Мужские игры - читать онлайн книгу. Автор: Александра Маринина cтр.№ 56

В двенадцать лет она вдруг начала расти и уже через год прочно завоевала прозвище Дылда. Жизнь в среде одноклассников стала невыносимой, ее дразнили, над ней грубо и глупо подшучивали, а тут еще прыщи, отнюдь не добавлявшие ей привлекательности. В четырнадцать лет девочки из ее класса уже ходили с золотыми сережками в ушах и с накрашенными глазами, делали модные стрижки и встречались с мальчиками из старших классов, и на их фоне Аня Лазарева выглядела не просто гадким утенком, а чем-то вроде детеныша динозавра, с длинной шеей и некрасивой головой.

Тогда же появились и вспышки злобности. Родители, надо отдать им должное, показывали девочку врачам, и врачи объяснили, что рост – это особенности гормонального обмена, прыщи сами пройдут через год-другой, это чисто подростковое, связанное с периодом полового созревания, а что касается раздражительности и вспышек агрессивности, то лучше всего бороться с этим при помощи спорта.

Аню с удовольствием приняли в баскетбольную секцию, тем более что общая физическая подготовка у нее была очень хорошая. Не прошло и полугода, как жизнь ее изменилась. Тренер пришел в школу, к директору, и просил отпустить Лазареву из 8-го «Б» класса на сборы для подготовки к межреспубликанским соревнованиям.

– Аня – гордость нашей команды, вся надежда только на нее, и, если вы не разрешите ей отсутствовать на занятиях, московская юношеская сборная вряд ли выиграет, – убеждал он.

Разумеется, Аню отпустили, и вся школа была поставлена в известность, что Лазарева – восходящая звезда советского баскетбола. Девочку моментально перестали дразнить, а ее рост, бывший до той поры постоянным предметом гадких насмешек, превратился в достоинство, которому завидовать впору. Спортивная карьера пошла успешно, прыщи постепенно исчезли, как и обещали врачи, и все было бы ничего, если бы не сложности на любовном фронте. Двух с небольшим лет, прожитых Аней в роли прыщавой дылды, оказалось достаточным для формирования в неустойчивой подростковой психике комплекса неполноценности. Она хотела быть как все, хотела бегать на свидания, носить золотые сережки, делать модные стрижки и целоваться с мальчиками. Но красивая стрижка только подчеркивала уродство ее прыщавого лица, а на свидания ее никто не приглашал. И она люто ненавидела девочек, которым повезло больше, и мальчиков, которые не обращали на нее внимания, а если и обращали, то только для того, чтобы выдать очередную порцию издевательств. Она ненавидела родителей, которые настырно объясняли ей какую-то чушь про красоту души и достоинства ума. Она ненавидела всех людей вообще за то, что они провожали ее сочувственными взглядами. И учителей за то, что они ее не защитили от одноклассников. И глупую природу за то, что сделала ее такой. Короче, Аня ненавидела всё и вся.

И выходом из этого мира всеобщей ненависти ей виделась любовь. Только любовь. Она должна доказать им всем, что ничем не хуже, что и за ней ухаживают, и ее приглашают на свидания, и ей объясняются в нежных чувствах. Аня бурно реагировала на малейшие знаки внимания со стороны юношей, охотно откликалась на них, проявляла активность… И этим отпугивала.

Жизнь постепенно входила в нормальную колею, Аня закончила школу, но в институт поступать и не думала. Куда ей с ее «удовлетворительной» подготовкой. Поскольку статья за тунеядство в те годы еще существовала, а занятия спортом требовали ежедневных тренировок и частых отъездов то на сборы, то на соревнования, для таких случаев существовала практика формального трудоустройства. Человек где-то кем-то числится, но на работу не ходит, а свою зарплату отдает тому, кто трудится за двоих. Аня Лазарева тоже где-то числилась, посвятив всю себя баскетболу. Как и многие молодые, она не думала о завтрашнем дне, полагая, что всегда будет юной и сильной и всегда будет выходить на площадку.

Однако и родители, и тренеры постоянно долбили ей голову разговорами о высшем образовании. Сначала она отмахивалась, но со временем, присмотревшись к другим спортсменам и к жизни вообще, поняла, что они правы. Дорога была проторенной: институт физкультуры параллельно с занятиями спортом, потом, после завершения выступлений, тренерство. Так поступали очень многие.

Учеба в институте давалась легко, Анна даже удивлялась этому, помня свои постоянные школьные тройки. К четвертому курсу она уже играла в сборной страны, и будущее казалось ей понятным и предопределенным. Кто же мог предположить, что перемены в политике и экономике приведут к постепенному умиранию спорта… Все стало дорого, и за все надо было платить: за аренду зала для тренировок, за аренду спортбазы для сборов, а уж сколько стоили билеты на поезд или самолет, чтобы вывезти куда-то команду, лучше и не говорить. Вместе с количеством спортивных секций стремительно падало и количество требующихся тренеров.

Так и вышло, что, получив диплом о высшем образовании и став слишком «старой» для выступлений в составе сборной, Аня Лазарева в двадцать семь лет оказалась никому не нужна. Ни спорту, ни какому-либо другому виду деятельности, ибо ничего не умела, кроме как играть в баскетбол.

Она почувствовала себя обманутой. С пятнадцати лет все свое время и силы она отдавала баскетболу, она и не жила, по большому счету, а только функционировала как бегающий, прыгающий и забрасывающий мячи механизм. Двенадцать лет выброшены псу под хвост. Ни семьи, ни ребенка, ни профессии, ни денег – ничего. За плечами только спортивные награды, любовные разочарования и несколько абортов. А дальше что?

Первая депрессия была длительной и тяжелой, Анна пыталась отравиться, но родители раньше времени вернулись домой с дачи и успели вызвать «Скорую». Испугавшись психиатрического лечения, которое неминуемо следует за попытками покончить с собой, она все отрицала, уверяла врачей в своем неизменном жизнелюбии, благодарила их за спасение и отчаянно лгала насчет того, зачем приняла такое количество таблеток. Шел девяносто четвертый год, настроение всеобщего безразличия к чужой беде охватило к тому времени и систему бесплатного здравоохранения, тем более и лекарств не хватало, и корпуса больничные давно находились в аварийном состоянии, так что класть новых больных было некуда, короче, Анну отпустили с миром и без всякого лечения.

Спустя несколько месяцев депрессия повторилась, и снова была попытка суицида, и снова неудачная. На этот раз спасло Анну не возвращение родителей, а недобросовестность человека, у которого она покупала таблетки. Во флаконе было пятьдесят таблеток, но только восемь из них соответствовали этикетке, а остальные были, как говорится, «из другой оперы», к тому же с давно прошедшим сроком годности. И снова обошлось без официальной медицины, правда, перепуганные родители все-таки пригласили домой частнопрактикующего психиатра, который ничего толкового не сказал, кроме сакраментального: «Ей нужно чем-нибудь заняться. Хоть работой, хоть семьей». После его ухода Анна, придя в бешенство, била посуду, хлопала дверьми и орала на родителей как резаная, запрещая им соваться в свою жизнь.

– Хватит и того, что вы в пятнадцать лет запихнули меня в этот кретинский баскетбол! – кричала она, сверкая глазами. – Лучше бы сделали мне пластическую операцию, морду мне поправили, тогда я бы уже давно была замужем и жила как все! Лучше бы наняли мне репетиторов, чтобы я поступила в человеческий институт, тогда у меня хотя бы профессия была в руках! А вы сунули меня в спорт, сбагрили с рук и обрадовались, да еще и институт присоветовали, который никому сегодня не нужен! Искалечили мне всю жизнь, а теперь пытаетесь в психушку отправить? Не выйдет!!!