Город - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Фолкнер cтр.№ 38

Было это в то время, когда мы только что узнали, что Флем Сноупс действительно стал членом правления банка. Вернее, что такой, как Флем Сноупс, мог сделаться членом правления. Да, конечно, мы видели его подпись среди других на годовом отчете, над неразборчивым факсимиле подписи полковника Сарториса, президента банка, но мы только делали логическое заключение, что Флем просто подписывался в качестве доверенного лица дядюшки Билла Уорнера, чтобы старику не пришлось лишний раз ездить в город; и мы только думали: «Значит, если Манфреду де Спейну понадобится, он и уорнеровские акции сможет заполучить».

И, разумеется, мы знали, верили, что Флем пытался купить часть дела у Уоллстрита, спасти его частным займом, прежде чем, в качестве одного из членов правления банка, отказать ему в ссуде. Мы-то думали, что теперь мы все поняли; только мы как будто не учли одного: каким образом Флем нажал на коммивояжера, чтобы заставить его уговорить Уоллстрита перебрать в долг товар, и каким нажимом он заставил оптовиков в Сент-Луисе провести эту сделку, – очевидно, тут действовало то же магическое заклинание или колдовство, которым он собирался воздействовать на второй банк, старый Джефферсонский банк, чтобы они не давали ссуды Уоллстриту, после того как банк полковника Сарториса ему откажет.

Но ни у кого не возникал вопрос, кто из семьи Уоллстрита Сноупса отверг предложение Флема. Всякий мог видеть, как она в то утро бежала через площадь, худенькая, не просто напряженная, но ожесточенная, а было в ней и тогда весу не больше ста фунтов, и даже после полугода замужества она больше походила не на нимфу, а на лань, и бежала она не вокруг площади, как ходят пешеходы, а наискось, наперерез, между автомобилями, повозками, упряжками, прямо к банку, в банк (и как это она узнала, как угадала, так сразу, что ему отказали в ссуде, мы тоже понять не могли, хотя, поразмыслив, мы и это сообразили: эта ее простая, механическая, ожесточенная ненависть к Сноупсам сработала сразу, как только здравый смысл подсказал ей, что банку понадобилось бы совсем немного времени, чтобы ответить «да», и что Флем Сноупс был в числе директоров банка), – и она влетела в зал, крича: «Где он? Где Уолл?» – и сразу вон оттуда, как только ей сказали «ушел», но не в отчаянии, просто в ожесточении, в спешке, вон на улицу, по которой, как ей кто-то указал, он пошел; а улица эта вела в переулок, к дому, где жил Флем, у которого ни другого дома, ни другой конторы не было, и она бежала, пока не догнала его, успела догнать. И все, кто там был, видели своими глазами: обхватив его руками, средь бела дня, когда даже влюбленные не смели обниматься на людях и уж ни одна настоящая леди нигде и никогда не чертыхнулась бы вслух, она кричала (и плакала тоже, но без слез, словно на этом напряженном, ожесточенном, непримиримом лице слезы испарялись, как только вытекали из глаз): «Не смей! Не смей! Проклятые Сноупсы! К черту их! К чертовой матери!»

Мы, конечно, решили, что ее отец, небогатый, хотя и работящий фермер, где-то нашел деньги. Потому что Уоллстрит спас свое предприятие. И он не только понял после этого случая, что такое платежеспособность, но он также научился понимать, что значит успех. Через год он снял (а потом и купил) лавку по соседству и превратил ее в склад для товаров, чтобы можно было закупать больше товаров, оптом и подешевле; прошло еще несколько лет, и он снял новое помещение – последнюю в Джефферсоне конюшню, под свой склад, а между двумя лавками сломал перегородку, и у нас появился первый в Джефферсоне бакалейный магазин самообслуживания, каких мы раньше никогда не видали, построенный так же, как те продовольственные магазины, которые впоследствии, по почину крупных фирм, распространились по всей стране; улица, на которую выходил его магазин, шла под углом к переулку, где когда-то был ресторан Сноупса, так что палаточка, где Уолл провел первую ночь по приезде в Джефферсон, выходила и на зады его лавки; он не то купил, не то арендовал этот уголок (теперь в Джефферсоне было гораздо больше автомобилей), и сделал там стоянку для машин, научив тем самым домашних хозяек Джефферсона приезжать в центр, выгодно покупать у него продукты и самолично отвозить их домой.

И все мы, вернее я, до сих пор считали, что деньги, спасшие его, дал тесть. – О черт, – сказал я. – Значит, это вы?

– Конечно, – сказал Рэтлиф. – Я-то хотел у него взять только расписку. Это он настоял, чтобы я вошел в долю. И я вам расскажу, что мы еще затеяли. Хотим основать оптовую торговлю.

– Что-что? – сказал я.

– Откроем оптовую компанию, вроде тех больших фирм в Сент-Луисе, прямо тут, в самом Джефферсоне, так что любой торговец со всей округи, вместо того чтобы платить кучу денег за доставку горсти товара, которую можно унести в подоле рубахи, или же рисковать при перегрузке каких-нибудь скоропортящихся продуктов, теперь сможет покупать все, что ему надо, по сходной цене тут, ничего не платя за доставку.

– А, черт! – сказал я. – Почему же вы раньше, много лет назад, сами до этого не додумались?

– Верно! – сказал Рэтлиф. – А вы?

– А, черт! – повторил я. Потом сказал: – Сто чертей! Может, продадите акции? Можно мне вступить в долю?

– Почему бы и нет? – сказал он. – Лишь бы ваша фамилия была не Сноупс. С ним можно вступить в долю, лишь бы вы не были Флемом Сноупсом. Но надо сначала обойти эту девчоночку. Я про его жену. Вы бы зашли как-нибудь и послушали, как она их честит, для них у нее нет других слов, кроме как проклятые Сноупсы. Да, конечно, все мы их про себя ругаем, а кто и вслух говорит. Но она – дело другое. Она их всерьез проклинает. И его к ним не подпустит ни за что.

– Да, – сказал я. – Я и об этом слыхал. Странно, почему они не переменят фамилию.

– Нет, нет, – сказал Рэтлиф. – Вы не понимаете. Она не хочет менять фамилию. Она хочет ее изжить. Она вовсе не хочет вытащить мужа за волосы из Сноупсов, удрать от Сноупсов. Она хочет самое их имя очистить. Ей хочется уничтожить сноупсизм изнутри. Вы бы зашли к ним и сами послушали.

– Значит, оптовая фирма, – сказал я. – Так вот почему Флем…

Но я хотел сказать глупость, и Рэтлиф это понял прежде, чем я договорил:

– …перевел деньги из своего банка в другой? Нет, нет! Нам здешние банки не нужны. Мы ими не пользуемся. Как видно, Флем первый в Джефферсоне об этом узнал. Уолл пользуется слишком широким кредитом у крупных оптовиков и посредников, с которыми мы имеем дело. По их расчетам, он никому поперек дороги не становится, наоборот, он поддерживает и чужие предприятия. Нет, банк нам ни к чему. Но мы, то есть он, хотим оставаться чисто местным, здешним предприятием. Так что повидайте его, если хотите, поговорите, как вам войти в долю.

– Непременно, – сказал я. – Но что затеял сам Флем? Почему он вынул деньги из де-спейновского банка, как только стал вице-президентом? А ведь он остался им, – значит, пай у него еще есть. Но свои деньги он в этом банке не держит. В чем же дело?

– Вон оно что! – сказал Рэтлиф. – Значит, вас вот что беспокоит? Да мы и сами толком ничего не знаем. Сейчас мы только одно и можем: смотреть, как кусты шевелятся. – Голос Рэтлифа и его лицо словно принадлежали двум разным Рэтлифам: второй словно предлагал вам открыто и честно угадать, если только у вас хватит смекалки, что хочет сказать первый. Но на этот раз второй Рэтлиф пытался мне объяснить что-то такое, чего первый не мог выразить словами. – Пока эта его девчоночка жива, Флему никогда и пальцем до Уолла не дотронуться. Эк Сноупс уже выбыл из игры. А этот А.О.Сноупс никогда ни в чем не участвовал, потому что сам А.О. ни черта не стоил, даже в своих собственных глазах, уж не говорю о других, тут стараться было не из-за чего. Вот и получается, что не осталось ни одного из Сноупсов, из которых серьезный, старательный малый мог бы хоть что-то выжать.