Дело о таинственном наследстве - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Молчанова cтр.№ 5

– Граф Александр Орлов, Феофаны Ивановны Ровчинской племянник! – И он сделал очень изящный для его нынешнего положения поклон.

Выслушивая растерянное красковское «очччень приятно, милости просим», взгляд графа переместился на Наташу. Вместо того чтобы застесняться своего странного начала визита, Орлов широко улыбнулся ей не заклеенной частью рта и заблестел синими глазами.

– Граф Орлов! – проговорил он еще раз, поклонившись, и, прихромав поближе к Наташе, поцеловал ей руку. Руке стало очень щекотно, и Наташа негромко рассмеялась. Обстановка немедленно разрядилась. Николай Никитич, поняв, что никто не собирается больше никуда падать, засуетился, закричал на прислугу, чтобы та несла вино, коньяк, закуски, приговаривая:

– Ну вот и хорошо, присядьте, голубчик. Ну что же это вы, господи, да расскажите нам, что же это значит-то все!

Лакей бесшумно обнес присутствующих рюмками зверобоевой настойки.

– Так сказать, для снятия потрясения, – пояснил доктор. Все дружно выпили.

– Простите, что явился к вам вот так, Николай Никитич, простите, что и вас напугал, Наталья Николаевна, – граф улыбнулся, поскольку видел, что Наташа нисколько не испугалась: она смотрела на графа с любопытством. – Что-то непонятное случилось! Решил к вам на кобыле своей, Раде, доскакать: хорошие здесь места, вольготно, я люблю по вечерам верхом. Лошадь у меня с норовом, но чтобы такое учудить… – Граф на секунду нахмурился. – Поскакал я окольно и в трех верстах от вас овражек хотел перепрыгнуть. Моя Рада и в три раза шире препятствия одним махом берет. Подскакиваю, даю приказ ногами, чувствую, подобралась к прыжку – еще секунда и перенесет меня на тот склон. И вдруг кобылка оседает на один бок, ржет и, подминая меня, скатывается в овраг. Овраги тут у вас, конечно… – опять помрачнел граф. – Дальше ничего не помню. Пришел в себя – мне доктор рот пытается какой-то гадостью залепить. Вот, собственно, и все, – и спохватился: – Прошу извинить, я ненадолго вас покину, узнаю, что с Радой.

Шумно встав и коротко поклонившись на ходу, Саша поспешил из комнаты.

Николай Никитич только крякнул. Доктор взглянул на часы и, улыбнувшись, подмигнул Наташе, которая сидела, чуть приподняв брови, и думала: «Очень стремительный господин…» Опять захотелось фыркнуть, даже и нос уже зачесался, но в этот момент граф вернулся, и Красков при виде его снова застыл в недоумении:

Лицо графа покраснело вплоть до кончиков ушей. Как узнала потом Наташа, это свидетельствовало, что Орлов находится в крайней степени гнева, что, надо отдать справедливость, случалось с ним нечасто.

– В солдаты! – прошептал граф. Гримаса бешенства на его лице неожиданно сменилась выражением чуть ли не страдания, отчего Красков, сильно впечатленный такими быстрыми переменами в обличье графа, уже просто всплеснул руками. – Простите меня, господа, – в который раз за сегодняшний вечер извинился Орлов, – но… – Голос его сорвался, и чуткий доктор немедленно кивнул лакею, чтобы разлил по рюмкам вторую порцию настойки. Орлов, стоя, залпом осушил ее и благодарно кивнул Никольскому. Краснота постепенно сошла с лица графа, и Наташа с удивлением увидела, что он чуть ли не плачет.

– Голубчик… – ласково и, как показалось доктору, немного опасливо дотронулся до руки гостя Николай Никитич. – Садитесь же!

– Рада погибла, шею свернула, – прошептал граф. – Я тоже мог – подковы на двух копытах еле держались. Одна слетела, а эта нога у Рады и так была слабой. Она без подковы и поскользнулась на прыжке. Кузнец только вчера подковал. Скотина! В солдаты!.. Такую лошадь сгубил! Его синие глаза выражали настоящую боль, и Наташа чуть было не заплакала сама. Граф с первых минут своего появления понравился ей. И вот теперь он так искренне переживает за погибшее животное…

– Знаете, – сказала она, вставая, – я несколько лет назад завела кролика и так подружилась с ним… Да, да! – подтвердила она, видя, как Орлов удивленно поднял брови. – Вот прямо в саду ему домик и устроили. А потом он пропал, я около пруда косточки нашла. Лиса, верно, утащила. Дыра в домике оказалась… И так горько было…

Брови графа опустились, а глаза вовсю смотрели на медленное приближение красковской барышни. Наташа говорила напевно, тихо, так успокаивающе…

– Да, Наташенька тогда неделю плакала, переживала, что не уберегла, – поддакнул Николай Никитич.

Граф на секунду прикрыл глаза, почувствовав, что от этого мягко и немного наивно высказанного сопереживания злость и боль чуть отпускают его. Он вздохнул, покачал головой и, открыв глаза, с благодарностью посмотрел на этих, по-видимому, очень душевных и искренних людей.

– Если позволите, выпьем за мою Раду, да простит меня Бог. И давайте познакомимся, наконец!

– Кушанье подано! – очень кстати провозгласил дворецкий, распахивая двери столовой.

Никольский подставил локоть Наташе, и они с шествовавшими чуть позади Красковым и графом прошли в столовую, где в середине стола, накрытого перламутровой с цветочным бордюром скатертью, уже красовалась расписанная нежным васильковым узором ваза с супом и в воздухе витал такой вкусный аромат, что все печали мгновенно в нем растворились.

Бесшумный лакей разлил по тарелкам раковый суп. Бокалы наполнились шампанским. Голод и подвергнутые легкому потрясению нервы приняли благородное вино с восторгом, который тут же ударил в голову. Никольский, подергав носом, защипавшим от пузырьков, кивнул в сторону графа:

– Мой милый, вы должник наш. Будьте так любезны, расскажите же о себе. Отчего раньше к тетушке не жаловали? Куда ваши лежат устремления? Нам все интересно об вас, правда, Наташенька? Уж не сердитесь на такую откровенность.

И непонятно было – у кого хитрый доктор просит прощения, у Орлова или Наташи, которой действительно было «об нем» интересно все.

– Извольте, Семен Николаевич, расскажу вам все, – улыбнулся граф, – но не надейтесь в моей истории найти что-то особенное. Напротив, я чувствую, что особенное таится где-то здесь, рядом. – Произнося это, он даже не смотрел в сторону Наташи, но она подумала про себя: «Да, да, да! Комплименты вы, граф, говорить умеете, это я еще по рассказам Ольги поняла, ну а что еще?»

Орлов намеревался, как обычно в таких ситуациях, ограничиться несколькими биографическими предложениями, но то ли шампанское так подействовало, то ли Наташины зеленые глаза, смотревшие на него с легким, как ему показалось, вызовом, но он увлекся. Граф, вкушая восхитительные куропатки в белом вине, говорил о себе больше и свободнее, чем обычно.

О своих родителях, коих почти не помнил. О воспитавшей его в Москве дядиной семье. О желании родственников видеть его офицером. Как это желание совпало с желаниями самого графа, который мечтал о познании иных земель и стран. Мальчиком он много читал про путешествия и географические открытия. Его дух и воображение захватывали истории этих великих открытий, соленая вода океанов и изнуряющий жар пустыни томили его. И очень удачно, что Саша оказался способен к языкам. Когда встал вопрос о том, какое образование после домашнего должен получить юный граф, какое будущее он себе выбирает, Саша еще колебался между изучением географии и естествознания в университете и военной карьерой. Но дядюшкины немые надежды видеть его блестящим офицером решили вопрос. Так что последовало военное училище, затем курсы исторические и языковые в Кембридже, и молодого офицера со знанием четырех языков прикомандировали в распоряжение Генерального штаба. Откуда стали его посылать с различными дипломатическими поручениями в действующие армии. Ему повезло выполнять озвученные командованием миссии достаточно успешно, поучаствовать и в военных действиях. После окончания турецкой войны граф послал запрос на имя светлейшего о командировании в эскадру Тихоокеанского флота под начальство адмирала Лесовского. Европа уже не удовлетворяла его детскую мечту. Хотелось на Восток, и он выбрал для начала Японию.