Город - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Фолкнер cтр.№ 82

А в то лето он дал мне денег и даже сам заказал нам места в отеле на берегу моря, – может быть, вы помните…

– Помню, – сказал я.

– …на целый месяц, чтобы она могла купаться в море, встречаться с молодежью, с молодыми людьми; он так и сказал: с молодыми людьми! А когда мы вернулись, осенью, она поступила в пансион, и он стал выдавать ей карманные деньги. Трудно поверить, правда?

– Нет, я верю, – сказал я. – Рассказывайте.

– Много денег, больше, чем ей было нужно, необходимо, слишком много для семнадцатилетней девочки, особенно тут, в Джефферсоне. Но она их брала, хотя ей эти деньги были не нужны, и в пансион ходила, а это ей тоже было ни к чему. Потому что он был ей отцом. Вы этого не забывайте. Будете помнить?

– Рассказывайте, – сказал я.

– Это было осенью и зимой. Он дарил ей много вещей – платья, совершенно ненужные, лишние для семнадцатилетней, тут, в Джефферсоне. Наверно, вы и это заметили; даже меховую шубку хотел выписать, но она сказала – не надо, вовремя отказалась. Понимаете, тут в ней снова заговорило прежнее: ты не можешь мне помешать, ей надо было хоть изредка напоминать ему, что она его считает виноватым: она могла принимать подарки как дочь, но не подкуп от врага.

Потом настало лето, прошлое лето. И тогда-то оно и случилось. Я сама видела, мы все сидели за столом, и он говорит: «Куда тебе хочется поехать нынче летом? Опять к морю? А может быть, на этот раз в горы? Что ты скажешь, если бы тебе вместе с матерью съездить а Нью-Йорк?» – и этим он ее подкупил; она уже была побеждена: она сказала: «Ведь это, наверно, очень дорого?» – и он сказал: «Неважно. Когда ты хотела бы поехать?» – а она сказала: «Нет, это будет слишком дорого. Почему бы нам просто не остаться дома?» Видите, как он ее одолел, победил ее. И самое… самое ужасное было то, что она не понимала этого, не знала, что был бой и она сдалась. Раньше она бросала ему вызов, и, по крайней мере, знала, что бросает вызов, хотя толку в этом не было, она сама не знала, зачем ей это, что делать дальше. А теперь она стала на его сторону, сама того не зная.

Вот и все. Потом пришла осень, в октябре прошлого года она снова стала ходить в пансион, и в тот день мы только отужинали, сидели в столовой, у камина, и она читала в кресле, как сейчас помню, свернулась калачиком, и книжку я тоже помню – Джон Донн, ту, что вы ей подарили, новую, вместо той, которую этот мальчишка – как его звали? Механик из гаража, Матт – как его там? – Ливитт – разорвал у вас в кабинете, и вдруг он говорит: «Линда!» – и она подняла голову, не выпуская книги (помню, что тут я и увидела, какая книга), и он говорит: «Я был не прав. Думал, что пансион ничем не хуже колледжа, ведь я сам никогда нигде не учился, ничего про это не понимал. Но теперь я понял и знаю, что этот пансион никуда не годится. Может быть, ты откажешься от колледжей янки и поступишь в Оксфордский университет?»

А она сидит и медленно так опускает книгу на колени и все смотрит на него. А потом говорит: «Что?»

– Не думай больше про Виргинию и про те северные колледжи, хотя бы в этом году. Хочешь поступить в университет после рождества?

И она отшвырнула книжку, не просто положила ее, нет, она ее швырнула, вскочила с кресла и сказала: «Папочка!» Никогда я не видела, чтобы она до него дотрагивалась. Для нее он был отцом, она всегда с ним разговаривала, всегда обращалась с ним почтительно. Но он был ее врагом; ей нужно было заставить его всегда помнить, что хотя он и взял верх, не отпустил ее в колледж, но она все-таки не сдалась. И никогда я не видела, чтобы она к нему прикасалась, а тут она бросилась к нему на колени, обхватила за плечи, прижалась щекой к его воротнику и все повторяла, твердила: «Папочка! Папочка! Папочка!»

– Дальше, – сказал я.

– Вот и все. Да этого и достаточно: что он еще мог сделать? Взять клочок бумаги, написать самому эту штуку и выкручивать ей руку, пока она не подпишет, так, что ли? Но ему и не надо было упоминать о какой-то бумаге. Ему даже не надо было с ней еще раз об этом говорить, а если бы он и заговорил с ней, то ему только и надо было, – ведь она-то уже знала о завещании, то есть о завещании моего отца, где все состояние он оставлял Юле Уорнер, даже без добавления фамилии «Сноупс», – ему только и надо было сказать ей что-нибудь такое: «Да, да, твой дед – почтенный старик, но меня-то он никогда не любил. Ну, ничего, твоя мама не будет испытывать нужды, что бы со мной ни случилось; дед так все устроил, что ни я, ни вообще никто ее деньги тронуть не может, а потом ты станешь наследницей», – словом, что-нибудь вроде этого. А может быть, ему и стараться не надо было, он знал, что не надо. Не тот она человек. Для нее он был отцом, и если он не пускал ее в колледж, то только из любви к ней, потому что так оно полагалось, – родители всегда выставляют эту причину, запрещая детям что-нибудь делать; а потом он вдруг все повернул наоборот и почти приказал ей сделать то, чего ей так хотелось, то, что сам запрещал ей почти два года, и это можно было объяснить только тем, что он ее любит еще больше, так любит, что позволяет ей сделать то, единственное, что он ей всю жизнь запрещал.

Впрочем, не знаю. Может быть, он ей намекнул, даже подсказал, как составить эту бумагу, разве это имеет теперь значение? Все сделано, кончено: мой отец влетел к нам в дом в четыре часа утра и швырнул мне бумагу на кровать, я и проснуться как следует не успела. Нет, погодите, – сказала она, – я знаю, я и сама подписывала такие бумаги. Все было сделано по закону, правильно… как это называется?

– Составлено, – сказал я.

– …составлено юристом, в Оксфорде, мистером Стоуном, нет, не стариком – молодым. Я ему звонила сегодня утром. Он был очень любезен. Он…

– Я его знаю, – сказал я. – Хотя учился он в Нью-Хейвене.

– …сказал, что охотно поговорил бы со мной об этом, но существует, как это…

– Профессиональная этика, – сказал я.

– …профессиональная этика, юрист не может выдать клиента. Он сказал, что она пришла к нему, очевидно, как только поступила в Оксфорд… нет, погодите, – сказала она. – Я и об этом спросила: почему она обратилась к нему, и он сказал… сказал, что она очаровательная девушка и далеко пойдет в жизни, даже если у нее не будет – не будет…

– Состояния, – сказал я.

– …состояния, которое она могла бы завещать, и что она спросила у знакомых, кто самый симпатичный юрист, к кому лучше обратиться, и ей назвали его. Она ему объяснила, что ей надо, и он составил завещание, – да, я сама читала: «Мою долю всего, что я унаследую от моей матери, Юлы Уорнер Сноупс, отдельно и независимо от всех сумм, какие составят долю ее мужа, завещаю моему отцу, Флему Сноупсу». Да, все было сделано по закону, по форме, хотя юрист мне говорил, как он пытался ей объяснить, что она завещает не определенную сумму, а как это? – условное состояние, – и что никто всерьез это завещание не примет потому, что она и умереть может прежде, чем получит наследство, и замуж может выйти или, даже без помощи мужа, передумает, а может быть, после ее матери вообще никакого состояния не останется, кроме упомянутого в оговорке, – может быть, мать все истратит или отец умрет, и тогда она получит половину своих же денег, ему завещанных, плюс половину того, что получит ее мать, как вдова ее отца, и эту же часть отцовского имущества она разделит с матерью, как со вдовой отца, и еще раз унаследует от матери. Но ей-было восемнадцать лет, она человек правомочный, и он, мистер Стоун, тоже правомочный юрист, по крайней мере у него в лицензии так сказано, и, во всяком случае, все было написано по форме, на официальном бланке. Он, мистер Стоун, даже спросил ее, почему она решила сделать это завещание, и она ответила: «Потому, что отец был ко мне очень добр и я его люблю, уважаю и почитаю». Вы слышите? «Люблю, уважаю и почитаю». Да, все законно. Впрочем, разве дело в том – законно или незаконно, условно это или безусловно…