Несокрушимый Арчи - читать онлайн книгу. Автор: Пэлем Грэнвил Вудхауз cтр.№ 51

Властным взглядом он заставил жену промолчать и обернулся к Арчи:

— И еще одно. Я с самого начала был против иска, но я позволил себя уговорить. А теперь я поступлю по-своему. Мистер Моффам, я рад, что вы заглянули к нам. И сделаю именно то, чего вы хотите. Проводите меня сейчас к Дэну Брустеру, мы покончим с этой чушью и пожмем друг другу руки.

— Ты с ума сошел, Линдсей?

Это был последний залп Коры Бейтс Макколл. Мистер Макколл пропустил его мимо ушей. Он тряс руку Арчи.

— Вы, мистер Моффам, — сказал он, — такой разумный молодой человек, каких я еще не встречал.

Арчи скромно зарделся.

— Жутко мило с вашей стороны, старый стручок, — сказал он. — А не могли бы вы сказать то же моему милому старому тестю? Для него это будет большая новость!

Позднее Арчи Моффам всегда с некоторой гордостью вспоминал о своем соприкосновении со сногсшибательно популярной балладой «Мамины колени». Как известно, «Мамины колени» пронеслись по миру, подобно чуме. Шотландские старейшины напевали ее по дороге в церковь, у большевиков она стала бестселлером, в джунглях Борнео каннибалы ворковали ее своим отпрыскам. В одних только Соединенных Штатах было продано три миллиона экземпляров. Для человека, не совершившего в своей жизни ничего особо выдающегося, не так уж мало быть в определенном смысле сотворцом подобной песни. И хотя выпадали моменты, когда Арчи испытывал эмоции, охватывающие человека, проковырявшего дыру в плотине какого-нибудь из самых больших водохранилищ, он тем не менее никогда не жалел о своем участии в запуске этого смерча.

Теперь просто невозможно себе представить, что было время, когда хотя бы один человек в мире не слышал «Маминых колен». Тем не менее Арчи получил ее абсолютно свежей, когда несколько недель спустя после эпизода с Ваши сидел у себя в номере в отеле «Космополис», цементируя сигаретами и приятной беседой возобновленную дружбу с Уилсоном Хаймаком, которого впервые увидел в окрестностях Армантьера в дни войны.

— И чем ты теперь занимаешься? — осведомился Уилсон Хаймак.

— Я? — сказал Арчи. — Ну, собственно говоря, в моей деятельности в настоящий момент наблюдается то, что ты мог бы назвать затишьем. Однако мой милый старый тесть усердно созидает новый отель чуть поодаль отсюда, и вроде бы намечено, что я стану его управляющим, когда он будет закончен. Судя по тому, что я наблюдаю тут, работенка эта — не бей лежачего, и, думается, я сумею себя показать. А чем ты заполняешь долгие часы?

— Сижу в конторе дядюшки, черт бы ее побрал!

— Начинаешь с самого низа, чтобы досконально изучить дело и все такое прочее? Без сомнения, благородная цель, но, должен сказать, мне она была бы против шерстки.

— Для меня она хуже кости в горле, — сказал Уилсон Хаймак. — Я хочу стать композитором.

— Композитором, э?

Арчи почувствовал, что мог бы и сам догадаться. У типчика был явно артистический вид. Галстук-бабочка и все такое прочее. Брюки пузырились на коленях, а волосы, которые в военную эпоху его карьеры были сострижены до корней, теперь ниспадали ему на уши в пышном беспорядке.

— Кстати, не хочешь послушать самое лучшее, что я создал?

— Более чем, — ответил Арчи вежливо. — Валяй, старая птичка!

— Я написал и текст, а не только мелодию, — пояснил Уилсон Хаймак, уже сев за рояль. — Лучше названия ты еще не слышал: Лалапуза, одно слово! Она называется «Путь далек назад до маминых колен». Ну как? В точку, э?

Арчи с сомнением выпустил колечко дыма.

— Может быть, чуточку избито?

— Избито? То есть как избито? Для песни о мамочке всегда есть место.

— А, так она о мамочке? — Лицо Арчи прояснилось. — А я подумал, что это хит о коротких юбках. Ну конечно! Большая разница. И я не вижу причин, почему ей не быть спелой, сочной и с горчичкой. Ну валяй!

Уилсон Хаймак откинул с глаз столько волос, сколько уместилось в одной руке, прокашлялся, мечтательно посмотрел поверх рояля на фотографию тестя Арчи, мистера Дэниела Брустера, сыграл вступление и запел слабеньким высоким композиторским голосом. Все композиторы поют абсолютно одинаково, причем так, что надо услышать, чтобы поверить.

По вечернему Бродвею юноша бродить устал,

И не мог купить он ужин, все он деньги промотал.

— Не повезло! — сочувственно заметил Арчи.

Вспомнил он свою деревню, детских лет своих забавы,

Где жилось ему беспечно, где просты и чисты нравы

— Правильный дух! — одобрил Арчи. — Мне этот типус начинает нравиться!

— Не перебивай!

— Ладненько! Слишком увлекся и все такое прочее.

А кругом бездушный город, все соблазны городские.

Испустил тяжелый вздох он и сказал слова такие:

Путь далек до маминых колен,

Маминых колен,

Маминых колен.

Путь далек до маминых колен,

Возле них я с мишкою играл,

Погремушкою гремел и лепетал.

Ведь ничто не перевесит

Детство милое в Теннесси!

Путь далек назад, но начать его я рад!

Возвращаюсь я назад!

И поверьте, навсегда!

Возвращаюсь я назад!

(Я хочу туда!)

Возвращаюсь я на девять-пять

В старый милый домик мой опять,

Возвращаюсь днем осенним,

Возвращаюсь к маминым коле-е-е-еням!

На заключительной высокой ноте Уилсон Хаймак пустил петуха — слишком далеко она выходила за пределы диапазона его голоса. Он обернулся со скромным покашливанием:

— Ну, некоторое представление ты мог получить.

— И получил, старикан, и получил!

— Огненный вихрь, верно?

— Да, наличествуют многие признаки тип-топности, — признал Арчи. — Конечно…

— Конечно, многое зависит от пения.

— Именно это я и хотел сказать.

— И петь ее должна женщина. Женщина, способная взять заключительную высокую ноту с воздушной легкостью. Весь припев ведет к этой ноте. Тут требуется Патти или кто-нибудь вроде, способная подхватить эту ноту с крыши и держать, пока не явится швейцар запереть здание на ночь.

— Я должен купить экземпляр для жены. Где я могу его раздобыть?

— Раздобыть ты его не можешь. Она не опубликована. Писать музыку — чертовски дохлое дело! — Уилсон Хаймак яростно фыркнул. Было ясно, что он изливает чувства, накапливавшиеся много дней. — Напишешь такое, чего свет давно не слышал, и ходишь, ищешь, кто бы спел, а они говорят, что ты гений, а потом засовывают песню в ящик и забывают про нее.