Дело о таинственном наследстве - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Молчанова cтр.№ 34

Ночь после разговора с тетушкой он не мог заснуть. Сначала читал-перечитывал в который раз данные ему документы. Думал и сопоставлял. Глядя на чертеж Феофаниного дома, пытался чертить сам. Но ум дражайшего родственника работал боязливо, медленно и без фантазий. Для вдохновения Антон Иванович вытянул синего бархата мешочек и аккуратненько его потряс. На ладонь выкатился изумительной красоты бриллиант. Крупный, с голубоватым отливом, он был совершенен. Полюбовавшись, Антон Иванович снова уткнулся в самую главную бумагу, в которой было написано:

«Чтобы очень просто, но без догадливости – будет мало и без продолжения внизу самом, что посложнее, для ума пытливого – будет посередке в дереве французском, ну а там наверх можно выскочить, значит, заслужил».

«Дерево французское» ему никак не давалось, хотя планы были, что все столиком и закончится. Ошиблись, значит. Антон Иванович поморщился, вспоминая пройденные унижения: в кустах в чужие одежды переодевался, скоморохом себя перед тетушкой выставлял, гнал в лес, когда ему так боязно было! Уж всем святым угодникам молился. Хорошо, с маскарадом помогли, да объяснили, да и утешили потом, уже после, когда столик-то пустым оказался. Как в его-то годах такими делами заниматься?! Топор в руках держать. Всю спину сорвал, до сих пор везде больно. А оказывается – не так пошли! Антон Иванович попробовал бриллиант на зуб, ласково погладил его и нахмурился.

«Ну это уж мы теперь сами попробуем, пусть чего попроще, но что внизу – мы нашли. Наше теперь, все наше будет…» Когда часы пробили два по полуночи, нетерпение его стало невыносимым. Он понял, что не в силах дожидаться следующего дня, чтобы спуститься в подвал. Да и вот оказия же: вечером к Зинаиде, кухарке, полюбовник пришел. Та отвлеклась, конечно, и он ключ от дверки в подвал по такому случаю своровал. Чтобы уже не со стороны окошка, а вполне удобно, через дверь под лестницей. Ключ лежал в кармашке жилета, бриллиант подбадривающе блестел, и нервы беспокойного родственника не выдержали. Он осторожно, как и в первый раз, прислушиваясь к тишине, спустился вниз, прокрался к двери в подвал, тихонько открыл ее и спустился вниз… Как спустился, так и поднялся… Балка с дырой, накануне пробитой его рукой, бриллиантов в себе больше не обнаруживала. Срослась с потолком намертво: состарившееся дерево было просто каменным. И бесполезно было стучать по ней, трясти, шарить рукой в этой странной случайной дыре… Да, это был не хрупкий французский столик! Тогда-то Антон Иванович и взвыл первый раз. Он понял, что для того, чтобы добраться до всего остального, если оно там есть, ему придется нанимать работников, чтобы сначала раздолбить балку, а ежели и там ничего нет, то надо будет сносить весь дом. А как его снесешь, если в нем живут? Да и работники шуметь будут… Совершенно обессиленный последними сделанными открытиями, он, осторожно подложив ключ в Зинаидин передник, вернулся к себе в комнату. А там с более или менее прилично выглядевшим до сих пор старичком произошла страшная метаморфоза.

Все его лицо ощерилось в злобной и одновременно жалкой улыбке. Он очень сильно, несколько раз кулаком ударил себя по голове и вцепился зубами в руку, чтобы не закричать.

«Капкан, опять мы попали в капкан. Проклятое место, и они держат меня, и ничего не получается. Только руки протянуть, а по ним железом каленым, и ненавидят все вокруг. Стар, жалок, неумен и мешаю, всем мешаю. Этот использует, эта из жалости держит, завещаниями пугает, а этот вообще смеется всегда, презирает. Да оставьте меня!» – застонал он в прокушенную до крови руку. И затрясся, заплакал, не разжимая зубов.

Казавшиеся слишком крупными на этом морщинистом, исхудавшем за несколько часов личике слезы попадали вместе с кровью в рот. Отвратительный, тошнотворный вкус. Вкус его собственного тела, его страхов, вкус безнадежности и надвигающейся смерти. Антон Иванович подбежал к рукомойнику и склонился над ним. Его рвало. Рвало так, будто внутренности пытались изрыгнуть саму сущность этого несчастного полусумасшедшего человека. Так и случилось. Только исторгнуты были остатки разума и человечности. И когда Антон Иванович умылся и посмотрел в зеркало, лицо его было весьма покойно и глаза смотрели умильно и ясно. Он вспомнил одну маленькую сценку, давеча произошедшую, и понял, что еще многое можно исправить и очень легко. Посмотрел на часы, порылся в ящичке, вышел из комнаты на какое-то время, затем вернулся, лег в постель и покойно заснул.

А вот теперь сидел на ковре посреди комнаты и выл. Но уже не от отчаяния. От нетерпения…

* * *

Опустившаяся на сад ночь была обрамлена сияющими разноцветными садовыми фонариками с земли и рассеянным лунным светом с неба. Легкий ветерок не давал заснуть кустам и деревьям, тормоша их за ветки. Те вздыхали и выпрямлялись, тянулись листочками к луне, вслушиваясь и всматриваясь в ее беспокойную красоту. Граф быстрым шагом шел к беседке. Что понадобилось этой циничной особе на сей раз? Жизнь и смерть – как патетично! Типичное выражение истерика. Или – или, полутонов они в жизни не видят! В сильнейшем раздражении он взбежал по ступенькам. Софья Павловна при виде него вскочила со скамейки и бросилась навстречу.

– О, благодарю вас, благодарю! Граф, простите, что я…

– У вас есть 5 минут, чего вы хотите? – холодно оборвал ее граф.

– Да, да, – заторопилась Софья. – Я понимаю, что вы совсем не хотите меня видеть, все мое поведение тогда – это… – Она неожиданно для графа всхлипнула. – Это непростительно!

Да, – заторопилась она говорить дальше, видя, что граф хочет ее перебить. – Я понимаю, вы не хотите меня слушать, тогда ваша записка мне все объяснила. Но молю вас, выслушайте меня сейчас. Меня, настоящую… Ведь никто никогда не слышал, – очень тонким и слабым голосом закончила она.

В глазах Софьи стояли слезы, ее руки, потянувшиеся за платочком, мелко дрожали, и граф, внезапно пожалев ее, молча присел на скамейку.

– Всего два слова, граф, времени у меня осталось не так много… – Небольшая дрожь сотрясла тело Софьи. Странно твердым, по контрасту с предыдущим, умоляющим голосом она продолжала: – Я жестокая, циничная дрянь! Я всю жизнь презирала тонкие душевные порывы. Для меня люди, воркующие голубками от счастья, всегда выглядели смешно. Какой смысл ворковать, если в следующую минуту они могут быть сметены чьим-нибудь равнодушием, неблагополучными обстоятельствами или предательством. Об этом можно долго рассуждать, вы и сами неплохо знаете жизнь, граф, но буду коротка. Судьба за это презрение отомстила мне… Послав вас… То чувство, которые вы в первую же минуту во мне вызвали, помните? Тогда, в лесу… Я приняла его за простое желание. Уж позвольте даме без принципов говорить своими словами. Я представляла, как вы меня целуете, и сходила с ума от желания получить это. Так я думала. Но когда вы ясно дали понять, что не желаете меня… – Софья шумно втянула воздух через зубы. – Когда вы отказали мне и оставили меня… На следующий день, проснувшись, я почувствовала что-то совсем незнакомое вот здесь, – Софья легонько прикоснулась к груди. – Мое тело молчало, зато проснулась душа. Не надо, прошу вас! – воскликнула женщина, видя, что граф опять хочет что-то сказать. – Поверьте, я не собираюсь умолять вас о любви.