Медвежатник фарта не упустит - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Сухов cтр.№ 18

Оно было вызвано приходом заместителя председателя Губчека Вероникой Ароновной Брауде с двумя молодыми чекистами в коже.

— Революционный привет начальнику судебно-уголовной милиции, — бодро поздоровалась с Николаем Ивановичем Вероника Ароновна.

— Здравствуйте, Вероника Ароновна.

— А мы пришли вот за этим жандармским субчиком, — поведала она, недобро глядя на Прогнаевского.

— Простите, товарищ Брауде, но я с ним еще не закончил, — сказал Савинский.

— Ничего страшного, мызакончим, — весело произнесла Вероника Ароновна и кивнула чекистам: — Забирайте его.

Молодые люди в коже взяли Прогнаевского под руки и повели из дознавательской.

— Прощайте, Николай Иванович, — успел произнести бывший подполковник, перед тем как его вывели за дверь.

— Прощайте, — машинально ответил Савинский и посмотрел на Брауде. — Вероника Ароновна, ему же, кроме проживания по чужому паспорту, нечего предъявить?

— А вы уверены?…

— Но…

— Он жандармский офицер, — жестко ответила Брауде. — Разве этого недостаточно? И разве мало наших братьев и сестер было замучено в жандармских застенках?

— Не буду с вами спорить, но ведь он…

— К тому же подполковник Прогнаевский подозревается в контрреволюционной деятельности, — сдвинула Брауде к переносице брови. — Мы располагаем сведениями, что он агент полковника Каппеля и один из руководителей по подготовке контр-революционного мятежа в Поволжье в поддержку выступления белочехов и белословаков.

— Да чушь это! — не удержался от резкого восклицания Савинский.

— Вот вы как заговорили, — задумчиво протянула Брауде. — Я бы вам советовала, Николай Иванович, быть более прозорливым, к чему обязывает ваша высокая должность. Будьте здоровы!

— До свидания, — глухо ответил Савинский.

Когда чекисты с арестованным удалились, он поднялся и закрыл дверь на ключ.

Лицо его было задумчивым.

* * *

Вот так оно всегда и бывает. Как только перестаешь настойчиво что-либо вспоминать, так память сама выдает нужную информацию без всяких на то усилий с твоей стороны.

Николай Иванович вспомнил, где мог видеть лицо этой женщины, едва не попавшей вчера под колеса их автомобиля.

Он видел ее здесь, в Казани!

Его осенило в тот момент, когда он принялся рассказывать Прогнаевскому про Родионова и приезд вора-медвежатника в город в девятьсот девятом году, упомянув про их свадебное путешествие.

Ну конечно! Вчера в погоне за Жохом он видел именно Елизавету Петровну — супругу знаменитого медвежатника Савелия Николаевича Родионова. Вот только что же она делает в Казани? Когда приехала, зачем? И одна ли?

Следовало предположить, что в губернский город Казань прибыл и сам вор-рецидивист Родионов. Правда, если верить агентурным сообщениям, то Савелий Родионов завязал со своим прошлым ремеслом, однако эти данные нуждались в скорейшей проверке. А вдруг медвежатник замыслил в Казани новое дело?

Николай Иванович выехал в управление и тотчас по прибытии вызвал к себе Лузгина.

— Вот что, Степан Филиппович, — сказал он помощнику, — заприметил я вчера в городе одну симпатичную барышню, приезжую. Зовут ее Елизавета Петровна Родионова, урожденная Волкова. Сия фигурантка весьма опасная особа, но главное то, что она законная жена одной фигуры, крупнее которой в уголовном мире, пожалуй, что и нет.

— Это кто ж таков?

— Слышал о таком медвежатнике Родионове?

— Кто ж о нем не слышал? Конечно.

— Так вот, это она и есть… Его супруга. Настоящая. Венчанная.

— Вот оно как, — невольно подивился Лузгин. — Но ходили слухи, что Родионов завязал.

— Не факт, — откинулся на спинку стула Савинский. — Он и сам мог пустить такой слух. С него станется. Хитрющий, шельма. Но разговор покуда не о нем, а о ней.

— Слушаю вас, — подался вперед Лузгин.

— Необходимо выяснить, когда она приехала, одна ли, с мужем ли и где остановилась.

— Сложненько это будет сделать при нынешних-то порядках, — не сразу ответил Лузгин, служака старый, из становых приставов. — Ведь никакого учету нету: кто приехал, кто уехал… Одно слово: кавардак!

— А ты все же попробуй. Эх, жаль, сгорел архив Сыскного отделения, — посетовал на обстоятельства Савинский. — Там были фотографические карточки обоих Родионовых. Ну да ладно. Значит, задача такова: надо осмотреть гостиницы, нумера и меблирашки на предмет проживающих, скажем, месяц и менее. Авось клюнет. Ежели нет, прошерстить всех, кто сдает квартиры и комнаты. Ну, и расставь своих людей на вокзале и пристанях. И чтобы глядели в оба. Все понял?

— Понял, Николай Иванович.

— Запиши ее приметы: рост два аршина и пять с половиной вершков. Глаза большие, изумрудного цвета.

Савинский ненадолго замолчал, прикидывая, верно, что-то в уме. Затем продолжил:

— Ей за тридцать, но выглядит моложе. Дворянка. Одета… во что же она была одета?… — спросил сам себя Савинский, пытаясь вспомнить. И профессиональная память скоренько подкинула ответ. — Одета в летний дипломат. И шляпка, знаешь, такая, — показал Николай Иванович себе на макушку головы.

— Понял, — буркнул Лузгин, записывая приметы Лизы в памятную книжку.

— Собери немедленно инспекторов, постовых, агентов и сообщи им эти приметы. И искать. Искать! О результатах или их отсутствии докладывать мне ежедневно. По утрам. На оперативных совещаниях.

— Разрешите выполнять?

— Да, ступай.

Когда Лузгин вышел, Николай Иванович посмотрел в окно. Вроде бы прогремел гром, но за окном светило солнце, и не было даже малейшего намека на дождь.

Вот громыхнуло снова. Далеко, за Волгой. Потом еще и еще.

Скоро Савинский понял, что это не гром. Это была артиллерийская канонада.

Всю дорогу, пока Мамай со своими людьми ехал в Казань, его не покидала какая-то необъяснимая тревога. Знающий Мамая ни за что бы не поверил, что у этого толстокожего татарина, казалось, не ведающего сомнений, могут быть какие-то нехорошие предчувствия.

Сколько Мамай себя помнил, он всегда состоял при ком-то.

Поначалу сирота Бадретдин Шакиров состоял при приюте для бездомных инородцев и прислуживал повару Хуснутдину: носил для него воду и выносил мусор и объедки, получая за это лишь тычки да подзатыльники.

Потом его взял к себе в прислужники имам Зинатулла. Жил он при нем до пятнадцати годов и ходил в настоящих лакеях: одевал и раздевал имама, носил ему в опочивальню сладкий щербет, медовый напиток айран и сладкие орешки, мыл ноги и щекотал пятки гусиным перышком. Когда имам однажды попросил Бадретдина сделать ему кое-что более приятное, что, дескать, разрешил ему в вечернем с ним общении Всевышний, возмущенный мальчишка послал имама по-русски весьма далеко и ушел от него в никуда, что значило — на улицу.