Царские забавы - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Сухов cтр.№ 75

Озноб прошел по телу государя. Видно, нечто подобное чувствовал праотец, когда стоял на суде перед троном Творителя.

Бережно, словно это были не листочки бумаги, а остатки сегодняшнего завтрака, Дуняша извлекала из котомки карты, а потом осторожно, разглаживая каждую, разложила на столе.

— Вот она здесь, твоя судьба, Иван Васильевич, — загадочно продолжала Дуняша. — Не умеют карты врать. Жизнь твоя будет долгой, государь, переживешь ты всех своих врагов и недоброжелателей, но смерти будешь ждать как избавления от всех мучений. Ой, господи! Страшно будешь умирать, Иван Васильевич! — Дуняша взяла со стола бубнового туза. — Видишь… государь, эту карту?

— Вижу, Дуняша.

— Это цвет крови. А взгляни теперь сюда, — поднесла старуха к лицу пиковую даму. — От этой злодейки смерть примешь!

— Говори далее, Дуняша, не бойся ничего, — произнес Иван Васильевич, и пламя свечи от дыхания государя слегка колыхнулось и напомнило старухе полыхание костра, на котором сгинула не одна ведьма, но, глядя в разложенные карты, Дуняша уже ничего не могла с собой поделать.

— Иван Васильевич, господи! За что же тебя так карает всемилостивый бог?! Будет на твоем веку горе, которое пострашнее всякой лихости. Вот она, твоя великая печаль, — ткнула перстом Дуняша в пикового валета, — от него тяжкий крест примешь, и ни одно раскаяние тебе не поможет, так и сойдешь в могилу неочищенным.

— Продолжай, Дуняша, говори далее, моя сердешная, — почти весело пропел Иван Васильевич.

А пламя от костра так распалилось, что обожгло жаром старушечье лицо.

— Это еще не все твои печали, государь. Слез ты прольешь со своими женами немало. Не будут они тебя любить. Тщеславия ради заходят с тобой рядом быть, чтобы возвыситься самим и род свой захудалый из небытия вывести. Стар ты сделаешься, а жены твои на молодых отроков засматриваться станут и блуд с ними творить будут!

— Хватит, старуха! Лжешь ты все! — разгневался неожиданно Иван Васильевич. — Был я уже трижды женат, а более мне жениться по православной вере не положено.

— Карты некогда не врут, государь, — смиренно отвечала Дуняша, — не пройдет и полгода, как оженишься ты в четвертый раз.

— Продолжай, старуха, — умерил свой гнев Иван Васильевич.

— Жена попадется тебе ладная и крепкая, — ткнула Дуняша перстом в червовую даму, — но счастье, которое ты когда-то познал с Анастасией Романовной, испытать тебе более не суждено.

— Так… А что ты скажешь, старуха, ежели я не оженюсь вовсе?.. Так и помру без бабы!

— Без бабы, может быть, ты и не помрешь, государь. Карты и об этом тоже молвят. А вот ежели судьбу свою обмануть пожелаешь… не жить тебе более! Распнут тебя темные силы, подобно тому как поступил Ирод-царь со Спасителем нашим. И меня ты тронуть не посмеешь, государь, — предостерегла Дуняша.

— Отчего же?

— Так как давно не страшна тебе кара небесная, а боишься ты темных сил. — Не было сейчас юродивой старухи, а разговаривала с Иваном Васильевичем сама судьба.

Случалось, что государь выслушивал наговор юродивых, которые грозили ему не только наказанием небесным, но и страданиями земными. Удивлял иной раз словом провидения Василий Блаженный, глянет старик на иного молодца и скажет, сколько у того на плечах чертей сидит. Однако эти пророчества больше напоминали слабую капель, от которой можно укрыться даже под небольшим древом; совсем по-иному воспринимались слова Дуняши, которые больше напоминали раскаты грома и были такой силы, что грозили переломить не то что одинокое древо, но и порушить мурованный детинец.

— Права ты, баба! Во всем права! — вытаращил царь глаза на старуху. — Говори далее.

Дуняша неторопливо собрала карты, старательно перемешала их, а потом быстрыми и аккуратными движениями разложила их вновь на скатерть.

— Ох, государь, твое царствование нелегким и далее будет. Не случайно говорится в народе: если родишься в горе, в беде и помрешь. И всю жизнь слезами умываться станешь.

— И здесь ты права, Дуняша.

— Горе тебе постельку приготовит, оно же тебя саваном в последний твой день и приголубит.

— Кто ты такая, старая?! Кликуша или гадалка?! — опять осерчал самодержец.

— Гадалка я, государь. Кто же еще? — покорно отвечала Дуняша. — От себя я даже слова не произнесла, все это мне темные силы в уши нашептали.

— Как от беды схорониться? — сурово глядел царь.

— Карты и об этом говорят, Иван Васильевич, — всматривалась Дуняша в королей и дам. — Отринь от себя печаль и оженись вновь. А иначе вовсе сгинуть можешь!

— Не признает мое супружество церковь, — пытался было возроптать царь.

— Поначалу и впрямь не признает, а далее согласится с тобой, — обнадежила ласковым словом Дуняша.

Накинули на государя веревочку темные силы и потащили за собой, так ведут на живодерню несмышленого телка.

— Ступай, старуха, отобедаешь на Кормовом дворе. Скажешь боярину, что государь распорядился.

— Как скажешь, государь, — поклонилась старуха.

Не спалил Дуняшу костер, обдал только крепким жаром.

С венчанием государь решил не затягивать.

Девку он поглядел давно — это была осемнадцатилетняя Анна — дочь окольничего Данилы Колтовского, который снискал расположение государя тем, что мог зараз выпить огромное количество романеи и за один присест скушать половину барана. Трудно было поверить, что у этого мужа, который огромным жирным загривком напоминал секача, может быть дочь, способная соперничать с лесной ланью хрупким изяществом.

Иван Васильевич приметил Анну в прошлом месяце, когда объезжал земли опришнины.

В имении Колтовского государь решил не задерживаться: испить прохладного кваску, шлепнуть по заду понравившуюся девицу — и в Вологду! Едва кони остановились у резного крыльца, как на порог вышла красавица в высоком кокошнике, в цветастом рушнике девица держала хлеб. Дух от каравая шел такой сладкий, что засвербило у царя в носу, и он спрятал чих в длинный рукав.

— Ждем мы тебя, государь, — отвечала девица, улыбаясь.

Голос у красы такой чистоты, какой может быть только у жаворонка, возрадовавшегося первому летнему теплу.

Три дюжины раз наклонилась Анна, и государь сумел убедиться в том, что недостатков у девицы нет: шея гибкая и белая, волосы с завитушками, а коса такой толщины, что не уступит корабельным канатам, а сама в боках не толста и в ногах не худа, а плечи нежны той хрупкостью, какой очаровательны девушки, не достигшие бабьей зрелости.

— Ждете, стало быть? — все пристальнее всматривался государь в красу, думая о том, что придется задержаться дня на два, и защемило сердце от предчувствия страды на мягких перинах гостеприимного хозяина.

— Батюшка с утра посты выставил, а как ты, государь, появился, так скороходы мигом донесли до дома благую весть о твоем появлении, — улыбалась девушка.