— До самого конца она думала только о себе. Плакала, твердила, не переставая: «Ну, зачем вы так со мной поступаете? Я думала, я вам нравлюсь». Пока я вез ее наверх в мой старый дом, я пытался ей втолковать, что она чудовище, что она использует людей, причиняет им боль без всякой причины, играет их чувствами. Я сказал ей, что она все уничтожает на своем пути и поэтому должна быть уничтожена. Но, — добавил Уильям со вздохом, — мне кажется, она так ничего и не поняла.
Он снова задумался и заговорил после небольшой паузы:
— Я уже собирался ее похоронить, когда мне позвонил электрик. Я много месяцев не мог его уговорить заняться проводкой, а тут вдруг он сам объявился. Он сказал мне, что едет. Надо было куда-то ее спрятать до его приезда. Я знал, что вы уже продали этот коттедж, слышал, как Датч говорил, что освободил сарай. Мне показалось, что это самое близкое и самое удобное место. Решать надо было быстро, и ничего другого мне в голову не пришло.
Я встретился с электриком, провел его по дому, показал, где проложить проводку. Мы долго провозились и закончили, когда уже стемнело. Мне надо было возвращаться в город. Я решил, что Миллисент может провести денек-другой в вашем сарае. Мне так и не довелось подняться на гору до снегопада.
Вдруг до них донеслись звуки стрельбы. Не ближе, чем раньше.
— Хотел бы я знать, что это значит? — задал вопрос Уильям.
Лилли тоже хотела бы это знать. Она пыталась отыскать в уме еще какой-нибудь вопрос, который заставил бы Уильяма продолжить рассказ, но не успела что-либо придумать, как он сам спросил:
— Это правда, что вы с Тирни познакомились еще в прошлом году?
— В июне прошлого года.
— Значит, Датч имел основания для ревности, не так ли? Да бросьте, я по вашему лицу вижу всякий раз, как упоминаю имя Тирни. У вас глаза стекленеют, и лицо делается такое печальное-печальное. — Уильям выразительно глянул на смятые одеяла на матраце у камина. Когда его взгляд вернулся к ней, он скорчил презрительную гримасу. — Красивые люди. Вы всегда находите друг друга, не так ли? А на нас, простых смертных, лишний раз и не взглянете.
— Я никогда не была с вами нелюбезной.
— Но если бы вы со мной застряли здесь на два дня, эта постель не пахла бы совокуплением.
— Уильям…
— Заткнись! Здесь я говорю.
Лилли испуганно умолкла.
— Это ведь забавно, это романтично и даже поэтично, как все закончится для вас обоих. Вы оба умрете, и все будут думать, что это он тебя убил, хотя на самом деле он был твоим любовником. Видишь, какой интересный поворот?
Какая интрига! Я только одного не понимаю: зачем он оставил тебя в наручниках?
«Чтобы удержать меня от сопротивления или бегства, после того как я нашла тело Миллисент», — подумала Лилли. Тирни не хотел, чтобы она навредила себе, чтобы спроецировала фатальный приступ астмы. Вот он и предпринял отчаянную попытку удержать ее от безрассудных действий. Теперь она все поняла. Она очень многое поняла. Она была влюблена в Тирни с того памятного дня, когда они встретились впервые. Более того, она поняла, что и он любит ее.
Очень тихо, еле сдерживая слезы, она сказала:
— Он пытался спасти мне жизнь.
— Увы, он не приложил должного старания.
Двигаясь так стремительно, что Лилли ничего не успела сообразить, Уильям обвил ленточкой ее шею и туго натянул.
— Нет! Пожалуйста!
Омерзительно улыбаясь, он натянул ленточку еще туже.
— Ты же понимаешь, что умолять бесполезно, я уверен. Я тебе скажу, что я им всем говорил: «Сейчас ты умрешь».
Лилли попыталась ударить его ногой, но он сел прямо ей на ноги и придавил их к полу, одновременно затягивая ленточку все туже.
— Это много времени не займет. Твоя астма ускорит дело. Но, будь так любезна, умирай поскорее. Я слышу приближение вертолета. Они возвращаются.
Лилли тоже слышала приближение вертолета, но он мог быть еще очень далеко, за много миль. Ленточка больно врезалась ей в шею. Ее пальцы сжимались и стискивались сами собой, пока она пыталась вздохнуть. Ее тело выгнулось, легкие искали воздух.
Неужели именно так ей суждено умереть? От удушья?
Без малейшего предупреждения, без звука через дверь спальни ворвался Тирни. Не успел Уильям Ритт хотя бы осознать его внезапное появление, как Тирни ударил его ногой по голове.
Глава 33
Удар оторвал Уильяма от пола и подбросил в воздух. Он напоминал какого-то диковинного персонажа из диснеевского мультфильма. Он приземлился в трех футах от Лилли, перекатился на спину и попытался сесть. Кожа у него над ухом была рассечена, из ранки пошла кровь. Он прижал к ней руку, уставившись на Тирни, как на восставшего из мертвых.
Он действительно выглядел, как уцелевший в апокалипсисе. Его правая рука свисала под странным углом от самого плеча. Вся одежда с правой стороны пропиталась кровью. Смертельная бледность искажала его лицо, только на скуле алела свежая рана. Глаза, очерченные темными кругами, ввалились. И эти глаза не отрывались от Уильяма Ритта.
Должно быть, он нашел в спальне незапертое окно, зная, что фактор неожиданности сыграет ему на руку.
— Лилли? — Его голос напоминал шуршащий гравий.
— Это он.
— Я так и понял. — Не спуская глаз с Уильяма, Тирни наклонился и вложил ей в прикованную правую руку пистолет. — Держишь?
— Да.
— Я не в лучшей форме… Если он меня начнет одолевать, прикончи его. Без малейших колебаний. — Он стащил ленточку с шеи Лилли.
Походка у него была неровная, прихрамывающая, но он бросился на Уильяма, который уже начал кое-что соображать и пытался уползти. Действуя одной левой рукой, Тирни схватил его за парку и вздернул на ноги, а потом отпустил, но только для того, чтобы врезать ему кулаком, все еще сжимающим ленточку, по лицу. Удар заставил аптекаря повернуться волчком. Он споткнулся, ударился о стену и отскочил от нее, как мячик.
Тирни обхватил затылок Уильяма своей широкой ладонью и что было сил припечатал его лицом к стене. Дважды. Потом он нанес удар по почкам, отчего Уильям взвыл, потом схватил его за плечо и развернул лицом к себе, держа левой рукой за горло. Ленточка все еще была зажата в пальцах Тирни, ее концы свесились на грудь Уильяму.
Его лицо превратилось в кровавую кашу, глаза обезумели от страха.
— Мне бы следовало обмотать этой лентой твою собственную глотку и удавить тебя медленно, — сказал Тирни. — Очень медленно.
Его голос был почти не слышен, у ног натекла лужица крови. Он сделал паузу, чтобы отдышаться, но продолжал крепко держать Уильяма Ритта за горло.
— Видит бог, я хочу тебя убить. Я хочу голыми руками вырвать у тебя сердце. Но я этого не сделаю. А знаешь почему? Не хочу, чтобы ты так легко отделался. Ты не заслуживаешь быстрой смерти. Нет, я хочу, чтобы ты жил долго. Я хочу, чтобы ты десятилетиями гнил в камере. Я хочу, чтобы ты стал безымянным номером и сидел под замком, чтобы каждый день тюремные быки насиловали тебя, а они, пока не увидят кровь, удовольствия не получают. Так поступают в тюрьме с теми, кто убивает детей. Ты не знал? Торри было всего пятнадцать. Пятнадцать! — Его голос треснул. — А когда ты умрешь, надеюсь, в глубокой старости, ты отправишься прямиком в ад и будешь гореть веки вечные, жалкий кусок дерьма.