Дело о таинственном наследстве - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Молчанова cтр.№ 56

Но видно все равно было только на три шага вперед. И друзья – Вася впереди, Наташа, держась на всякий случай за полу его пиджака, сзади, – тронулись вперед. Шли они на огонек лампадки и на нечто серым прямоугольником отпечатывающееся в темноте…

Сделав шагов десять, Василий поднял фонарь повыше. Соединившись в фокусированную воронку, свет упал на стоящий на помосте гроб с лежащим в нем с мирно сложенными по-покойницки руками Антоном Ивановичем. Наташа не удержалась от вскрика, но тут же зажала себе рот ладошкой.

В ужаснувшемся и ставшем тусклым свете фонаря, в угрожающем мигании лампады дражайший родственник, казалось, был абсолютно счастлив. Неестественно задранное восковое лицо в смерти потеряло свое тревожное и суетливое выражение и застыло упокоенно, с какой-то даже всезнающей ухмылочкой…

Василий перекрестился и оглянулся на Наташу. Та уж третий раз про себя читала «Отче наш», крепко зажмурившись и пообещав открыть глаза после пятого прочтения. Василий непочтительно толкнул ее в бок.

– Да будет воля Твоя, – разозлившимся голосом зазвенела Наташа и открыла глаза.

– Барышня, потом молитвы читать будете. Чем раньше узнаете, что хотели, тем раньше уйдем. Богу сподручнее в спальне будет молиться.

– Да, Вася, извини, – пришедшая в себя от привычных Васиных интонаций, она засунула под любопытным Васиным взором руку за лиф и достала листочек.

– Вась, сейчас я читать буду, вот здесь под лампадкой, а ты смотри внимательно на Антона Ивановича, если что-то совпадать будет – останови меня, вместе посмотрим. Или хочешь, наоборот…

Вася только улыбнулся:

– Давайте уж читайте!

Наташа расправила листочек и что-то забормотала, ища нужное место. Наконец нашедши, спросила:

– Готов?

– Ага!

– Тогда прежде на лицо его смотри, – и начала читать: «…наступает значительное затруднение дыхания, вследствие чего у человека возникает шум в ушах, галлюцинации. Длинные судороги могут поражать лицевые мышцы, иногда человек так и умирает, с искаженным от судорог лицом, а трупное окоченение превращает его в прихотливую маску…»

– Стоп! – прошептал Василий. – Смотрите сюда! – и посветил фонариком прямо в мертвое лицо дражайшего родственника.

То, что друзьям ранее показалось покойной ухмылкой, при ближайшем рассмотрении оказалось довольно-таки жутковатой, впрочем действительно не лишенной саркастичности, гримасой. Глаза были сжаты плотно-плотно, даже век не было видно – одни щелочки, причем один глаз сжат сильнее другого, как будто в застывшем тике или спазме. Даже и щека к этому глазу приподнималась. Губы дражайшего родственника были неестественно растянуты, один угол рта ощерился, обнажая синего цвета десны.

– Первый раз такое вижу! – прошептал искренне пораженный Вася. – Обычно лицо-то у покойников покойное, а тут…

Наташа заторопилась читать дальше:

– «…обеднение тканей кислородом вызывает резкую слабость при жизни и характерный посмертный синеватый окрас десен…»

– Да что вы читаете-то? – наконец спохватился Василий.

Наташа протянула ему листок. Это была вырванная из книги про яды страница с описанием одного из растений. Тот, рассмотрев ее, даже присвистнул, с испугом посмотрев на девушку. Та покивала головой, мол, «Да, все так и есть» и спросила:

– Ну что с деснами?

– Да синие, синие, что там дальше?

– «…Если телосложением человек хил и тонкокож, то результаты спазмирования мелких мышц можно проследить и в конечностях. Иногда спазмы настолько сильны, что возникают мельчайшие разрывы мышечных волокон и тонких сосудов. На этих местах образуются различные по цвету пятна. Те же самые разрывы делают кисти и стопы чуть более скрюченными от их естественного состояния…»

– Стопы проверять я не буду! – решительно произнес Вася. – А вот кисти можно посмотреть.

Наташа согласно закивала, и Вася осветил сложенные руки дражайшего. Скрюченность наличествовала безусловнейшая, и кожа была в уродливых темно-бордовых пятнах.

– Все! – прошептала Наталья. – Этого достаточно, больше не могу! – И решительно засунула листочек обратно в лиф.

Друзья дружно перекрестились и буквально побежали к выходу. Тень от фонаря запрыгала по иконам и образам, и Христос с креста смотрел светло и обреченно.

Домой ехали молча. Наташа тихонько провела Васю в свою туалетную комнату, и они долго поливали друг другу на руки и умывали лица. А потом жадно пили брусничный морс.

Подкрепившись, Вася уселся на стул и произнес:

– Ну, Наталья, теперь давайте рассказывайте, чего ради я такие муки принял?

И Наташа, все еще с легким сквозняком ужаса, наплывающим на кожу, рассказала Васе о последнем своем открытии, подсказанном его подарком. О том, что, прочитав в его книге описание одного из цветков, она внезапно поняла, что, во-первых, видела этот цветок у кого-то, а во-вторых, видела как кто-то умирал так же, как описано в смерти от ядовитого действия этого цветка. И сама себе не поверила, но все это нужно было просто проверить. Что они сегодня и сделали.

Выслушав ее, Вася вздохнул. Думал, что история странных преступлений в Порховском уезде расследована и закрыта. А оказывается, она только начинается…

«Милая моя барышня. Вот ведь Господь наградил неугомонностью ума. Надо бы вам с Пинкертоном списаться. Может, в помощники возьмет… Только у него вон полк помощников да охрана государственная. А у Наташи кто? Я, да вот граф теперь – всего войска…»

Тихонько проводив задумчивого Васю из дома, Наташа достала ромашку и написала на втором ее лепестке: «Антон Иванович умер не от разрыва сердца».

Господи, ну вспомнить бы, где она видела этот цветок!

Наташа завершала третий прогулочный круг по саду. Потревоженные быстрыми ее шагами, листья мелко струились за подолом… День стоял недобрый и тяжелый: небо все никак не могло прорваться дождем и, томящееся, висело, надутое грозой, выискивая место, куда бы шарахнуть своей первой молнией. Небесная серость действовала на нервы и окутывала туманом ее мыслительные способности. Но сидеть тоже не сиделось, и вот она кружила и кружила, стараясь смотреть только вниз, где веселые желто-красные листочки катались на хвостиках ее шали…

Уже в который раз Наташа развернула листок с рисунком. Тот с готовностью демонстрировал все одно и то же: темно-зеленые с бахромкой листья, немного светлее снизу, цветочки сиреневые, как башмачки. Небольшое растеньице, не очень приметное… Наташа прикусила губу: «Ну видела же, видела!» Перед глазами даже всплыл кусочек какой-то белой ткани – то ли занавески, то ли скатерти, – на фоне которой виделся этот цветок. И горшок, в котором рос цветок, – что-то там синее было на нем нарисовано, точечки или кружочки… Мука воспоминаний была смертная. Наташа раздражалась все больше.