Свернув на главную улицу, Чингис увидел там распластавшиеся тела, на многих из которых были доспехи, которые так любили надевать самаркандцы. Дверной проем одного из домов был забрызган спекшейся кровью, еще блестевшей на солнце. Перезвон тетивы теперь звучал громче, и, проехав еще пару улиц, хан оказался перед окруженным стеной шахским дворцом. Здесь дым был гуще, хотя огонь, казалось, охватил всего несколько соседних домов. Вероятно, кто-то опрокинул на пол светильник во время драки или перевернул жаровню, когда вломился в дом. Пламя вырывалось наружу, добавляя жара и без того знойному дню. Внезапно заметив появление хана, монголы заметались вокруг стены дворца, словно разъяренные муравьи.
Чингис остановил коня, чтобы понаблюдать, как его воины осаждают владения шаха Мухаммеда. За стеной поднимался холм, украшенный цветниками, а на его вершине высилась громада дворца. То ли по случайности, то ли по замыслу зодчего, стены вокруг дворцового комплекса выходили прямо на улицу. Их непрерывное кольцо разрывали только широкие ворота из толстых железных прутьев. Чингис окинул взглядом бегущую вдоль стены улицу. Дома прятались в густой тени, но выглядели чище, чем он ожидал. Вероятно, жители Самарканда имели под домами выгребные колодцы либо систему сточных канав, по которым нечистоты выводились за пределы города. Когда столько людей живет рядом на ограниченном пространстве, избежать трудностей нелегко, и Чингис начинал понемногу признавать изобретательность самаркандцев.
Из-за нехватки свободного места поставить катапульты возле дворца не представлялось возможным, даже если бы монголы умудрились протащить их сюда сквозь лабиринт узких улиц. Хотя стены едва поднимались на десять футов, самаркандское войско все же заняло выгодную позицию для обороны.
Делая шаг назад, лучшие монгольские лучники пускали стрелу в каждое лицо, что выглядывало через край стены. Возможно, с другой ее стороны имелась площадка. Скорее всего, решил Чингис. Вооруженные люди в доспехах ныряли под стену, прячась за ней от стрел, пролетавших над их головами. На таком расстоянии немногим удавалось спастись, хотя все они имели тяжелые щиты, сотрясали саблями и пытались стрелять из лука из-за прикрытия. Потом Чингис увидел Кокэчу. Шаман вдохновлял воинов на подвиг. На нем была только набедренная повязка, а темно-синие линии на теле создавали впечатление, будто кожа тоже двигалась во время танца.
В присутствии шамана и самого хана монголы, словно одержимые, старались изо всех сил. Они били заостренными кольями по верхнему краю стены, пытаясь обрушить ее вершину. Частично им это уже удалось, и в кирпичной кладке образовалась крупная трещина. Чингис хотел уже дать воинам приказ прекратить это занятие и подождать, пока подвезут катапульты. Если ближайшие дома сровнять с землей, то освободившегося пространства вполне хватило бы для установки платформы. И тогда дворцовую стену легко разрушили бы. Однако, увидев трещину, хан успокоился и передумал. Стене долго не простоять.
Кокэчу, конечно, заметил хана, поскольку тот косил на него глаза. Чингис вспоминал их первую встречу, когда Кокэчу уводил найманского хана за гребень холма, подальше от опасностей битвы. Чингис даровал ему жизнь сроком только на один год, но гораздо больше времени утекло с тех пор. За эти годы шаман возымел большое влияние, став одним из немногих преданных людей, правивших народом под рукой великого хана. Чингис одобрял неприкрытое честолюбие шамана. Оно помогало ему удерживать воинов в благоговейном страхе перед духами, да и кто бы еще мог сказать, что на хане действительно лежит благословение Отца-неба? Победы давались одна за другой, и Кокэчу хорошо справлялся с отведенной ему ролью.
Внезапно Чингис переменился в лице, на ум пришли иные воспоминания. Нечто смутное терзало его разум, в голове вертелись слова, но смысл их пока был неясен. Резким взмахом руки он подозвал гонца, готового в любую минуту исполнить его приказ.
– Отправляйся в лагерь, – велел Чингис юноше со свежим лицом. – Найдешь там мою жену Чахэ и спросишь, почему она вспоминает о моей сестре, когда смотрит на Кокэчу. Все понял?
Гонец низко поклонился и повторил приказ слово в слово. Он не знал, почему хан выглядит хмурым в такой славный день, когда монголы взяли новый город, но приказ хана надлежало исполнить, и воин умчался прочь. Он не задал лишних вопросов и даже не обернулся назад, когда обрушилась дворцовая стена и придавила двоих монголов, не успевших вовремя отойти в сторону. Под холодным взглядом Чингиса шаман подскочил и запрыгал, как полосатый паук, а воины вломились с диким ревом в пробитую брешь в стене.
Чагатай видел, что брат скачет к нему. Большинство воинов разбрелись по полю, где произошла битва, осматривая трупы в поисках добычи, а заодно добивая тех, кто еще подавал признаки жизни. Но небольшая группа воинов и командиров Чагатая осталась возле него, избавив от необходимости обращаться к ним за помощью. Они понимали, зачем едет Джучи, и потихоньку двигались ближе к Чагатаю. Многие из тех, кто был постарше, предусмотрительно вложили мечи в ножны. Несмотря на язвительные усмешки и грозный упрек Чагатая, взрослые мужчины предпочли не светить оружием перед полководцем, при котором всегда находился верный ему клинок. Однако самоуверенная молодежь держалась ближе к своему командиру. С надменной гримасой на лицах юные воины подняли оружие так, чтобы его хорошо было видно. Их совершенно не волновало, что Чагатай бросил брата в бою. Их преданность не предназначалась для внебрачного сына. Они хранили верность только законному наследнику, который однажды сам станет ханом.
Но Джучи ехал не один, и, видя его людей, занервничали даже молодцы Чагатая. Его личные телохранители не принимали участия в битве, но те, кто оберегал жизнь Джучи, с головы до ног пропитались вражеской кровью. От них за версту веяло потом и смертью, и, когда они подъехали ближе, глумливые ухмылки быстро исчезли с лиц юнцов Чагатая. Дело принимало крутой оборот. Джучи трясло от переполнявших его эмоций, и он уже убивал в тот день.
Джучи не остановился перед людьми Чагатая. Не сводя с брата глаз, он направил коня прямо на двоих воинов, оказавшихся у него на пути, едва не сбив их. Замешкайся он хоть на мгновение, и воины взяли бы себя в руки и задержали бы его. Но Джучи не остановился. Он промчался мимо еще двоих всадников, пока один из командиров не развернул своего скакуна поперек пути, встав между Джучи и Чагатаем.
Командир был одним из тех, кто убрал оружие, не желая кровопролития. Очутившись под мечом Джучи, он обливался потом, надеясь, что тот не ударит его. Джучи медленно перевел взгляд со смеющейся физиономии брата на человека, преградившего уму путь.
– Уйди с дороги, – сказал ему Джучи.
Командир побледнел, но покачал головой. Джучи слышал смех Чагатая, и его кулак крепче сжался на рукояти с головой волка.
– У тебя трудности, брат? – выкрикнул Чагатай, злобно сверкая глазами. – После такой грандиозной победы? Тут, кажется, слишком много нервных рук. По-моему, тебе лучше вернуться к своим воинам, пока не случилась неприятность.