- На что мне лошадь, которую можно поймать только в медвежий капкан? сказал Эк.
- Да ты разве не видел, как я сейчас ее поймал?
- Видеть-то видел, - сказал Эк.- Да только не нужна мне такая зверюга, ежели я должен затевать целую войну всякий раз, как окажусь с ней по одну сторону загородки.
- Ну ладно,- сказал техасец. Он все еще не мог отдышаться, но усталость и напряжение с него как рукой сняло. Он вытряхнул на ладонь еще печенье и сунул его себе под усы. - Ладно. Я хочу, чтобы торг наконец начался. Я ведь приехал сюда к вам не на жительство, хоть вы, верно, не нахвалитесь своей округой. Я дарю тебе эту лошадь.
На миг все стихло, даже дыхание все затаили, слышно было только, как дышит техасец.
- Вы мне ее дарите? - спросил Эк.
- Да, если ты назначишь цену на следующую лошадь.
И снова вокруг ни звука, только слышно было, как дышит техасец, да миссис Литтлджон звякнула ведром о край котла.
- Я только назначу цену, - сказал Эк.- Но я не обязан покупать лошадь, ежели никто больше не даст.
Подъехал фургон. Он был некрашеный и ободранный. Одно колесо было укреплено планками, прикрученными крест-накрест к спицам тонкой проволокой, на паре тощих мулов была драная упряжь, связанная кусками хлопковой веревки; вожжами тоже служили две обыкновенные, сильно растрепанные веревки. В фургоне сидели женщина в сером, висевшем мешком платье и выцветшей шляпе и мужчина в линялом и заплатанном, но чистом комбинезоне. По улице проехать было нельзя, и мужчина, оставив фургон посреди дороги, слез и пошел к загону, невысокий, щуплым, и в глазах у него было какое-то затаенное беспокойство, смутное и вместе с тем напряженное. Он протолкался через толпу, спрашивая:
- Что такое? Что здесь происходит? Ему подарили лошадь?
- Идет, - сказал техасец.- Эта лошадь с белой лысинкой и ссадиной на шее твоя. Ну а теперь скажи, сколько ты дашь вон за ту белолобую, что словно вываляла голову в бочке с мукой. Сколько? Десять долларов?
- Ему подарили эту лошадь? - снова спросил подошедший.
- Доллар, - сказал Эк.
Техасец как говорил, так и остался с открытым ртом; лицо его с твердыми суровыми глазами вдруг как-то слиняло.
- Один доллар? - сказал он.- Всего один доллар? Я не ослышался?
- Ладно, черт с ней,- сказал Эк.- Два доллара. Но я не...
- Погоди, - сказал подошедший.- Эй, вы там, на столбе.
Техасец повернул к нему голову. Остальные обернулись и увидели, что женщина тоже вылезла из фургона, хотя до сих пор они и не подозревали, что она там, потому что не видели, как фургон подъехал. Она подошла к воротам и встала позади мужчины, изможденная, в платье, которое висело на ней мешком, в шляпке и грязных парусиновых тапочках. Она подошла к нему вплоть, но не дотронулась до него, а остановилась у него за спиной, спрятав руки под серым передником.
- Генри,- сказала она пустым голосом.
Мужчина оглянулся через плечо.
- Ступай в фургон,- сказал он.
- Послушайте, хозяйка, - сказал техасец.- Генри сейчас сделает самую выгодную покупку в своей жизни. Эй, ребята, дайте хозяйке подойти поближе, чтобы ей все было видно. Генри выберет верховую лошадь, о которой давно мечтает его супруга. Кто дает десять...
- Генри, - сказала женщина. Она не повысила голоса. И ни разу не взглянула на техасца. Она взяла мужа за рукав. Он обернулся и сбросил ее руку.
- Ступай в фургон, тебе говорят,- сказал он.
Женщина стояла позади него, все так же спрятав руки под передником. Она ни на кого не смотрела, ни к кому не обращалась.
- Мало нам забот, так он надумал купить эту лошадь,- сказала она.- У нас только и есть пять долларов, а потом хоть в богадельню. Мало нам забот...
Мужчина повернулся к ней с каким-то странным выражением подавленной, дремлющей ярости. Остальные стояли у загородки, мрачные, с рассеянным, почти отсутствующим видом. Миссис Литтлджон до сих пор терла белье о доску, размеренно сгибаясь и разгибаясь над полным пены корытом. Теперь она выпрямилась, уперла в бока белые от пены руки и поглядела на лошадей в загоне.
- Заткнись и ступай в фургон, - сказал мужчина. - А не то я прогоню тебя отсюда палкой. - Он повернулся и посмотрел на техасца.- Так вы подарили ему эту лошадь? - сказал он.
Техасец глядел на женщину. Потом он перевел взгляд на ее мужа; все еще не сводя с него глаз, он перевернул коробку. На ладонь ему выпало последнее печенье.
- Да,- сказал он.
- Ну а ежели кто его сейчас переторгует, ему тогда и первая лошадь достанется?
- Нет,- сказал техасец.
- Так,- сказал Генри.- Ну а тот, кто назначит цену на следующую лошадь, получит еще одну задаром?
- Нет,- сказал техасец.
- Но ежели вы отдали задаром лошадь только для того, чтоб начать торг, почему вы не обождали, покуда мы все соберемся?
Техасец отвернулся. Он поднес к лицу пустую коробку и осторожно заглянул в нее, словно там была какая-нибудь драгоценность или ядовитое насекомое. Потом он скомкал коробку и бросил ее у столба, на котором сидел.
- Эк дает два доллара,- сказал он. - Видно, он думает, что торгует у меня не лошадь, а кусок проволоки у нее на шее. Что ж, я возьму и два. Но неужто же вы, ребята...
- Выходит, Эк хочет заполучить две лошади по доллару за каждую, сказал Генри.- Три доллара.
Женщина потянула его за рукав. Не оборачиваясь, он отшвырнул ее руку, и она снова застыла на месте, сложив руки под передником на впалом животе, ни на кого не глядя.
- Люди добрые,- сказала она.- Наши дети всю зиму ходили разутые. Нам скотину и кормить-то нечем. У нас есть пять долларов, чтобы заработать их, я ткала ночами у очага. Мало у нас забот...
- Генри дает три доллара,- сказал техасец.- Накинь еще доллар, Эк, и лошадь твоя.
Лошади почему-то вдруг сорвались с места и так же внезапно остановились, глядя на людей сквозь загородку.
- Генри,- сказала женщина. Ее муж не сводил глаз с Эка. Верхняя губа его дрогнула, обнажив желтые гнилые зубы. Руки, торчавшие из выцветших коротких рукавов старой рубашки, сжались в кулаки.
- Четыре доллара,- сказал Эк.
- Пять долларов! - сказал Генри, поднимая сжатую в кулак руку. Он протиснулся к самому столбу. Женщина не пошла за ним. Теперь она в первый раз взглянула на техасца. Глаза у нее были водянисто-серые, словно выцветшие, как платье и чепец.
- Мистер, - сказала она.- Если вы отнимете у нас эти пять долларов, которые я заработала для своих детей по ночам, будьте прокляты вы и все ваше семя во веки веков.
- Пять долларов! - крикнул Генри. Он рванулся к столбу и дотянулся стиснутым кулаком до коленей техасца. Разжав руку, он протянул комок истрепанных бумажек и серебряной мелочи.- Пять долларов! И кто набавит еще, пускай лучше разобьет мне голову, или я ему разобью.