не только перекачивало деньги из карманов граждан обратно в государственную казну, оно служило стоком для свободного времени, которого было у советского человека — немерено. Пьянство — вещь чрезвычайно времяемкая. Как точно заметил знающий толк в этом предмете Сергей Гандлевский, «или взять чтоб не быть голословным того же меня я в семью возвращался от друга валеры в хороводе теней три мучительных дня». Пусть не всегда банальная выпивка занимает три дня, это все-таки случай редкий, но даже если часто встречаться за пивом, на это — вместе с очередью — уходит часов пять, не меньше. Да и вообще, если веселие есть питие — устремления ясны, задачи поставлены, за дело, товарищи. И товарищи не замедлят.

А если все вдруг протрезвеют и пить будет нечего, все о чем-то одном как подумают, мало никому не покажется, а в первую очередь — самим властям. Но власти на то и власти, что крепки они как раз задним умом, который у них располагается именно что в заднице. И абстрактные вполне себе прекраснодушные разговоры вдруг реализовались. И надо же было так случиться, что произошло это на мой день рождения.

Хотя тревожные звоночки случались уже в мае. Стою я в очереди в винный отдел. Очередь подходит, протягиваю трешку, продавщица, ничего не спрашивая, протягивает мне бутылку портвейна и сдачи не дает. Портвейна на витрине нет, и торговля идет из-под прилавка. Стоит портвейн 2-70. Стало быть, тридцать копеек — за услугу. Но я почему-то не хочу портвейна. И говорю: «Пожалуйста, бутылку сухого». Сухое стоит на витрине по 2-30. Продавщица выдерживает суровую паузу, смотрит на меня крайне подозрительно и вдруг: «А паспорт у тебя есть? Ну-ка паспорт предъяви! Тебе небось восемнадцати нет». Если портвейн из-под полы, то мой возраст никого не интересует, а вот если сухое с витрины, то очень даже. Я несколько опешил. Но к разочарованью суровой блюстительницы закона паспорт у меня с собой. И она, демонстрируя всем своим видом очевидную мою глупость, — не может же человек всерьез предпочесть сухое, которого навалом, портвейну, который в таком остром дефиците, — дает мне сухое и с тяжелым сердцем отсчитывает сдачу. Еще совсем недавно попросить паспорт ей бы и в голову не пришло. А тут надо же — зерна просвещенья дали нежданные всходы. Я подумал: что-то происходит, но думать дальше было лень. И вот грохнуло.

Мы с Олей пришли в ресторанчик в саду Эрмитаж. Я заказал любимые почки в сметанном соусе. Оля почки никогда не любила и выбрала отбивную. И я попросил бутылку вина. Водку заказывать постеснялся. Знал ведь, что Оле не очень нравятся мои порочные наклонности. Официантка записала заказ, а когда речь зашла о вине, сказала: «Ничего спиртного нет». Просто цитата из Венички. Вымя, то бишь почки, — есть, а хереса нет. «Как нет?» — «Просто нет, мы сегодня спиртное не подаем». Но я был слишком занят своей дамой, ко мне так внезапно благосклонной, чтобы всерьез огорчиться.

Мы перекусили, и я пригласил Олю на свой день рождения на Яхрому, куда должны были съехаться мои друзья. Она выдержала паузу. На лице ее отразилась борьба противоположностей, но единство победило. «Хорошо, я приеду». Я был почти счастлив, но счастью своему поверить боялся. Может, и приедет. Она ведь и раньше приезжала, и ничего хорошего из этого никогда не получалось. Но какая-то шальная надежда проклюнулась. Мы договорились встретиться на Савеловском и разъехались собирать рюкзаки.

Я планировал закупиться в магазине недалеко от вокзала и не особенно беспокоился. Но когда к этому магазину приблизился — ужаснулся. Здесь творилось что-то невероятное. Очередь была примерно бесконечной. Оказалось, что этот магазин — один из немногих во всем огромном городе, где водка была. А больше ее практически нигде не было — русский народный напиток просто исчез.

Я попытался пройти с заднего крыльца, показать паспорт, взмолиться, пасть на колени, объяснить, что вот у меня, к несчастью, именно сегодня день рождения. Но таких умных тоже оказалось человек сто, и пробиться даже к заднему крыльцу не представлялось возможным. За какие-то безумные деньги я смог купить только одну уже початую бутылку коньяка в вокзальном ресторане — здесь мне повезло больше, чем Веничке. Но что такое одна бутылка коньяка на десять человек? Это же только понюхать. Я был близок к отчаянию.

Когда Оля вышла на платформу, я хотел ее поцеловать — чисто дружески, в щеку, но она меня мягко отстранила. А вот проблему резкой нехватки спиртного она решила легко. «Одна бутылка есть?» — «Есть», — ответил я упавшим голосом. «Вот и отлично, будем пить пробочками — по пять граммов на человека за один подход. То есть чисто символически. Устроим символический день рождения. У тебя такого никогда не было. Почему не попробовать?». Остальные мои гости тоже неожиданно весело поддержали этот вариант. Мы загрузились в электричку и трезвые, практически без спиртного отправились на праздник.

Вряд ли кто-то из хозяйственных руководителей и партийных деятелей представлял, какой они себе приготовили самоубийственный удар в виде этой антиалкогольной кампании. Наверное, СССР пал не только в борьбе с пьянством, но эта борьба настолько подорвала его силы, что ни на что больше их уже не хватило. В первые же месяцы бюджет недополучил огромные деньги. Оказалось, что социалистические экономисты и считать-то толком не умеют, — объемы выручки от алкоголя они оценили чуть ли не в десять раз ниже реальных.