— Не волнуйся, Лунный Охотник, это совсем не сложно. Я тебе помогу. — Похоже, мысли мои четко пропечатались на лбу.
* * *
Дорога извивалась, прижимаясь к скалам. От нее до горных склонов по другую сторону долины тянулся луг, густо поросший изумрудной травой. Кое-где виднелись невысокие заросли кустарника.
— Невероятно. Нигде ничего не посеяно, не вспахано.
— Охотники придут, все разорят. Да еще хозяина могут выследить. — Тхеу показала рукой на ближние к нам кусты. А вот там, кажется, у деда что-то растет. И ничего не заметно. А специально искать охотники не станут. Они сюда отдыхать приходят. А это — Говорящая Скала.
Высокая плоская скала стояла под углом к узкому, метров пять шириной, ущелью, похожему на русло высохшей реки. Из ущелья дул плотный жаркий ветер, больно жалящий крупными раскаленными песчинками. Мы обошли скалу и двинулись дальше по долине, круто снижающейся вниз, и скоро я понял, что за место называют Голодным полем — это было натуральное болото.
От хлюпавшей и колыхавшейся под ногами почвы поднимался тяжелый тухлый пар. Время от времени в воздух с натужным жужжанием поднимались комары, но сразу падали обратно. Густая жесткая коричневая трава доходила до пояса.
— Вот и пришли. Я буду косить, а ты собирай. — Тхеу ударила по рукояти ольхона, и он буквально прыгнул ей в руку. Она присела, отвела руку с ножом в сторону и резко взмахнула над самой землей. Подрезанная у корня трава широким полукругом легла на бок. Женщина сдвинулась на шаг, и снова взмахнула… Вот тебе и «трудно использовать в качестве серпа»! Я еле успевал укладывать.
Минут через десять у нас получилось две крупные копенки почти в человеческий рост.
— Что ты на них смотришь? Утаптывай! — она разбежалась и с визгом прыгнула на одну копешку. Та завалилась на сторону. Тхеу быстро собрала траву обратно в кучу и повторила процедуру «утаптывания». Я последовал ее примеру. Полчаса визга, смеха и возмущенного жужжания комаров, и охапки свалялись до вполне приличного размера. Моя красавица ловко перевязала их веревкой, и мы направились до дома.
Пока под ногами плясал болотный влажный торф, было не до разговоров, но когда мы вышли на дорогу, я догнал Тхеу и спросил:
— Слушай, а правда есть легенда, что дети Луны на земле долго не живут?
— Выброси болтовню этого мальчишки из головы. Ерунда все это.
— Ты знаешь, а по-моему, он прав. Дети Луны не могут жить долго.
— Перестань! — звонко крикнула она.
— Ты меня не поняла, Тхеу. Просто я вспомнил свой вчерашний день. Если бы ты не дала мне рапсодии, я наверняка бы схватил тепловой удар. Если бы попытался напиться водой из Колодца, запросто бы простудился. Или меня сожрали бы ночью комары, или я сдох бы от голода… Май говорил правду. Если бы не ты, я бы уже окочурился.
— Не хочу! — Она бросила охапку на дорогу, приблизилась, провела ладонью мне по щеке. — Лунный Охотник… Я так рада, что решилась тогда позвать тебя… Сперва боялась… А потом позвала.
Я взял ее лицо в ладони, осторожно коснулся губами глаз, носа, губ… Жаль, она не умеет целоваться. Тхеу замерла в моих руках, но пальцы ее уже развязывали пояс рапсодии… Мы опустились на песок…
— О, черт! — и тут же вскочили. Песок успел нагреться как сковорода.
— Пойдем, — рассмеялась Тхеу, — тут-рядом есть уютная щелка…
Метрах в двадцати, под черной отвесной скалой, скрытая от посторонних глаз между двумя многотонными валунами, укромная скалистая площадка нагреться еще не успела, но оказалась на редкость жесткой. Уже через минуту я не выдержал, вскочил, выбежал на дорогу, притащил охапку конопли и бросил на камни. Ложе любви… Господи, как она красива! И смеются карие лучики в голубых глазах, обжигают дыханием губы, нежностью наполнены руки…
— Тихо! — внезапно встрепенулась женщина, зажав мне рот ладонью. — Говорящая скала!
Я прислушался. Шелест. Просто громкий шелест… Но скоро напряженный слух стал различать в нем отдельные шаги, голоса.
— Охотники идут… Они уже в долине…
Уже четко слышались шаги по песку, хорошо различались голоса, даже тяжелое дыхание. На миг все стихло.
— Смотрите, кто-то охапку конопли бросил! Спугнули! Где-то рядом наверняка прячется… Эй, мышонок… Играем в прятки? Мы идем искать!..
Тхеу громко сглотнула, и ее чудесные голубые глаза наполнились ужасом…
Шаги звучали совсем рядом, хрустел песок на дороге, громко шуршала трава. Я потянулся было к своей рапсодии, но женщина немедленно вскинула палец к губам. Пришлось замереть.
— Где-то здесь он, рядом, — послышался буквально над ухом хриплый бас. — А нам как раз дракончик не помешал бы…
Застучал, скатываясь, камень. Тхеу испуганно пискнула и рванула на себя одежду, пытаясь прикрыться, стала извиваться на месте, словно хотела врасти в скалу, утонуть в ее тверди.
— Вот они!
Уютный закуток внезапно заполнился суровыми мужчинами в поношенных рапсодиях, рваных рапсанах, с ольхонами на поясах и длинными темными копьями в руках. Сильная рука отшвырнула меня в сторону, острый гранитный скол больно врезался в бок. Визжащую женщину быстро поволокли наружу, почти все охотники исчезли вместе с ней. Осталось только двое, невысокий мужичонка лет сорока с жиденькой бородкой и высокий, широкоплечий парень лет двадцати пяти. В грудь резко ударило древко копья.
— Крепкий попался, — осклабился парень, — надолго хватит!
Самым гнусным было не то, как болели ушибы в боку и на груди, а ощущение наготы, полной наготы, перераставшее в чувство полной беззащитности. Сознание не желало признавать реальности происходящего, напал полнейший ступор, в голове билась только одна мысль: «Нет, не может быть! Это не я! Не со мной! Это сон…»
Это же сон!!! Это же просто мой сон, черт побери! Это мой сон, и я могу творить в нем все что захочу!
Словно поток живой воды, прокатилось облегчение по телу, отпуская застывшие члены, снимая страх. Сон. Я могу делать все, что захочу. Все очень просто…
Легкое движение руки отбивает в сторону древко копья, нырок под него, ткань рапсодии взлетает вверх, а рукоять лежащего под ней ольхона моей красотки оказывается в моей ладони.
— В капусту изрублю, сволочи! — мужичонка как сквозь землю провалился, но парень продолжал стоять на своем месте, лишь приподняв удивленно брови. Я рубанул его по плечу, но клинок почему-то ударил по оказавшемуся на пути древку копья, оставив на нем глубокую белую зарубку. Второй удар — и еще одна зарубка. Парень усмехнулся, и стал пятиться наружу.
На дороге толпа охотников с хохотом тискала женщину, которая тихонько, сквозь слезы, скулила и пыталась прикрыться руками — рапсодия, затоптанная, валялась в песке. Парень, отступив почти до самой травы, внезапно отбросил в сторону копье и ударил по рукояти висевшего на поясе ольхона. Длинный, изогнутый нож словно сам собой перепрыгнул к нему в ладонь, легко, со свистом, описал сверкающую дугу и тяжело качнулся над оранжевым песком. Парень слегка наклонился, широко расставив ноги, и медленно двинулся вперед.