Отвергнуть короля - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Чедвик cтр.№ 109

Дети пронеслись по комнате, словно стайка воробьев, опустошили блюдо с медовыми пирожками и вылетели на улицу. Их голоса звенели во дворе.

– О боже, – надтреснуто произнес Гуго. – Я ваш муж, а не враг. Подумайте об этом.

Гуго вышел, оставив дверь открытой. Махелт наблюдала, как он уходит в широкой полосе света, которая подчеркнула золото его волос и оттенила синеву плаща цвета колокольчиков, потом закрыла глаза.

Фрайди-стрит, Лондон,

сентябрь 1216 года

Стоя во дворе, Гуго вдыхал ароматы осенней ночи. Для мороза было еще слишком рано, но в воздухе ощущалось приближение холодов, и сильнее всего пахло дымом костров и сыростью. Он был рад, что по пути на улицу захватил теплый плащ.

Дом окутывало молчание: молчание спящих, погруженных в забытье, напряженное молчание затаенного, чтобы не выдать эмоций, дыхания и не менее напряженное молчание борьбы за каждый вдох. Лондон притих с наступлением комендантского часа, но Гуго чувствовал, как жизнь города вздымается за стенами, подобно груди крадущегося великана.

Гуго Биго готовился покинуть Лондон, чтобы защитить Линкольншир и Северные земли от дальнейшего разграбления королем. Длинный Меч и Ральф вместе с Людовиком осаждали Дувр, а его отец должен был остаться в Лондоне с Идой, Махелт и детьми.

Гуго тревожился. Иоанн внес разлад в их семью. Он поддел острием меча скрепляющий раствор, стены рухнули, и Гуго не знал, можно ли воздвигнуть их вновь, как его отец воздвиг Фрамлингем.

Он обошел конюшни, проверяя лошадей, черпая утешение в топоте копыт, теплых порывах пахнущего сеном дыхания. Покормил Эбена хлебной коркой с раскрытой ладони. Пирожок брыкался и резвился в своем стойле в предвкушении угощения. Печально улыбаясь, Гуго подошел к нему с двумя яблочными огрызками, которые приберег с ужина. Пони жадно сжевал их и потребовал добавки. Гуго вспомнил день, когда Пирожок пытался съесть вимпл Махелт, как они хохотали до колик и в тот момент между ними проскочила искра. Гуго сперва улыбнулся, но затем зажмурился и тихо выругался. Махелт держала его на расстоянии с тех пор, как вернулся Роджер. Она была вежливой, обходительной, внимательной, но не была Махелт. Все равно что обладать прекрасной восковой свечой, которую невозможно зажечь, и это было невыносимо. Гуго пытался не думать об этом слишком часто, не поддаваться переживаниям, отвлекал себя делами, коих хватало. В основном получалось, но иногда, как сегодня ночью, боль поднималась из глубин и угрожала поглотить его целиком.

Вернувшись в дом, Гуго на цыпочках прокрался в нишу за залом, отделенную занавеской, где под светлыми пушистыми овчинами спали дети. Ставни были открыты, и он смотрел на своих мальчиков, залитых голубым лунным светом, свернувшихся, словно щенки. Их младшая сестра спала в колыбели, рядом с походной кроватью няни. Гуго ощутил укол обжигающей сердце любви, и бремя на его плечах стало еще тяжелее. Как можно быть сразу всем и для всех?

Шаркая, он повернулся к кровати, хотя подумывал лечь спать в зале с мужчинами. Так было бы проще, но это означает признать поражение, а учитывая положение в стране, он может никогда больше не увидеть Махелт. Удрученный и полный опасений, Гуго вошел в комнату, намереваясь присоединиться к жене и проверить, потянется она к нему или нет. Однако кровать была пуста, и служанки тоже нигде не было видно. У него сжалось сердце при мысли, что Махелт могла сбежать… Приставить лестницу к стене и пуститься во весь опор, как когда-то. Затем он покачал головой и сказал себе, что это глупо. Она может оставить его, но никогда не бросит детей.

Свет еще горел в комнате его матери, и он нашел Махелт на дежурстве у ее кровати. На ней был плащ поверх сорочки, и длинная темная коса была переброшена через плечо, хотя жена накинула на голову шарф в знак почтения. Отец Майкл расположился по другую сторону кровати, сжав руки в безмолвной молитве.

Махелт посмотрела на дверной проем.

– Осталось недолго, – тихо сказала она. – Тем, кто хочет попрощаться, лучше поторопиться.

* * *

Утренний свет лился сквозь ставни, золотя плетеный коврик на полу и мерцая на красном шелковом покрывале. В саду играли дети, весело и звонко смеясь.

Ида открыла глаза. Ее пересохшие губы изогнулись в бесцветной улыбке.

– Отрадно слышать, как играют мои внуки, – прошептала она. – Прямо бальзам на раны.

– Постарайтесь отдохнуть, – ответила Махелт.

Ее свекровь пережила ночь и пошла на поправку на рассвете, но была еще очень слаба.

– У меня скоро будет время отдохнуть, – сказала Ида. – Много, много времени. – Она закрыла глаза и на мгновение забылась сном.

Крики детей стали громче, когда они пробегали мимо окна, а затем стихли.

Не считая священника, Махелт одна дежурила у постели больной. Гуго ненадолго вышел, чтобы отдать приказания своим людям насчет подготовки к походу на север, а граф пока и вовсе не изволил явиться. Длинному Мечу и Ральфу отправили послание, но до них было четыре дня езды, и Махелт знала, что даже на быстрых лошадях они не прибудут вовремя.

Ида снова открыла глаза и произнесла слабо, но отчетливо:

– Дочка, ты должна простить Гуго и перестать его винить. Это никому не идет на пользу, особенно тебе и детям.

Махелт промолчала, выпрямив спину, отчего казалось, что она отстранилась.

– Это просьба умирающей женщины, – хрипло произнесла Ида. – Я хочу, чтобы ты и мой сын жили в согласии, а не врагами. Не позволяй королю расколоть нашу семью, потому что тогда он одержит победу. – Она с трудом сглотнула, и Махелт помогла ей выпить разбавленного водой вина из кубка. – Ты сильная. – Ида откинулась на подушки, вино блестело на ее губах, она почти ничего не проглотила. – Сильнее, чем была я… Намного сильнее. – Голос графини стих. Махелт взглянула на нее с внезапным испугом, но Ида всего лишь собиралась с силами. – Обещай мне. – Она крепче сжала руку Махелт.

У Махелт засосало под ложечкой. То, о чем просила Ида, было невозможно, и все же Махелт не смела отказать.

– Обещаю, – произнесла она, сжав руку Иды.

– Хорошо, – кивнула Ида. – А теперь приведи ко мне Гуго.

Махелт отправилась на поиски мужа, но сначала встретила графа. Тот сидел в дальнем конце зала и деловито диктовал письма. Махелт затошнило. Вот человек, которого она должна называть отцом! Человек, который сидит и сочиняет письма, пока его жена умирает. Человек, который в конечном итоге в ответе за то, что случилось во Фрамлингеме. Неужели ему на всех наплевать?

Роджер и Гуго сидели рядом с ним, и граф разрешал им прикладывать печать к нагретому зеленому сургучу, пристально наблюдая за ними и показывая, что нужно делать. В голосе и поведении старика чувствовалась грубоватая нежность, а мальчики были трогательно серьезны.

– Сир… – Махелт чопорно присела в реверансе.