Нефтяная Венера - читать онлайн книгу. Автор: Александр Снегирев cтр.№ 32

Раскалённый воздух вокруг печи колышется.

Стаскиваю с неё джинсы, с себя футболку… Тело у Сони роскошное, ароматное, уютное, желанное.

– Почему такое лицо испуганное? – смеётся Соня.

– У тебя есть… презервативы?

– Нет, а у тебя?

– У меня нет…

Вся романтика улетучивается. Так старался её уломать, и вот… приехали…

– Ладно, я тебе доверяю. У тебя же воздержание. – Соня привлекла меня к себе. Воздержание! Жалеть меня вздумала! Хорошенькое дело, она мне доверяет! А я почему ей должен доверять?! Ещё колеблясь, целую её грудь, живот… ну и пусть, чёрт с ним, рискнём… Поглаживаю её зад, как когда-то нежно, с восторгом поглаживал руль своей первой машины. Все её выходки и фразочки исчезают, она превращается в покорную рабыню…

После секса мы молча лежим перед огнём. Соня подбирает яблоко, обтирает о грудь, откусывает. Съев яблоко, кидает огрызок в печь. Принюхивается. Разносится приятный печёный аромат.

– Огонь заставляет всё выделять настоящие запахи. Что бы ещё туда бросить?.. Интересно, как сперма в огне запахнет… – произносит Соня задумчиво.

Я не отвечаю. Просто смотрю на языки пламени. Мне всё равно.

Тем временем к Соне возвращается привычная активность. Она хватает со стола салфетку, вытирает капли с груди и бросает в огонь.

– Ничем не пахнет… Эй, ты нюхаешь или как?! – теребит она меня. – Я только что отправила в ад сотню твоих не родившихся детей!

Я не шевелюсь. Не родившихся детей мне не жалко. Мне Вани хватает. В углу жужжит проснувшаяся от тепла муха. Она слишком сонная и просто кружит по полу, не взлетая. Я смотрю на доски потолка. Сучки и волокна дерева образуют странные вытянутые формы, наподобие человеческих лиц с широко раскрытыми глазами и ртами. Такое лицо изображено на картине «Крик» Эдварда Мунка. Вон те два маленьких сучка – глаза, а тот большой – рот.

– Ты чё, молишься? – вдруг спрашивает Соня, обернувшись.

– Нет, с чего ты взяла.

– Увидела твою тень на стене. Кажется, что ты руки возле лица сложил… как будто молишься.

– Это я в носу ковырял…

Соня повернулась обратно к огню.

– А ты в Бога веришь? – спрашиваю.

– Верила раньше, а потом как-то рассосалось… а ты?

– Не знаю… Скорее нет, чем да.

Соня встаёт, потягивается, целует меня.

– Спокойной ночи…

На лестнице она останавливается:

– А ты ничего…

Угли «дышат», то оживая, то угасая. Теперь они походят на разваренных рыб с чёрной кожей и ярко-оранжевым мясом. Здесь же валяются забытые Соней бабушкины валенки.

Беру фонарь, выхожу во двор подышать перед сном. Небо заволокло тучами. Звёзды пропали, только чёрная мгла. Луч фонаря высвечивает лужайку перед домом, блюдечко… Оно пустое, молоко выпито…

Луч бежит по стволам деревьев, выше. Там бегут облака.

– Эй, Господи, ты там есть или нет? – спрашиваю тихо. – Я понимаю, смешной вопрос, но ответь… Если ты есть, то смешно, что я сомневаюсь… а если тебя нет… тогда вообще всё невероятно смешно… – Я бормочу это, задрав голову. Смотрю вокруг отрешёнными глазами, как слепой, устремлённый внутрь себя.

– Господи, зачем ты нагнал тучи? Маша обещала солнце… Ваня любит солнце…

Я вожу лучом фонаря по небу, как завхоз, зашедший в тёмный склад. Хоть бы крыса какая-нибудь юркнула или вор. Никого… По небу ползут безразличные тучи.

– Это некультурно, Господи! Я с тобой разговариваю, а ты не отвечаешь!.. – Настроение меняется. – Да ну тебя… Зачем ты мне нужен вообще?! Зачем мне говорить с тобой?! О чём?! Где ты, почему ты никогда не отвечаешь?! Тоже мне, красавица избалованная нашлась!

Вот вилы, прислонённые мною к стенке веранды. Беру их в руки, делаю выпад.

– Или это всё сон… кривое зеркало… ошибка… я родился не в том мире или не родился вовсе… я мёртв…

Выпад, прыжок, разворот. Выпад, прыжок… Я скачу вокруг пустого белого блюдца. Ежи выпили молоко и ушли с миром. У меня в руках орудие, которым убили множество их предков. Надо мной небо, не желающее разговаривать. Я тренируюсь. В любой момент может начаться бой. И тогда я буду готов.

Зайдя в комнату, слышу – Ваня тяжело дышит.

– Вань, всё нормально?

Не отвечает.

– Ваня!

Он постанывает.

Сердце! Судорожно ищу таблетки. Где же они!!! Вот. Беру две, подношу Ване ко рту:

– Глотай, Ванька, глотай…

Ваня дрожит. Грудь часто поднимается.

– Сейчас всё будет хорошо… – глажу его по лбу, целую щеку.

– Больно, – жалуется Ваня.

Заговорил, слава Богу!

– Сейчас пройдёт. Это ты танцевал много…

Я ругаю себя за то, что недоглядел. Развлекался с Соней, вместо того чтобы побыть с сыном. Он сегодня столько носился.

Ванино дыхание постепенно успокаивается.

– Ну как ты?

– Зачем ты целовал Соню? – строго спросил Ваня первым делом.

– Я?.. Соню?..

– Я видел, как ты её целовал. Я с ней танцевал, я её люблю! – Ваня опять задышал тяжело.

– Вань… она… она тоже тебя любит.

– Она для меня святая!

– Вот и хорошо. Вот и хорошо… Тебе перевозбуждаться не надо.

– Перевозбуждаться вредно.

– Правильно, Ванечка, правильно. Перевозбуждаться вредно… – Я глажу его лоб.

– Спокойной ночи, папа.

– Спокойной ночи, дорогой. Пусть тебе приснится что-нибудь тихое и красивое.

– Мне нравятся цветы и солнце.

– А какие цветы?

– Белые пионы. Они похожи на косматых собачек…

– Пусть тогда приснятся белые пионы в солнечный день.

Утром я прошёлся по двору, убрал в сарай вилы и стремянку, на которую мы залезали, когда собирали яблоки. В сарае темно, к стенам прислонены старые грабли, косы, тяпки, лопаты. Полки уставлены банками с просроченной краской, картонками с ржавыми гвоздями. Здесь я всегда надеюсь обнаружить клад – старую книгу или нераспечатанную банку зубного порошка пятидесятилетней давности.

Гляжу на крышу. Серые стропила, неровные доски, старый, прохудившийся рубероид. Через дырочки белеет небо. Сарай – как чей-то мир. Тёмный, заваленный барахлом. Крыша – небо. Дырки в крыше – звёзды.

Заперев навесной замок, я иду к дому.

Все люди строят себе миры. Соседи, огородившиеся высоченным забором, тоже построили свой мир. Мы с Ваней создали свой, Соня с Машей живут каждая в своём…