Я умер вчера - читать онлайн книгу. Автор: Александра Маринина cтр.№ 41

Отчеты о ходе раскрытия преступления заслушивались ежедневно, потому и возможности отлынивать не было. Как следствие этого – сбор данных велся интенсивно, папка с материалами разбухала на глазах, но, как говорится, чем дальше в лес, тем… сами знаете. Каждый день появлялись все новые и новые кандидаты в убийцы.

Во-первых, Юлия Николаевна возглавляла в парламенте небольшую, но очень активную и влиятельную группировку, изо всех сил боровшуюся с лоббированием того варианта налогового кодекса, который поддерживали депутаты, имевшие за спиной крупные финансовые структуры, в том числе и криминальные. Готовчиц категорически возражала против предоставления целого ряда налоговых льгот и привилегий, доказывая с фактами в руках, что до нынешнего времени такие льготы использовались исключительно в целях личной наживы и обмана государства и нет никаких оснований полагать, что в дальнейшем ситуация изменится. Соратники Юлии Николаевны по парламентской деятельности рассказывали Короткову, что ее несколько раз пытались купить и систематически запугивали. Назвать конкретных лиц, предлагавших деньги, они не смогли: все такого рода предложения были анонимными и завуалированными. Что же касается угроз, то они имели вполне вещественное оформление в виде подметных писем, которые Готовчиц показывала коллегам и тут же рвала на мелкие кусочки у них на глазах, дабы продемонстрировать свое пренебрежение и бесстрашие.

Во-вторых, Игорь Лесников, занимавшийся изучением журналистской деятельности Юлии Николаевны, составил список из двадцати шести публикаций, в которых Готовчиц довольно-таки нахально задевала людей весьма могущественных и известных. И не просто задевала, а открыто обвиняла в махинациях и злоупотреблениях. За десять лет работы в газете она снискала себе прочную репутацию бесстрашного правдоискателя, что, собственно, и сделало возможным избрание ее депутатом. Народ знал ее имя и уважал отчаянную журналистку.

Тщательное изучение бумаг, изъятых из квартиры покойной, никакой ясности не внесло. Поскольку после избрания депутатом Юлия Николаевна журналистскую деятельность прекратила, то никаких интересных черновиков и материалов к новым статьям в этих бумагах не оказалось. Зато нашлись черновики и наработки к статьям, которые так и не были опубликованы, и это стало объектом самого пристального внимания как оперативников, так и возглавлявшего бригаду следователя Гмыри.

– Человек, которого Готовчиц охаяла публично в газете, может мстить, – сказал он, – а человек, о котором она только еще собиралась написать, оберегает собственную безопасность. Это совсем разные вещи, и второй мотив кажется мне более существенным, нежели первый. Конечно, насколько мне известно, потерпевшая перестала работать в газете, но ведь она могла передать материалы другому журналисту, и заинтересованные лица вполне могли позаботиться о том, чтобы круг излишне информированных людей не расширялся. Кстати, сюда хорошо ложится непонятная кража. Может быть, искали именно эти материалы, а не найдя – убили саму Юлию.

– Да что там искать-то, Борис Витальевич, – не выдержал Игорь Лесников, – они же не в сейфе были спрятаны, просто лежали в общей куче в мебельной стенке. Почему же их не взяли?

– Объясняю, если сам не понимаешь. Хозяйка приходит домой, обнаруживает взломанную дверь и понимает, что у нее побывали воры. Она пересматривает все свое хозяйство и легко вычисляет, что именно у нее пропало. И тут же заявляет об этом в милицию. Дальше все просто, как на новогодней елке в детском саду. Если же убедиться в том, что материал действительно есть, но оставить его на месте и быстренько убрать чересчур любопытную Готовчиц, то милиция, то есть ты, Лесников, и прокуратура в моем лице будут долго ломать голову над тем, кто же это убил нашу Юлию Николаевну. Ты взгляни повнимательнее, какого рода эти материалы. Для возбуждения уголовного дела в них нет ничего. Ты понял? Ни-че-го. Есть общие слова и гневные формулировки, есть напыщенные фразы со ссылкой на источники, приближенные к Кремлю, и больше ничего. Обыватель на эти фразы покупается, потому как привык верить печатному слову, и в этом смысле публикация представляет опасность для заинтересованного лица, поскольку он не может допустить, чтобы его честное имя запятнали скандалом. Скандала он не хочет. А что касается уголовного дела, то им тут и не пахнет. Доказательств никаких. Более того, таких вот черновых набросков мы с тобой сколько нашли? Вот то-то. И теперь в равной мере подозреваем каждого, о ком в этих набросках упоминается. Сколько таких личностей у нас набралось?

– Четверо, – вздохнул Лесников.

– Вот то-то, – назидательно повторил Гмыря. – Преступник не дурак был. Я еще вот что тебе скажу: не удивлюсь, если окажется в конце концов, что при проникновении в квартиру дверь взламывали нарочито демонстративно. Я вполне допускаю, что можно было открыть замок подбором ключей, но воры его разворотили напрочь. Знаешь, для чего?

Гмыря не ждал от оперативника ответной реплики, просто у него была такая манера излагать. Риторические вопросы он использовал в качестве дидактического приема, который широко применял при объяснении собственным детям школьной программы. – Для того чтобы хозяева наверняка заметили, что в квартире кто-то побывал. Они уже тогда планировали последующее убийство Юлии Готовчиц и прекрасно понимали, что мы с тобой попытаемся связать попытку кражи и убийство в единое целое. Если у нас не будет сведений о покушении на кражу, мы будем рассматривать убийство Готовчиц в первую очередь как убийство депутата, во вторую очередь – как убийство журналиста. А при наличии факта проникновения в квартиру без реальной кражи у нас с тобой мозги поплывут, мы начнем искать корыстный интерес, будем трясти мужа убитой на предмет имевшихся у нее ценностей и так далее. То есть преступники наш поиск заранее хотели развернуть в сторону изъятия имущества.

– Тогда почему они ничего не взяли в квартире? – недоумевающе спросил Игорь. – Все было на виду, только руку протяни. Если бы супруги Готовчиц обнаружили пропажу, все было бы куда убедительнее.

– Молодой ты еще, – тяжело вздохнул Гмыря. – Дети у тебя есть?

– Есть, девочка.

– Большая?

– Кроха совсем. Два с половиной годика.

– Вот когда она у тебя подрастет чуток и научится папку с мамкой обманывать, тогда поймешь. Это все сказки, что дети врать не умеют. Врать не умеют только особо умные дети, потому что пытаются мыслить так же, как взрослые. А нормальный ребенок врет так, что тебе и в голову не придет ему не поверить. В его враках отсутствует наша с тобой взрослая логика, и нам его никогда не понять. Что же касается воров, которые проникли в квартиру депутата, то они мыслят на шаг вперед по сравнению с нами. Реальная кража и последующее убийство хозяйки квартиры – примитив. А вот когда вроде бы ничего не взяли, а потом убили депутата, у которой из сумочки тоже на первый взгляд ничего не пропало, то мы с тобой как оглашенные кидаемся шерстить парламент и журналистскую общественность, и только потом, спустя несколько недель, а то и месяцев, нам приходит в голову гениальная мысль о том, что проникновение в квартиру и убийство как-то между собой связаны. И мы так гордимся этой догадкой, мы так радуемся, что оказались умными и проницательными, что с головой бросаемся в поиски грабителей-разбойников, начинаем копать под мужа убитой на предмет спрятанных от общественности денег и ценностей и буквально жилы рвем, отрабатывая эту версию. Мы ее любим, версию эту, мы ее холим и лелеем, потому что она пришла к нам как озарение, пришла после долгих мытарств и бесполезных и безуспешных поисков в других направлениях. Мы упираемся и ни на шаг от своего пути не отступаем. А время идет, между прочим… Нет, Игорек, тот, кто спланировал эту комбинацию, был чертовски хитер и прекрасно знал нашу психологию. Может быть, он сам сыщик или следователь, хотя бы в прошлом. Он все точно рассчитал. Он подумал даже о том, что за версию ограбления мы уцепимся хотя бы для того, чтобы убийство перестали считать политическим и сняли с жесткого контроля. Чем больше я думаю об этом, тем больше прихожу к убеждению, что комбинацию разработал кто-то из наших.